Сила басурманская - Сергей Панарин

– Пусть наш дружинник вызовет любого из двоих претендентов на суд меча, – закончил Близорукий.

– Мы так не… – заныл было здоровяк, но воевода успел положить руку на его плечо, заставляя заткнуться.

– Не будем оттягивать решение сего вопроса. – Князь плюхнулся на трон. – В полдень на дворе перед моим теремом. Никаких зевак. Дружина, бояре, мы и спорщики. А сейчас все свободны!

Народ потянулся к выходу.

Юрий процедил сквозь зубы:

– Кто-нибудь приведите строптивую девчонку. А ты, бугай, либо выбей дух из поединщика, либо умри. Иди готовься. Бранибор, объясни этому тупому куску мяса, кого лучше вызвать.

Воевода будто лимон лизнул, но поклонился князю, потащил Теребилу прочь из залы.

– Чего ты мне насоветовал? – спросил Близорукий мудреца, когда они остались наедине.

– Княже, мне жаль, что ты не позвал меня ночью для обдумывания рассказа Влесослава, – спокойно начал советник.

– Погоди, – остановил его Юрий. – Эй! Подать сюда Влесослава! Давай дальше.

В дверях нарисовался и тут же исчез слуга, а мудрец продолжил:

– Путь, избранный тобой, таит великую опасность разоблачения. Теребило бестолков. В темнице сидят два самых известных богатыря Эрэфии. Ранее ты говорил, что пообещал им за Лихо золотой ключ. Витязи исполнили твое условие, умертвили чудище. Теперь ты не хочешь держать слово.

– Не береди!

– Что ж, ныне Теребило может одолеть кого-то из них, если они так плохи после встречи с Лихом. А второй?

– Ну, и второго… того. – Мозговский князь заерзал, как уличенный в хулиганстве школьник.

– А где же справедливость? – Советник прищурился.

– Не могу я отдать ключ, он слишком важен, ты же знаешь! – вспылил Близорукий. – Он должен остаться у нас!

– Дай его на время. Парни надежные, судя по их деяниям.

– Боги мои! – страдальчески простонал князь. – И это мой мудрец!

Стали ждать Рогнеду, не говоря больше ни слова. В пустом зале слышалось жужжание пары мух. «Уже ноябрь начался, а мухи живы. Природа сошла с ума», – с грустью подумал Юрий.

Вошла княжна.

– Я тебя собственноручно выпорю, – пообещал владетель Мозгвы.

– Непотребством больше, непотребством меньше, – со спокойной дерзостью сказала дочь.

– Захлопни рот, непутевая! – заорал Юрий. – Нынче же твоих богатырей… А это кто?!

Следом за княжной двигался Колобок, и из-за подола его не было видно, теперь же, когда девушка остановилась, каравай выкатился к подножью трона.

– Это Хлеборобот, – представила Рогнеда.

– Дуреха! Голова Лиха! Беги от него, богомерзкого!

Близорукий был в ужасе, советник же рассматривал Колобка с нескрываемым любопытством.

– Прости, княже, только сия диковина никак не может быть головой Лиха, – изрек мудрец.

– Почему? – Юрий пустил петуха.

– По двум причинам. Во-первых, не видно никакой шеи либо отверстий и среза. Во-вторых, я читал об этом существе в научном трактате древних супругов-многознатцев Сусекских-Скреби.

Хлебец ловко отрастил ручки, захлопал в ладошки:

– Вот! Приятно встретить ученого человека в этом вертепе мракобесия и предрассудков! Позвольте узнать ваше имя, мудрейший!

– Розглузд. – Советник удостоил каравая легким поклоном.

– Проходной двор, – почти прошептал Юрий, держась за сердце. – Так это тебя Влесослав за башку Лиха принял?

– Очевидно, меня. Ваш распорядитель зело суетливый тип. Не от ума оно, не от ума.

Розглузд тихо рассмеялся. Рогнеда улыбнулась.

– Что ты лыбишься? – спросил князь у дочери. – Заварила кашу. Мое имя доброе под удар подставила. Какая слава пойдет о Мозгве после путаницы с лихоборцами?

– Не я ее начала. – Девушка упрямо насупилась.

– Стало быть, не ты ее закончишь.

Близнецов Емельяновых вывели на внутренний двор княжьего терема. Если фасад был идеально белым, то задняя часть дворца носила следы изрядной потасканности и небрежения. На некогда молочной стене расплылись черные подтеки, до окон первого этажа все было заляпано грязью. Вонь стояла несусветная. Тут и гниющая требуха, и вылитое кислое молоко, и много чего еще, выплеснутого из ночных ваз.

Иван поддерживал Егора. Ефрейтора качало, как на палубе при шторме, но, выбравшись из темницы, он почувствовал себя намного лучше. Рана перестала гноиться, черный цвет почти отступил, опухоль уменьшилась.

– Эх, братка, я сейчас, наверное, даже ложку не поднял бы. А хотелось бы… – пожаловался Егор.

– Думаешь, расстреляют, не накормив? – вяленько сострил Старшой.

Центр двора представлял собой замощенную неровным камнем площадку. Ее обступили кольцом бояре да дружинники во главе с воеводой, внутри прохаживался хмурый князь. Рогнеда топталась рядом, прижимая к лицу кружевной платок. Возле крутился Колобок.

При приближении братьев в сопровождении охраны круг разомкнулся, люди пропустили Емельяновых внутрь.

Каравай подкатился к дембелям:

– Привет узникам!

Старшой отыскал глазами Неслуха-летописца. Его вытащили из книгохранилища, чтобы он мог достоверно описать нынешнее событие. Мужичок робко махнул богатырям в знак поддержки.

Егор глядел на Теребилу. Быкообразный боец стоял, широко расставив ноги и положив ручищи на большой меч. Сапоги, кожаные штаны, безрукавная кольчуга.

– А, качок, – презрительно усмехнулся ефрейтор Емеля. – Я таких на ковре в считанные секунды раскладывал. Горы мускулов и реакция, как у забора.

Здесь Егор пригорюнился, вспомнив: отпусти его брат, и он упадет без всякого боя.

Юрий Близорукий жестом убрал Рогнеду с круглого пятака и произнес короткую речь:

– Есть две стороны, утверждающие, что одержали победу над Лихом Одноглазым. Это наш добрый воин Теребило и пришлые парубки Егорий да Иван. По обычаю доброй Эрэфии, если кто-то захочет повиниться, признав свою ложь, то Правда воцарится бескровно. Иначе же быть ристалищу!

– На букву «д», – добавил Иван.

– Что ты сказал? – Князь понадеялся, что близнецы отступятся.

Старшой повысил голос:

– Я говорю, у нас с тобой был договор. Мы с братом побеждаем Лихо, а ты отдаешь нам золотой ключ. – Старшой заметил, как охнула удивленная и рассерженная Рогнеда. – Мы свою часть соглашения исполнили, Егор чуть дуба не врезал. Гони ключ. А этого истукана я впервые вижу.

Народ посмеялся над Теребилой.

– Я бы рад, ан где доказательство вашей победы? – спросил Юрий.

Иван усмехнулся:

– Надо было трупешник притащить, да, братан? А что, князь, слово богатырское в твоей Мозгве ничего уже не значит?

– Значит, – недобро улыбнулся Близорукий. – Но есть ваше слово и слово Теребилы.

Великан почесал макушку и изрек:

– Э… Да!

– Да ладно, землячок, тебя там и рядом не стояло, – отмахнулся Старшой. – Не позорься, признай вранье.

Прежде чем качок успел сморозить какую-нибудь глупость, вклинился Юрий, поправляя соболью шапку-блин:

– Слово супротив слова. Этот спор разрешится поединком!

– Эй, а если свидетели есть? – подал голос Хлеборобот.

– Ты, что ли?

– А то! Я все наблюдал, как говорится, изнутри. – Колобок подмигнул братьям.

Князь помахал перстом:

– Нет, странное существо без тулова, свидетель должен быть человеком.

– Иди ты в сопло! Притеснение по расовому признаку! – возмутился Иван, понимая, что драться с эрэфским бодибилдером придется именно ему, Егор-то беспомощен.

Каравай тихо пробормотал близнецам:

– Давайте отступимся и признаем себя лжецами.

– Еще чего! – Егор чуть не упал. – Правда восторжествует.

– Ну, мое дело предложить, – тоном умывшего руки адвоката сказал Колобок.

– Нет больше свидетелей? – насмешливо поинтересовался Юрий.

За кругом началось какое-то движение.

– Княже, княже! Княжна Рогнеда! Нашелся, нашелся Влесослав! – наперебой кричали слуги, тащившие под руки распорядителя. Зеленый кафтан был расстегнут, штаны кое-как натянуты на бедра.

Бояре да дружинники пропустили процессию в круг.

– Ты где прятался, змей подколодный? – рявкнул Близорукий.

Тут Влесослав узрел Хлеборобота, вырвался и под общее ржание убежал, поддерживая сползающие штаны и вопя:

– Голова! Голова!

– Чего это он? – спросил Егор.

– Голова болит, наверное, – выдвинул гипотезу Иван.

Князь свистнул, прекращая веселье:

– Быть бою. Кого ты выбираешь, Теребило?

– Это… Того, который поздоровее. – Богатырь указал ручищей на покрытого испариной, шатающегося ефрейтора Емелю.

Дружинники и несколько бояр засвистели. Только слепой не увидел бы плачевного состояния Егора.

– Дайте этого щегла мне, я сотру его в муку! – воинственно заявил Колобок, спровоцировав очередной приступ хохота зрителей.