Письма (1876) - Федор Достоевский

Ваш по-прежнему Федор Достоевский.

681. А. П. ФИЛОСОФОВОЙ

11 марта 1877. Петербург

Пятница 12 (1) марта 1877 г.

Многоуважаемая Анна Павловна,

Благодарю Вас за Ваше радушное приглашение: буду иметь большое удовольствие явиться к Вам в субботу к 5 часам. Я ем скоромное, как и Вы. Стихи прочел, не совсем понравились, потом скажу, почему. А пока весь Ваш

Ф. Достоевский.

(1) описка, следует: 11

682. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ

29 марта 1877. Петербург

Многоуважаемый Михаил Александрович,

Тут корректуры и тексту несколько на 2-ю главу (до 19-го полулистка). Дальше продолжение доставлю еще завтра. Сверх того несколько адрессов. Желаю, чтоб дошло до Вас в точности.

В<аш> Ф. Достоевский.

683. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ

30 марта 1877. Петербург

Любезнейший Михаил Александрович,

Посылаю продолжение и окончание 2-й главы, от 21 по 34 странички. Много ли будет? Очень бы желательно знать. И разберете ли Вы? Ох, надо бы торопиться. Зайду (1) вечером сам.

В<аш> Ф. Достоевский.

30 марта.

(1) далее было начато: в 6-м

684. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ

31 марта 1877. Петербург

31 марта.

Многоуважаемый Михаил Александрович,

Посылаю Вам немного тексту на "Главу третью". 1) "Похороны "Общечеловека"". Причем прилагается частное письмо, из которого надо в обозначенном месте сделать выбор. Напечатать письмо петитом, все первые три страницы, а последнюю страницу и всё, что в первых зачеркнуто, не печатать. Очень прошу Вас не затерять и не разрывать письма, а непременно и скорее ко мне возвратить.

Главное же, прошу Вас, любезн<ый> Михаил Александрович - сделайте мне расчет как можно вернейший и точный: сколько у нас страниц всего, то есть с доставленной теперь частью третьей главы, и много ли еще надо написать страниц. Поймите, как это для меня важно, и пришлите мне расчет в продолжение дня.

Прилагаемая корректура (1) была мерзейшим образом в типографии продержана, а потому заняла у меня вдвое времени. При расчете страниц обратите внимание и на вставку в корректуре.

В<аш> Ф. Достоевский.

(1) далее начато: 2-й

685. M. А. АЛЕКСАНДРОВУ

31 марта 1877. Петербург

Любезнейший и многоуважаемый Михаил Александрович,

Вот Вам окончание №. 5 страничек тексту (с 38 по 42 стран. включительно), составляющих по моему расчету непременно 2 1/2 страницы печатных "Дневника". Но нужно 3 1/2 страницы.

А потому для этой последней третьей недостающей страницы и прилагаю объявление о "Русской старине".

Затем сами будете видеть: если все-таки будет недоставать, то каким-нибудь образом растяните в печати объявления о "Р<усской> старине" и наше.

А если окажется слишком много текста, то можно кой-что сократить в объявлении о "Русской старине" по примеру прошлого месяца, да и само объявление стеснить. Если же можно и совсем обойтись без объявления о "Р<усской> старине", то, пожалуй, и не печатайте.

Ради бога, выручите. Я уже более не способен писать ничего на этот №, да и голова трещит.

Жму Вам руку

В<аш> Достоевский.

Р. S. Выйти непременно надобно послезавтра в субботу 2-го апреля. Цензор не выкинет ни слова.

На обороте: Михаилу Александровичу Александрову

686. А. Ф. ГЕРАСИМОВОЙ

16 апреля 1877. Петербург

С.-Петербург, 16 апреля 1877 г.

Многоуважаемая А. Ф.

Я был болен и занят весь месяц, но хоть я и теперь очень занят, так что не имею возможности отвечать на письма, но на Ваше письмо, от 15 марта, не могу отказать себе в сердечной потребности черкнуть Вам хоть два слова (хотя Вы и не требовали ответа). Мне хотелось Вам только выразить, что из второго письма Вашего я узнал Вас вдесятеро больше, чем из первого, и неудержимо желаю Вам высказать, что глубоко уважаю Вас. То, что Вы говорите о Вашем отце (который, хотя невольно, но всё же причиною Вашего тяжелого положения), о том, что он хотя и не образован, а лучше многих образованных, о том, как Вы его любите и боитесь огорчить, - все это рисует Вашу прекрасную и твердую душу. Не удивляюсь после того, что жених Ваш (которого Вы не любите) так дорожит Вами. Решение Ваше выждать шесть месяцев превосходно. Много воды утечет до тех пор, а там как бог пошлет. Я во всяком случае, чем только могу, буду служить Вам. В половине мая выеду из Петербурга, но к концу августа буду в Петербург обратно (кроме того, буду на 10 дней в конце нюня). Во всяком случае я еще раньше шести месяцев буду в Петербурге.

А засим Вас глубоко уважающий Ф. Достоевский.

687. С. Е. ЛУРЬЕ

17 апреля 1877. Петербург

Петербург 17 апреля/77.

Многоуважаемая и добрейшая Софья Ефимовна,

Я всё нездоров, и всё в хлопотах, и из сил выбился. Думал, выпустив №, отдохнуть и всем ответить на письма (Вам первой), но столько прибыло новых писем, требовавших самого немедленного ответа из-за самых разнообразных, но не терпящих ни малейшего отлагательства причин, и столько явилось новых посетителей, из которых иные до того странные, что не было возможности не развязаться с ними как можно скорее, - что на это и ушло всё мое время (и уходит здоровье), и только теперь я схватываю несколько минут, чтоб Вам ответить. Во-первых, спасибо за то, что Вы так ко мне привязаны. А во-вторых - напечатал я о Гинденбурге по Вашему письму: не повредил ли Вам этим чем-нибудь в Вашем кругу? Сомнение это зародилось во мне только теперь. Когда я писал и печатал, в соображении моем были только Вы, а теперь думаю и про всю Вашу среду. Уведомьте меня, и если я чем-нибудь Вас огорчил или рассердил, то простите.

Ваше письмо очень любопытно, но, главное, Вы спрашиваете: что Вам делать при семейном разногласии, особенно по вопросу об экзамене? Мое бы мнение такое: не будьте с родителями жестки, не идите слишком напролом; ведь всё равно их мнений Вы не переделаете, а между тем они всё же Вам родители, отец и мать, и не можете же Вы поступить с ними жестоко и растерзать их сердца. Если любите несчастных и хотите служить человеколюбию, то знайте, что самое высшее несчастие в том, если (1) люди хорошие, добрые и великодушные не понимают или перестают понимать, вследствие своей среды и прежней жизни, известных идей и вступают в явное разногласие даже с теми, которых желают любить и осчастливить. Всего чаще это встречается между отцами и детьми. Без сомнения, и Вы не можете отдать в жертву всё свое и все самые дорогие свои убеждения, но всё же Вы должны быть снисходительны и сострадательны к ним до последнего предела. В этом настоящий подвиг человеколюбия, и нечего рваться куда-нибудь далеко на подвигом человеколюбия, тогда как он всего чаще у нас дома, перед глазами нашими. Не знаю Ваших теперешних отношений, но нельзя ли Вам, во-1-х, стать с ними мягче, а во-вторых, обещать им что-нибудь, но не сейчас, отзываясь тем, что Вы еще молоды и что хоть год, а Вам надо еще побыть одной. Про образование же, про экзамены, (2) конечно, решите чем-нибудь удобнее (и в свою пользу), если уничтожите жестокость отношений с Вашими родными и сойдетесь с ними. Но обещайте им что-нибудь непременно. Через год же много воды утечет. Кстати, насчет Вашего рассказа о 12 и 30 тысячах руб. приданого скажу лишь, что я не совсем понял причину Вашего гнева на жениха. Мне кажется, он лишь самым наглядным и простым образом выразил тем, что любит Вас больше денег, потому что, хоть и мог бы взять невесту в 30000, но не хочет, а берет лишь невесту с 12-тысячным приданым, (3) потому что любит не деньги, а ее самое. Вот как я понимаю из Вашего письма, или тут что-нибудь мне неизвестное. Вы спрашиваете: что же бы он сказал, если б у меня не было и 12000 руб.? По-моему, тоже самое, то есть хочу эту девушку даже и без приданого, потому что люблю ее самое, а не приданое. Ведь не виноват же он, что за Вами есть 12000 приданого? Впрочем, главное не в том, а в том: мил ли он Вам и по мыслям ли Вам или нет? Если нет, то, конечно, не выходите, хотя вспомните, что в Ваши лета нельзя и трудно судить людей без ошибок.

Насчет Виктора Гюго я, вероятно, Вам говорил, но вижу, что Вы еще очень молоды, коли ставите его в параллель с Гете и Шекспиром. "Les Misйrables" я очень люблю сам. Они вышли в то время, когда вышло мое "Преступление и наказание" (то есть они появились 2 года раньше). Покойник Ф. И. Тютчев, наш великий поэт, и многие тогда находили, что "Преступление и наказание" несравненно выше "Misйrables". Но я спорил со всеми искренно, от всего сердца, в чем уверен и теперь, вопреки общему мнению всех наших знатоков. Но любовь моя к "Misйrables" не мешает мне видеть их крупные недостатки. Прелестна фигура Вальжана и ужасно много характернейших и превосходных мест. Об этом я еще прошлого года напечатал в моем "Дневнике". Но зато как смешны его любовники, какие они буржуа-французы в подлейшем смысле! Как смешны бесконечная болтовня и местами риторика в романе, но (4) особенно смешны его республиканцы - вздутые и неверные фигуры. Мошенники у него гораздо лучше. Там, где у него эти падшие люди истинны, там везде со стороны Виктора Гюго человечность, любовь, великодушие, и Вы очень хорошо сделали, что это заметили и полюбили. Особенно что полюбили фигуру l'abbй Myriel. Мне это ужасно понравилось с Вашей стороны.