Печальный Лорд - Елена Грушковская

— Куда прикажете, милорд? — спросил один из носильщиков.

— Эгмемон! — позвал лорд Дитмар.

— Уже здесь, ваша светлость, — возник из ниоткуда дворецкий. — Я здесь, мой хороший.

— Эгмемон, убери этот столик перед диваном, — распорядился лорд Дитмар. — Господа, опустите криосаркофаг сюда.

— Как прикажете, милорд.

Гроб парил над полом на левитационных носилках, носильщики только поворачивали его и направляли. По углам у него были маленькие, направленные кверху форсунки, из которых время от времени вырывалось пневматическое шипение и еле приметные струйки пара. Столик был отодвинут, и криосаркофаг опустился на его место — перед диваном. Носильщики поклонились:

— Соболезнуем, милорд.

— Благодарю, господа, — пробормотал лорд Дитмар, не сводя взгляда с лица под прозрачной крышкой.

Как только двери закрылись, лорд Дитмар сделал два нетвёрдых шага к криосаркофагу, опустился на колени и припал к прозрачной крышке, обняв её руками.

— Дитя моё…

До сих пор его глаза были сухи, а сейчас слёзы прорвались наружу, закапали на холодную крышку криосаркофага. Он плакал, гладя её и прижимаясь к ней губами:

— Ах, Даллен… Сынок… Ты был моей надеждой, моим светом… Зачем же ты загубил свою молодую жизнь?.. Что же ты наделал, что ты натворил! Почему ты не подумал обо мне? Ведь ты же вырвал у меня сердце, сын мой!

Дитрикс стоял позади отца, мрачный, но с сухими глазами.

— Хоть сейчас и не самый подходящий момент, но я всё-таки выскажу своё мнение, отец, — сказал он. — Я считаю этот поступок поступком труса. Он не достоин твоих слёз. Ни одной твоей слезинки, отец!

Лорд Дитмар поднял мокрое лицо и обернулся. Он смотрел на Дитрикса так, будто видел его впервые.

— Я и не знал, что ты такой чёрствый, сынок… Неужели в твоём сердце ничто не шевельнётся?

— Я не чёрствый, отец, — сказал Дитрикс. — И моё сердце надрывается при виде того, как ты убиваешься. Мне жаль не его, а тебя! Не плачь, отец… Он не стоит того.

— Я не знал, каков ты, — проговорил лорд Дитмар, отворачиваясь. — Лишь теперь мои глаза открылись… Ты не любил брата. Никто не разделит со мной моего горя…

— Я с вами, милорд. — Джим подошёл, преодолевая спазмы дурноты, опустил руку на плечо лорда Дитмара и повторил: — Я с вами, милорд. Я разделяю ваше горе, так как у Кристалла Единения поклялся делить с вами всё, пока смерть не разлучит нас.

Губы лорда Дитмара вздрогнули. Он схватил руку Джима и горячо поцеловал её.

— Спасибо тебе, мой дорогой. Воистину, ты моё спасение и опора.

Джим взял его за плечи.

— Пойдёмте, милорд… Присядьте на диван.

Лорд Дитмар повиновался его рукам и поднялся, сел на диван, но по-прежнему не сводил с саркофага затуманенного слезами взгляда. Дитрикс, на которого они больше не обращали внимания, ушёл куда-то.

Почти всю ночь они бдели у гроба. Лорд Дитмар то молчал, то принимался тихо плакать, и Джим утирал ему слёзы и целовал его. Дом был погружён в глубокую тишину, и в этой мёртвой тишине слышалось только дыхание криосаркофага — звук выходящего из форсунок пара. Но пар этот, если поднести к его струйке руку, не обжигал, а морозил, и от криосаркофага веяло холодом, как от глыбы льда. Джим старался не смотреть на схваченное инеем лицо под прозрачной крышкой: слишком оно было жутким. Мужество ему придавало соприкосновение с плечом спутника, ощущение диадемы на голове и осознание, что он исполняет то, в чём он клялся у Кристалла.

Когда лорд Дитмар ненадолго задремал, Джим пошёл посмотреть, где Дитрикс. Тот спал в маленькой гостиной, накачавшийся глинетом. Джим вздрогнул: за спиной послышались тихие шаги.

— Не пугайтесь, ваша светлость, это всего лишь я, — раздался в сумраке негромкий голос Эгмемона. — Что-нибудь прикажете?

— Унеси глинет, Эгмемон, — попросил Джим. — По-моему, Дитриксу уже достаточно.

— Да, господин Дитрикс порядком набрался, — усмехнулся дворецкий.

Он унёс графин, а Джим вернулся к лорду Дитмару, который уже проснулся и снова смотрел на саркофаг.

— Я думал, ты пошёл спать, милый, — сказал он, увидев Джима. — В самом деле, иди, дружок. Ночь уже на исходе, тебе надо отдохнуть. Спасибо, что побыл со мной.

— Нет, милорд, я останусь с вами до конца, — сказал Джим твёрдо, садясь рядом и снова беря лорда Дитмара под руку.

— Ты устал, мой дорогой, я вижу. — Лорд погладил Джима по щеке и поцеловал в висок.

— Я нисколько не устал, милорд. Я хочу быть рядом с вами.

На самом деле Джим устал, его глаза слипались, но он боролся с усталостью. Криосаркофаг, дышащий ледяным паром и веющий холодом, представлял собой жутковатое зрелище, которое само по себе прогоняло сон, но мало-помалу Джима всё-таки сморило. Его голова склонилась на плечо лорда Дитмара, глаза закрылись, и он уже не чувствовал, как лорд бережно взял его на руки и отнёс в спальню, а сам вернулся к своему печальному бдению.

Брезжило утро. Лорд Дитмар выпил поданную Эгмемоном чашку чая, умылся холодной водой, помассировал пальцами усталые веки. Он совсем не спал этой ночью.

— Эгмемон, подай мне чёрный костюм, чёрный плащ и сапоги. И перчатки.

— Слушаю, милорд.

Лорд Дитмар облачился в поданное ему чёрное платье и надел перчатки.

— Мне нужно остричься, — сказал он. — Запиши меня к парикмахеру.

— Извольте, милорд, я и сам могу вас остричь наилучшим образом, — поклонился Эгмемон. — Я умею, не сомневайтесь.

— В твоих талантах я давно убедился, — вздохнул лорд Дитмар. — Что ж, доверяю тебе мою голову. Так будет быстрее и дешевле.

Эгмемон накинул лорду Дитмару на плечи полотенце, аккуратно снял с его головы диадему и взял ножницы. Расправив волосы лорда Дитмара по плечам, он вздохнул:

— Как жаль, ваша светлость… Такие красивые волосы приходится обрезать!

— Хватит причитать, — сказал лорд Дитмар. — Стриги. Так надо.

— Знаю, милорд. Траур… — Эгмемон взял ножницы на изготовку. — Как вас остричь, ваша светлость?

— Коротко, Эгмемон. Как можно короче.

— Как прикажете, сэр.

Джим проснулся с первыми лучами солнца и увидел, что лежит в спальне на кровати. Значит, он всё-таки нечаянно заснул. Глянув в зеркало, он нашёл, что растрёпан, и заново причесался, после чего пошёл искать лорда Дитмара. Он нашёл его, как и предполагал, возле криосаркофага, облачённого во всё чёрное, в чёрных перчатках и без его прекрасных длинных волос. Он уже не рыдал, но был осунувшийся и бледный, с ввалившимися глазами и лиловатыми от бессонницы веками. Джим расцеловал его стриженую голову и прижал её к своей груди. В иссиня-чёрных волосах лорда Дитмара блестело первое серебро седины, больше всего — на висках.