Равновесие (СИ) - "ЙаКотейко"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Учту, — хмуро провожая эльфа взглядом, проворчал Свят, — а теперь, будь добр, все же сказать, кто ты?
Брать посуду из рук эльфа он не хотел и тот, застыв словно неживой, продолжал держать чашу на вытянутой руке, участливо глядя Святу в глаза. Говорить эльф тоже не спешил, и молчаливая сцена продолжалась довольно долго, пока Свят, все же, не сдался, со вздохом забирая предлагаемое.
— Мое имя Лайональ, — тут же отмер эльф, отворачиваясь и возвращаясь к облюбованному дереву. — Я эльф. — На возмущенное фырканье Свята, он лишь тонко улыбнулся, продолжая, — а еще я лекарь и с некоторых пор, ты проспал тот самый момент, я вам помогаю.
— Помогаешь в чем? Добраться до темниц Света? — сквозь зубы прошипел Свят, принюхиваясь к плескавшейся в чаше жиже.
— Отвар из страдии, помогает при потере крови, — услужливо подсказал эльф то, что Свят уже и сам унюхал, Благо сладкий запах, с нотками гнили мало с чем можно было спутать. — Помогаю в основном с ранами. Мели сказала, что вам предстоит долгий путь, думаю и там я смогу помочь.
Невозмутимая доброжелательность эльфа выводила из себя. Тяжело было оставаться подозрительным и внимательным, слыша в его голосе неподдельное участие. Вот только, как мог судить Свят, настолько старый эльф мог изобразить не только участие, но и любовь, и восторг, и еще много чего, при этом чувствуя ровную, непоколебимую ненависть.
Задерживаться в лесу Свят не пожелал. И стоило подняться Вериорен, велел собираться и выдвигаться не обращая внимания на свое собственное состояние. На робкие увещевания эльфийки он лишь зло мотнул головой, пресекая любые расспросы и нытье.
Лошадей эльфы им естественно не оставили, пришлось шагать по пыльной дороге своими ногами. Свят совсем скоро пожалел о своей торопливости. Тело не хотело прощать ему ран и нежелания отлежаться хотя бы денек и разнылось, простреливая болью в места ранений. Причем как свежих, так и застарелых, от которых остались лишь белесые шрамы на смуглой коже. Признаваться, что поторопился он, впрочем, не спешил, а на встревоженный взгляд Вериорен отвечал каменной физиономией. Эльфа качала головой, но лезть к упрямому человеку со своими советами не решалась. И Свят был ей за это благодарен. Как бы он не старался делать отрешенный вид, как бы не пытался убедить себя в правильности действий, зацикленные мысли то и дело возвращались к Сауле. Подсознание упрямо твердило, что Свят вновь подвел ее.
К вечеру погрузившийся в тоскливые, тяжелые мысли, Свят совсем перестал уделять дороге внимание, в результате споткнулся. В пыли он не растянулся только благодаря эльфу. Придержав человека за руку, тот безапелляционно заявил:
— Привал, — и свернул с тракта, углубляясь во все такие же непролазные заросли по левую руку от дороги.
Свят пытался просверлить его спину взглядом, но обтянутая белой тканью часть эльфа осталась абсолютно невозмутимой. Пришлось догонять. Вериорен, чувствуя себя виноватой, старалась не сводить с человека взгляда и под сень деревьев зашла последней, перед этим с некоторой дрожью оглядев пустынную дорогу.
Пешком, да еще и с только пережившим тяжелое ранение человеком, идти получалось до тошноты медленно. Свят, мучимый болями, ворчал древней старухой. Дополнительным раздражителем служил эльф. Остроухий вел себя несколько отстраненно, но при этом так, словно шел с ними с самого начала. Даже не так, словно качал Свята в люльке! И этим отношением неизменно доводил и так нервного мужчину до возмущенного шипения. Подогревало это недовольство и странное поведение Вериоерн. Она, словно покорная жена, слушала каждое слово ушастого и главное, выполняла. И сели тот говорил, что Святу что-то нужно, это что-то непременно в него попадало, несмотря на всю ругань и возмущение.
Возможно, не выдержав двойного издевательства от ушастой нелюди, Свят и высказался бы более конкретно и несдержанно. Если бы на пятый день пути, когда они успели пройти хорошо если часа два, перед ними не встала стена.
Белое, дрожащее марево искажающее мир, что спрятался за ним. Ровное, словно отрезанное ножом, простиравшееся в обе стороны насколько хватало взгляда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Какой любопытный туман, — напряженно протянул эльф, пока остальные удивленно рассматривали неожиданную преграду.
— Странно. Не слышал я о туманах в это время года, — не менее подозрительно проговорил Свят, осторожно поднося руку к самой границе дымки.
От тумана повеяло легкой прохладой. Рука двинулась дальше, касаясь границы и погружаясь за нее.
Свят едва сдержал дрожь, рука словно коснулась живого существа. Странного, проницаемого, но любопытно коснувшегося в ответ.
— Странно, — прошептал он, разглядывая как та часть руки, что скрылась за стеной, подергивается и расплывается, словно капля краски в воде.
Эльф, с болезненным, довольно пугающим любопытством следивший за действиями человека уточнил:
— Что именно странно?
— Кроме того, что ты видишь? — не удержался от ехидства Свят. Полюбовался укоризненными взглядами обоих нелюдей и хмыкнув пояснил, возвращая руку к привычной, четкой реальности. — Ощущения странные, словно он живой. Ластится.
— Я его боюсь! — тихо, но твердо проговорила Вериорен. На нее вновь, как тогда с Шиес, накатили непонятное ощущение тревоги. Да такой, что хотелось взвыть и умчаться прочь.
— Мне кажется, ступать в этот туман не самая удачная идея, — задумчиво протянул и Лайональ, заметив решимость Свята.
— У нас нет выбора, — процедил Свят. Необходимость идти в эту призрачную завесу ему самому казалась очень плохой, но ждать пока оно развеется или вообще обходить, времени не было. — Ты можешь остаться, тебя туда никто не тянет, — покосился он на эльфа, надеясь отвязаться от подозрительного попутчика.
Но эльф лишь досадливо дернул щекой и молча взвалил сумку на плечо, намекая, что оставаться не намерен.
Свят неприязненно поморщился и, против воли глубоко вдохнув, сделал первый шаг. Никаких неприятных ощущений, подспудно ожидаемых мужчиной, не последовало. Туман нежно принял нового посетителя, ласково огладив открытые участки кожи прохладным прикосновением. Расступаться он и не думал. Искажая даже шагнувших следом эльфов. Делая их похожими на сон. Фигуры эльфов плавно перетекали с места на место, оставляя после себя легкий дымный след, закручивающийся спиральками и расползающийся за спиной.
Движения, даже свои собственные, казались плавными, неестественными.
— Держимся рядом, — велел Свят и осекся, его голос резанул по ушам, многократно отразившись от невидимых преград, и словно вспугнул марево. Заклубившись, туман отпрянул от человека, показав на мгновение чистый, прозрачный воздух и вернулся, еще настойчивее приклеиваясь к глазам и рту. Словно затыкая чужака, не желая больше слышать громких, чуждых звуков.
Эльфы медленно кивнули и выстроились в ряд, став по обе стороны от человека.
Идти в тумане было тяжело. Дорога казалась бесконечной площадью, тянущейся во всех направлениях. Как не поверни, как не стань она с готовностью стелилась под ноги.
— Это была плохая идея, — со вздохом констатировал эльф. Он, повинуясь неощутимым, но явным желаниям тумана говорил очень тихо, чтобы только обозначить свое мнение и не потревожить того, что пряталось в мареве.
А там что-то пряталось. Оно невидимо присутствовало с первых мгновений, как только путники сделали шаг по укрытой дороге. Неизвестные иногда прорисовывались более темными, чем окружающее пространство, фигурами. Стонали, тихо, на грани слышимости. Ворчали недовольно и вновь скрывались, поглощаемые дымкой.
— Будто у нас был выбор, — зло прошипел Свят. Он в отличие от эльфа показывать свой страх туману не хотел и говорил так как привык, зло и несколько обреченно замечая, как не нравится окружающему миру его поведение.
Сколько прошло времени в этом плотном ничто понять было невозможно. Но Свят готов был поклясться, что не меньше трех часов. Вот только… не приходила его постоянная в последние дни усталость и слабость. Словно он начал свой путь не больше пары минут назад. Не было и голода, который легким намеком проявился еще на подступах к туманной стене. А еще не менялось ничего рядом. Словно там, по ту сторону, не было ни солнца, ни смены дня и ночи, ни даже ветра. Только безмолвное, бездвижное ничто.