Здравствуй, лето... и прощай - Майкл Коуни

– Ты, наверное, видела всё это раньше, Лента, – заискивающе сказал Вольф.

– Несколько раз. Часто они прибегают к услугам моего отца в качестве проводника на мачте, но сейчас там его нет. Это корабль парлов, и отец не стал бы работать на них. – В том, как она это сказала, послышалось презрение, но Вольф не принял это на свой счёт, задавая новые вопросы и ведя себя с преувеличенным пониманием и вежливостью.

Немного погодя, я сказал Кареглазке:

– Пойдём прогуляемся.

Мы оставили Ленту и Вольфа сидеть на вершине скалы и направились в сторону деревьев. Каре-глазка некоторое время молчала, но когда мы отошли на расстояние, с которого нас нельзя было услышать, язвительно сказала:

– Забавно она держится с тобой. Я почувствовал, как что-то сжалось у меня в желудке.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду – забавно, как Лента к тебе прижималась там, на набережной, когда плакала. И она постоянно ходит вместе с нами. Ты всё время разговариваешь с ней, всё время. – Она всхлипнула, и я с ужасом понял, что она готова расплакаться. Это был не мой день.

Я сел на траву и усадил её рядом с собой. Было тёплое летнее утро, и нас окружали лишь деревья. Она сидела выпрямившись, опустив голову, безвольно держа свою руку в моей.

Она снова всхлипнула, её плечи вздрогнули, потом она внезапно отбросила волосы с глаз и посмотрела прямо на меня.

– Возможно, я могу потерять тебя, Дроув, – удивительно спокойным голосом сказала она. – Это не твоя вина, возможно, виновата я сама. Я не могу ни в чём обвинять и Ленту. Но мне кажется, что я теряю тебя, но не знаю, что мне делать.

– Ты вовсе меня не теряешь, – с несчастным видом пробормотал я.

– А хорошо иметь такую красивую девочку, как я, Дроув? – мягко спросила она.

– Кареглазка… пробормотал я. – Я…

– Тогда поцелуй меня, пожалуйста, Дроув, – прошептала она.

Я склонился над ней и неловко коснулся её губ своими. Её руки охватили мою шею, и что-то произошло у меня в груди; внезапно наши губы стали намного мягче и намного ближе друг к другу, и я почувствовал, как её язык касается моего, в то время как она издала долгий вздох наслаждения.

Когда наконец я решил, что пора вздохнуть, она неуверенно посмотрела на меня.

– Дроув, – сказала она, – обещаешь, что не будешь смеяться?

– Угу.

– Я хочу тебе кое-что доверить, но о таких вещах говорят люди намного старше, – поспешно сказала она. – Так что это может показаться смешным, Дроув…

– Да?

– Я буду любить тебя всю жизнь, Дроув.

Когда мы вернулись к скале, Лента и Вольф сидели в некотором отдалении друг от друга и молча глядели на воду. Услышав наши шаги, Лента с явным облегчением подняла глаза.

Вольф продолжал смотреть на корабль внизу. Тот значительно ближе продвинулся к берегу, и теперь я смог узнать человека на мачте.

Это был Сильверджек.

– Думаю, лучше они никого не могли найти, – заявила Лента, когда я сказал ей об этом. – В конце концов, он достаточно хорошо знает здешнюю акваторию. Если бы он только не был столь не надёжен…

Мы смотрели на приближавшийся корабль. Это было самое большое судно, какое я когда-либо видел, – двухмачтовое, но все паруса были сейчас спущены. Разбитая рея и какие-то обломки на корме наводили на мысль об астонских пушках. Посреди корабля возвышалась большая труба, а по обеим сторонам от неё с каждого борта – гигантские гребные колеса. Они тоже оказались повреждены; по мере их медленного вращения видны были болтающиеся обломки дерева. На палубе стояли какие-то предметы, закрытые белой парусиной, а трюмы, видимо, были полны груза. Несмотря на это, осадка корабля была крайне низкой, и он скользил по поверхности грума, словно плывущий снежник.

– У них что-то случилось, – внезапно вполголоса сказала Лента.

На палубе жестикулировали люди, делая знаки Сильверджеку. Корабль накренился слишком сильно, и буксиры, осторожно маневрировавшие, чтобы миновать выступавшие над поверхностью камни, не успели скорректировать его крен. Корабль медленно наклонялся, пока одно огромное колесо не оказалось наполовину под водой, а Сильверджек повис над морем на накренившейся мачте. До нас донеслось отчаянное пыхтение двух буксиров с правого борта – – они пытались выправить положение парохода. С пристани слышались крики.

Целую вечность корабль пребывал в состоянии неустойчивого равновесия, в то время как густая вода медленно вспенивалась под носом буксиров.

– Это всё из-за груза на палубе, – пробормотала Лента. – Тяните, чтоб вас заморозило! – подгоняла она буксиры. – Тяните!

Она была дочерью рыбака и хорошо знала море. У неё было чувство ответственности, которым я вряд ли мог бы похвастаться.

Медленно, словно с неохотой, корабль выпрямился; вода толстыми струями хлынула из повреждённого гребного механизма. Канаты с противоположной стороны натянулись, удерживая судно, и Лента облегчённо вздохнула…

Катастрофа произошла с трагической неизбежностью. Один из буксиров, казалось, подпрыгнул в воде, издав тревожный свисток; с его винта летели клочья пены. Длинный трос, прикреплённый к стойке на его носу, лопнул или, может быть, сама стойка сломалась от чрезмерных усилий. Трос взмыл в воздух, изогнувшись над пароходом, словно атакующая змея, но более медленно, высоко и тяжело. Послышался страшный скрежет, когда буксир налетел кормой на камень, и винт, ударившись о гранит, разлетелся вдребезги. Затем раздался душераздирающий вопль, когда летящий трос снёс штаги и ванты и петлями рухнул на палубу; люди разбежались во все стороны.

Когда мачта накренилась к воде, от неё отделилась фигура Сильверджека. Он почти сразу же вынырнул на поверхность и быстро поплыл к берегу.

Тем временем пароход накренялся всё сильнее, и на этот раз ничто уже не могло его спасти. Лента отвела взгляд, в глазах её стояли слёзы; ведь на месте любого из этих людей мог оказаться её отец. Я обнял её и прижал к себе. Я знал, что сейчас Кареглазка не будет на меня в обиде.

Корабль медленно переворачивался.

Большая часть команды, поддерживаемая грумом, плыла к берегу быстро и легко. Опасность им не грозила.

Послышался глухой, раскатистый рокот, казалось, доносившийся из самих глубин океана. Днище перевернувшегося корабля взорвалось гейзером пара и обломков, когда вода достигла топки и лопнули котлы. Куски дерева, металла взлетели в воздух; я смотрел, как большой рычаг завис в высшей точке своего полёта, почти на одном уровне с вершиной скалы, прежде чем рухнуть в воду.

На поверхность всплыли гигантские пузыри, словно предсмертный вздох, в то время как длинная сигара корабля скрылась под водой и навсегда погрузилась на дно канала Паллахакси.