Звучание сердец (СИ) - Волчек Дарья

Хватит на сегодня уничижений. Все равно этим ничего не исправишь. Просто нужно признать, эта история не тронула людей так же сильно, как тронула мою душу.

Тонкая занавеска призывно колыхалась, приглашая выйти на балкон, вдохнуть прохладного воздуха ночного города. Выйдя на балкон, я тяжело опустилась в плетеное кресло, поджала под себя ноги, опуская подбородок на колени, и закрыла глаза. Мне явно нужен отдых. Эмоциональная разгрузка.

Я очень устала. Работа почти без выходных, постоянное написание глупых статей, неудачный писательский дебют, и это все щедро приправлено непрекращающимися репетициями соседей. И эти глаза цвета лазури, опасные, как пучины океана и такие же притягательные… Всё это порядком измотало и оставляло в душе сплошной раздрай. Хотелось отправиться в отпуск, куда-нибудь к тёплому морю, бесполезно валяться в гамаке и ни о чем не думать. Как же хотелось этого…

— Чего пригорюнилась, лисичка?

Хриплый знакомый голос выдернул из тяжких раздумий. Я оторвала подбородок от коленей, приподнимая тяжёлую голову.

— Настроение не очень, — нехотя промямлила я. — А тебе то что?

Я увидела загадочно поблескивающие в лунном свете глаза и кривую ухмылку. Балкон стал заколдованным местом встреч, к которому тянулось всё моё естество. И даже сейчас я шла на балкон, втайне надеясь застать его здесь. Даже втайне от себя.

Не проходит и дня, чтобы я ни встретила здесь Богдана и не перекинулась с ним хотя бы парой язвительных слов или шуточек. Притом что с парнями из его группы мы нередко сталкивались на улице, а с Семеном несколько раз встречались в супермаркете, и, возвращаясь домой, весело болтали ни о чем. И только с Богданом я встречалась исключительно на балконе.

— Интересно, — пожал он плечами, затягиваясь сигаретой.

Он стоял возле перил, весь взъерошенный и немного сонный, словно дворовой воробушек. Но от его расслабленной позы по-прежнему исходила волна непоколебимой уверенности. В зубах сигарета, в руке жестяная банка.

Я невольно пробежалась взглядом по его уже знакомым татуировкам, подмечая, какие красивые у него пальцы. Тонкие и длинные, достойные истинного музыканта.

— Так что у тебя произошло? Выкладывай, — снова подал он голос.

Меня словно прорвало. Я жаловалась на то, что в последнее время ничего не получается. Что впереди все очень мутное и неясное, и я конкретно запуталась, не зная, куда же мне податься. И даже выдала про своих родителей, которые никогда меня не поддерживали, зарубали на корню все мои желания и стремления, убивая во мне личность.

— Я бездарность, — вздохнула я, встречаясь с его пристальным взглядом. От высказанных слов и жалости к самой себе саднило горло. Я ощущала, как мои стены медленно рушатся, как все предрассудки и обиды, которые я хранила в себе, вырвались наружу. Я ощущала себя свободной.

Его лицо было сосредоточенным и не выражало почти никаких эмоций.

— Фигню ты несёшь, рыжая. Всё не так.

— А как тогда?

— Терпение и труд все перетрут, слышала о таком?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я хмыкнула, не ожидая, от него этой фразы.

— Что за скептицизм, это правда так. Знаешь, как было у меня?

— Как же?

Богдан уселся на пол и вытащил из пачки ещё одну сигарету. Мучаясь от того, что в таком положении не могу видеть его лица, я стащила с кресла подушку и кинула её на бетон, усаживаясь на нее. Теперь нас разделяло меньше полуметра и два ограждения балкона из тонких металлических прутьев.

Мне ужасно хотелось снова прикоснуться к нему, к его тёплой, чуть грубоватой коже хотя бы на долю секунды…

Желание было настолько велико, что одёрнула себя, зажав свои ладошки между коленями. На всякий случай.

— Мои родители тоже не одобряли моё увлечение музыкой. Здесь мне просто повезло, что папенька наградил меня своим упертым характером и умением всегда добиваться своего, даже когда я был совсем мелким. Я практически вынудил их отдать меня в музыкальную школу, куда потом они и Юльку закинули за компанию, хотя она никогда не хотела этого.

Он выдохнул сизый дым в небо и продолжил:

— Знаешь, было до боли обидно, когда меня хвалили преподаватели и пророчили мне блестящее будущее, а родители говорили, что я посредственность и серость. Только чудо и макаронный монстр мне тогда помогли не опустить руки и двигаться дальше к намеченной цели. Per aspera ad astra, — процитировал он, а затем отпил из жестяной банки, что стояла у его бедра и пояснил, — через тернии к звездам. Фраза жизни, так сказать.

— Странно, — задумчиво протянула я. — Глядя на тебя, складывается совершенно другое впечатление.

— Поделишься?

— Ты больше похож на самоуверенного мажора, которому все доставалось по щелчку пальцев, — призналась я. Увидев его удивлённый взгляд, я развела руками. — Ну вот так.

— Удивительно, правда? — он откинул докуренную сигарету за борт балкона. — Интересно, что бы ты сказала, увидев мои истертые в кровь пальцы, когда я учился играть на гитаре. Я мог часами перебирать струны, пытаясь взять нужный аккорд, разучивая очередную мелодию, когда, допустим, Юльке давалось это все на редкость легко. Знаешь, как я бесился? Она этого не хотела, но играла на гитаре сложные соло, когда я в это время с трудом пиликал кузнечика.

— И как ты не сломался? Как получилось не бросить?

— Просто я очень этого хотел. Я мечтал о сцене и не представлял себя ни кем другим. Я хотел быть как Элис Купер, Мик Джаггер или как Винс Нил. Как они петь на огромную публику и знать, что тебя обожают.

— Да уж, что такое скромность тебе явно неизвестно.

Парень хрипло рассмеялся, вибрации его смеха окутали меня тёплым одеялом.

— Я прекрасен и я это знаю. Недаром меня зовут Богдан.

— А это тут при чем? — удивилась я.

— Потому что раскладывается как «Богом данный», — пояснил он.

— Ты вообще слышишь себя? — хихикнула я. — Что ты несёшь?

Он не ответил. Откинув голову на кирпичную стену старого балкона, он, прикрыв глаза, смотрел куда-то наверх, где в небольшом квадратике дома-колодца виднелось ночное, жемчужно-серое небо. Чёрная чёлка упала на лицо, отбрасывая мягкую тень на открытую половину лица. Полные, чётко очерченные губы изгибались в расслабленной полуулыбке. Красивый до чёртиков. Мне даже захотелось нарисовать его, запечатлеть задумчивое лицо на бумаге, как жаль, что рисовать я не умела…

— Эй, рыжая, — позвал он, повернув голову.

— Почему ты постоянно меня так называешь? — обиделась я. — У меня есть имя.

— Так и ты меня по имени не зовёшь.

Я растерянно потупилась. Не могла я звать его по имени, гораздо проще было его обзывать индюком и жалким рокером. Даже в мыслях его имя отдавалось странным чувством внутри грудной клетки.

— Не позволяй трудностям побороть тебя. Ты же сильная, у тебя обязательно все получится. Верь в свои силы.

Я удивлённо посмотрела на парня, не веря своим ушам. Это точно он сказал? Я сильная?

— Спасибо тебе, что ли, — пробормотала я, не зная, что ещё сказать. Да и нужно ли говорить?

— Пожалуйста, что ли, — тихо рассмеялся он. — И это, уже поздно, а хорошим девочкам давно пора в постель.

Я послушно поднялась с пола, чувствуя, как мерзко затекли ноги от неудобной позы.

— А ты?

— Я посижу ещё, — он отсалютовал чёрной матовой банкой, — спокойной ночи, Сашенька.

— Спокойной ночи… Богдан, — тихо пробормотала я, отступая в тягучую духоту квартиры.

Это странно, но слова Богдана подействовали на меня как исцеляющий эликсир. Вроде бы не сказал ничего особенного, просто рассказал кусочек своей биографии и поддержал добрым словом, позволил выговориться, но это подняло в моей душе волну признательности. Мозг заработал с новой силой, а ноги сами вели меня к рабочему столу.

Откинув крышку ноутбука, я создала новый документ, немного подумала и опустила пальцы на клавиатуру.

Буквы ведомые непонятной силой сами по себе складывались в слова, слова во фразы, фразы в предложения. Текст вытекал из-под подушечек пальцев, ложась на белые страницы новой историей.