Узник моего сердца - Пейдж Брэнтли

Николетт услышала голоса за дверью. Вряд ли это имеет отношение к ней. Она лежала на кровати, полная тоски и печали. Когда дверь скрипнула и отворилась, девушка подняла голову и с удивлением увидела, что в комнату вошла молодая хозяйка замка. Николетт резко села на постели.

– Меня зовут Адель, – сказала молодая женщина, подходя к пленнице и протягивая руку для приветствия. – Могу ли я чем-нибудь помочь вам?

Николетт посмотрела прямо в глаза Адель. Они казались добрыми и сочувствующими.

Никогда еще Николетт так не нуждалась в ком-нибудь, чтобы разделить свою тоску и печальные предчувствия. Со слезами на глазах она сжала обеими ладонями протянутую руку женщины.

– Как ужасно все, что произошло с вами, – Адель присела рядом с Николетт. – Сеньор рассказал мне, что вас обвинили ложно, и теперь вы несправедливо несете наказание.

Николетт не знала, что ответить. Она чувствовала себя такой беззащитной перед лицом доброты. А то, что сказал о ней де Фонтен? Возможно, он не такое уж чудовище, каким порой кажется…

– Он рассказал мне, как ужасно с вами поступили, – продолжала Адель. – Лишили всей одежды, кроме этого рубища.

Комок подступил к горлу Николетт.

– А мои волосы, – она вздрогнула всем телом от подступивших рыданий. – Мои длинные волосы…

Адель тоже гордилась своими каштановыми волосами, поэтому горе девушки было ей хорошо понятно. Хозяйка замка нежно обняла хрупкие плечи пленницы.

– Но они обязательно отрастут. И станут такими же длинными и красивыми, как прежде. Помню, одной из моих служанок остригли волосы, когда та заболела. Они отросли за год. Она была так рада вновь заплетать косы!

На ощупь балахон пленницы походил на шершавый язык коровы. Адель неожиданно почувствовала, как ее охватывает гнев при виде подобной жестокости.

– Как они могли так поступить! Зимой вы просто умрете от простуды!

Когда Николетт, облегчив душу рыданиями, вновь обрела возможность говорить, она рассказала о ненависти мужа, об ужасной клевете Изабеллы.

Альбер стоял за дверью, прислушиваясь к исповеди. Через некоторое время в коридоре появились две служанки с охапками одежды в руках. Они остановились, ожидая госпожу, завязали разговор с Альбером.

Одна из служанок – светловолосая, голубоглазая, с голосом, сладким, как пение птички, так покорила молодого человека, что он уже не слышал ни слова из разговора Адель и Николетт. Парень тут же решил произвести впечатление на служанок рассказами о Париже и его соблазнах, и это имело удивительный успех.

– Я знаю, – сказала Адель, – вы привыкли к таким роскошным платьям, каких я никогда и не видела. Но если вы согласитесь принять одно из моих платьев, я прикажу его принести. Оно мне очень нравилось, я охотно носила его еще до того, как родила двоих детей. Оно удобное – сшито во Фландрии, довольно теплое. У меня есть также подходящее белье – ночная сорочка, юбки, платок, чепец. Я очень хочу предложить это вам.

Доброта Адель тронула Николетт до глубины души. Со смущением пленница подумала о своем собственном поведении – как часто она бывала жестока и неразумна! При дворе Филиппа не существовало доброты. Все слишком эгоистичны, слишком богаты, слишком любят самих себя.

– Как я могу отблагодарить вас? – в голосе Николетт звенели слезы.

– Не нужно. Я думаю, что вы… Это уже достаточная награда, – Адель улыбнулась, погладила девушку по плечу. – Я позову служанок, – она пошла к двери.

Альбер уже не мог остановить своих собеседниц и беспомощно смотрел, как те входят в комнату пленницы, повинуясь приказу хозяйки. Стоит войти одной женщине, как их уже целая стая – с ворохом полотенец и кувшинами теплой воды.

Альбер встревоженно ходил взад-вперед, слушая хихиканье, радостные возгласы… Интересно, что об этом скажет хозяин?

Поскольку Франсуа Кашо в это время был довольно беспомощен, то не нашел ничего лучшего, как занять своего гостя беседой. Темы были неиссякаемы: от недовольных андлуских торговцев до слухов о том, что англичане вступают в союз с предателями-баронами Северной Франции, а также с фламандцами.

Пока они попивали вино и оживленно беседовали, запах готовящейся пищи все сильнее разносился по дому. Слуги начали ставить оловянные тарелки на длинный дубовый стол. Затем появилась старая служанка с морщинистым лицом, которая принесла скатерть. Подобная роскошь позволялась лишь во время приезда почетных гостей. Слугам пришлось переставить все тарелки на угол стола, затем расставить заново. Когда женщина пошла к двери, молоденькая служанка с непослушными рыжими волосами, уложенными кольцами, показала ей в спину язык.

Служанка, суетясь возле стола с недовольным и весьма глупым лицом, чуть не сбила с ног парня, принесшего хлеб. За горой караваев, уложенных на огромном блюде, виднелись только худые ноги в обвисших на коленях штанах. Парень негромко выругался, балансируя, словно канатоходец, но не уронил ни одного каравая. С кухни доносились женские голоса, обсуждающие приправу и соус к основным блюдам. Лэр чувствовал себя легко и уютно. Крепкое красное вино разогрело кровь. Кашо оказался приятным и интересным собеседником. Запах пищи, домашний уют – все замечательно. Кашо, как узнал Лэр, занимается садоводством. Франсуа долго и вдохновенно рассказывал о своих яблонях, селекционных опытах.

– Особенно многому я научился у монаха из аббатства Сен-Северин. Позже вы обязательно попробуете мое яблочное вино. Замечательный вкус! Наш священник, отец Георг, обожает мои яблоки. Вы увидитесь с ним за ужином. Вместе с ним мы совершенствуем процесс брожения. Впрочем, лучше попробовать, а не слушать мои бахвальства.

Как и предсказывал Кашо, священник появился как раз к ужину. Хрупкий, еще молодой человек с длинным носом и благожелательной улыбкой. После знакомства с Лэром отец Георг занял место среди вассалов лорда. Адель появилась как раз вовремя, чтобы проследить за тем, как муж доберется до стола с помощью двоих слуг.

Ужин начали с пирогов, начиненных курятиной и бараниной, за ними последовал говяжий бульон. На деревянных блюдах принесли огромные куски жареной свинины, в качестве приправы подали сухие бобы, горох, квашеную капусту. На десерт были пончики, плавающие в медовом сиропе, и яблоки в миндальном молоке. Промочить горло между блюдами можно было крепким вином или сидром.

Адель сидела за столом рядом с мужем. Молодой Кашо с гордостью за свое хозяйство потчевал гостей. Он вспомнил о том, что раньше за ужином играл на лютне мальчик.

– Но, к сожалению, пальцы парня попали под яблочный пресс. Сейчас он не играет даже для самого себя.

Адель наклонилась к Лэру: