Рыцари пятого океана - Андрей Рытов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Командование оставило его на второй срок. И надо было видеть, как самоотверженно дрался этот человек. Приезжает однажды с соседнего аэродрома командир одной из авиационных групп Баранов и спрашивает:
- Кто из ваших летал на "пятьдесят пятом"?
В то время каждый самолет имел на фюзеляже хорошо заметную белую цифру. Это нововведение принадлежало Благовещенскому. Сделано оно было для того, чтобы ведущий всегда знал, кто рядом с ним дерется. Баранову ответили:
- Летчик Н.
- Можно его видеть?
- А почему бы и нет? Вон он идет.
К Баранову подходит высокого роста парень, лицо загорелое, нос с горбинкой, в глазах недоумение.
- Вы сегодня летали на "пятьдесят пятом"?-спрашивает его Баранов.
- Я. А что?
- Голуба моя! - и Баранов, широко распахнув объятия, облапил летчика, расцеловал. - Да вы же мне жизнь спасли!
- Что вы, что вы, - смутился летчик. - Просто так получилось...
Что же произошло? В воздушном бою Баранова основательно потрепали. На .малой скорости он шел домой. И вдруг откуда ни возьмись пара вражеских истребителей. Одна атака, другая. Японцы любили нападать на подбитые самолеты. Тут уж победа наверняка обеспечена.
Как раз в это время возвращался на свой аэродром и летчик Н. Увидев товарища в беде, он пристроился одному из нападающих в хвост и короткой очередью подсек его. Японец загорелся и потянул к земле. Другой сразу смекнул, что пахнет жареным, развернулся и, резко спикировав, ушел. Наш истребитель не стал его преследовать: кончились патроны, да и горючее было на исходе.
На всякий случай Н. проводил Баранова до дому, приветственно покачал крыльями и только после этого вернулся на свой аэродром. Он честно выполнил закон боевого братства.
Так летчик Н. решительно и смело наступил на горло страху. Позже он был награжден многими боевыми орденами, а за участие в финской кампании удостоен звания Героя Советского Союза.
А вот второй случай.
Захожу как-то к Павлу Федоровичу Жигареву. Вижу, злой он, широкими шагами меряет комнату и что-то говорит. У стола, склонив голову, понуро стоит командир группы бомбардировщиков Тимофей Хрюкин и теребит в руках карандаш. На нем желтая безрукавка, на лбу выступили капельки пота. Стояла невыносимая жара, и даже открытое окно не помогало от нее избавиться.
- Нет, ты только полюбуйся на него, - с укоризной в голосе говорит мне Жигарев, кивая на Хрюкина. - Растерял всех своих летчиков и сам только случайно остался живым.
Заложив руки за спину, Павел Федорович еще раз пробежал от стола до двери и обратно, остановился перед Тимофеем и, чуть ли не тыча в лицо рукой, гневно спросил:
- Где теперь искать ваших летчиков, где? Потом отошел от Хрюкина и, обращаясь ко мне, распорядился:
- Все. К чертовой матери! Отправить его в Москву.
Я толком еще не знал, что произошло, и пока старался сохранять нейтралитет. Хрюкин был мне известен как очень опытный летчик и хороший командир. Слыл он за храбреца и пользовался у подчиненных большим уважением. Поэтому я спокойно спросил Жигарева:
- А что же все-таки произошло, Павел Федорович?
- Этот молодец, - поостыв, сказал Жигарев, - завел двенадцать самолетов за облака и там растерял их, как беспечная наседка теряет цыплят в крапиве.
- А куда он их собирался вести? - прикинулся я неосведомленным.
- Разве не знаешь? Тоже мне комиссар, - переводя разговор на шутливый лад, продолжал Жигарев. - У Нанкина скучились японские военные корабли. Вот и задумали ударить по ним. А вышел конфуз...
Оказалось, Хрюкин не учел, что в этот район его летчики ни разу не ходили. Попав в облака, они растеряли друг друга. Домой нашли дорогу только три экипажа. Остальные приземлились где попало. Поэтому было от чего вскипеть Жигареву и потерять дар речи даже такому храброму человеку, как Тимофей Хрюкин.
- Тимофей Тимофеевич, - осторожно старался я заступиться за Хрюкина, дал, конечно, маху. Не зная броду, не суйся в воду - гласит народная пословица. Наказать его, может быть, и следует. Но ведь сделал он это не по злому умыслу. Хотелось как лучше, а получилось...
- Хотел, хотел... Из добрых побуждений кафтана не сошьешь, - стоял на своем Жигарев.
- Да ведь и мы с вами, Павел Федорович, немножко виноваты. Погоду знали, подготовку летчиков тоже. Однако вылет не запретили, наоборот, подбадривали: давай, давай...
- А у него на плечах своей головы нет? - кивнул Жигарев в сторону Хрюкина.
- Как нет? - Заметив перемену к лучшему, я уже решительнее встал на защиту Тимофея Тимофеевича. - Есть, да еще какая - забубенная!
- Во-во, забубенная, - подхватил это слово Жигарев и едва заметно улыбнулся.
О Хрюкине мне еще в Москве, перед отъездом в Китай, рассказывал Павел Васильевич Рычагов. Они вместе воевали в Испании.
Родился Тимофей Тимофеевич в 1910 году в Ейске. Дед его был ломовым извозчиком, отец каменщиком, мать, из семьи рыбаков, работала прачкой. Прокормить большую семью в городе оказалось не под силу, и семья Хрю-киных переехала в станицу. С восьми лет Тимофей гнул спину на богатых казаков, потом сбежал из дому и два года беспризорничал.
Молотобоец в железнодорожном депо, чернорабочий, грузчик-таковы его первые трудовые университеты. До пятнадцати лет он был неграмотным. Поокрепнув, закончил школу взрослых и потом поступил во вторую военную школу пилотов в Ворошиловграде. Это и предопределило дальнейшую судьбу Хрюкина - он навсегда связывает свою жизнь с авиацией.
Когда развернулись бои республиканцев с франкистами, Тимофей Хрюкин одним из первых подал рапорт, чтобы его направили в Испанию. Воевал он крепко, заслужил боевые награды.
И вот теперь Хрюкин в Китае. Сражался он с японцами храбро, и нельзя было остаться безучастным к его судьбе, если даже он допустил оплошность в трудных обстоятельствах. Словом, мне удалось настоять, чтобы его не откомандировывали в Москву. Позже за участие в уничтожении японского авианосца ему было присвоено звание Героя Советского Союза, а китайское правительство наградило его орденом.
Мне довелось потом немало поработать вместе с Тимофеем Тимофеевичем Хрюкиным, ставшим командующим воздушной армией, дважды Героем Советского Союза. Я все больше убеждался, какой это талантливый военачальник и по-настоящему партийный человек.
Возвращение
Однажды на аэродроме в одной из летных групп я проводил собрание землячества. Сейчас этот термин звучит несколько странно. Но там, на чужой земле, мы не имели возможности собирать коммунистов и комсомольцев - такова была обстановка. Поэтому практиковались так называемые собрания землячества.
Сидели мы в зале столовой, не спеша пили крепкий чай и вели разговор о своих житейских делах. Но вот приехал Жигарев, отозвал меня в сторону и сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});