Достоевский. Литературные прогулки по Невскому проспекту. От Зимнего дворца до Знаменской площади - Борис Николаевич Тихомиров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итоговое впечатление Достоевского передает запись: «Спиритизм — какая глубокая чья-то насмешка над людьми, изнывающими по утраченной истине, и тут кто-то говорит: постучите-ка в стол, и мы вам, пожалуй ответим, что вам делать и где ваша истина».
Характерно, что все приведенные наброски сделаны Достоевским до выхода апрельского номера «Дневника писателя». Значит, до последнего он не оставлял планов более подробно, с деталями описать ход спиритического сеанса у Аксакова. Но в конечном счете все же отказался от этого намерения. А жаль!..
Предположительно называют имя и еще одного участника, точнее — участницы спиритического сеанса 13 февраля. На странице рабочей тетради Достоевского, предшествующей той, где он сердито замечает, что спириты разговаривают со столом как «с интеллигентным лицом», содержится набросок: «…спиритизм отвечает огромной массе людей, как и легкомысленно верующих, так и праздных на чудеса, так и просто глубоко верующих (Прибыткова)». Заключенное в конце этой записи в скобки имя принадлежит известной спиритке Варваре Ивановне Прибытковой, издательнице журнала «Ребус», на страницах которого в 1880-е гг. она поместила воспоминания о Достоевском, о его отношении к спиритизму. В Петербурге она жила неподалеку от дома Фольбортов, также на Невском проспекте, в доме № 14.[135] Запись Достоевского наводит на мысль, что она также («по соседству») принимала участие в вечере 13 февраля и впечатление писателя от ее реакции на происходящее отложилось в процитированном наброске. Однако Н. С. Лесков подробно перечисляет всех участников спиритического сеанса (вместе с медиумом мистрис Сент-Клер и супругами Аксаковыми всего восемь человек), и Прибытковой среди них нет.[136]
Отношения Достоевского с А. Н. Аксаковым не ограничились его «разовым» участием в спиритическом сеансе 13 февраля 1876 г. У нас нет сведений, что писатель еще бывал в доме Фольбортов на Невском проспекте[137], но знаком продолжающихся отношений является дарственная надпись Аксакова на книге «О небесах, о мире духов и об аде, как слышал и видел Э. Сведенборг» (Лейпциг, 1863): «Федору Михайловичу Достоевскому с глубоким уважением от переводчика. 8 января 1877. С.-Петерб<ург>»[138].
Шведского ученого-естествоиспытателя, теософа и мистика Эммануила Сведенборга (1688–1772) петербургские спириты почитали как одного из предтеч спиритизма. Достоевский очень высоко оценивал эту книгу, называя ее «удивительной». В майско-июньском выпуске «Дневника писателя» за 1877 г. он вновь предполагал вернуться к вопросам, которые были подняты им за год до того в главке «Одно словцо о спиритизме». В главе, также исключенной из печатного текста, Достоевский касался и книги Э. Сведенборга, характеризуя ее автора схожим образом с тем, как он высказывался о петербургских спиритах: «Что книга его о небесах, аде и рае — искренняя и не лживая, — в этом не может быть ни малейшего сомнения, но в то же время нет ни малейшего сомнения в том, что она плод болезненной галюсинации, начавшейся у него лишь в летах преклонных и продолжавшейся 25 лет и, что всего замечательнее, продолжавшейся именно в эпоху самой плодотворной научной его деятельности. В том же, что книга эта есть плод галюсинации, убедится всякий, ее прочитав…» Показательно, однако, что тут же, по поводу предания, сообщавшего, что Сведенборг «по смерти одной коронованной особы, по просьбе королевы отыскал какие-то важные затерянные бумаги, отправившись нарочно за тем в небеса переговорить с покойником», Достоевский замечает: «Но если б к тому же была доказана и истинность факта об отысканных после покойника бумагах, — то для науки получился бы важный факт…» И добавляет, комментируя важность этого факта: «…а именно болезненность того состояния, при котором возможно в человеке пророчество, или, лучше сказать, что пророчество есть лишь болезненное отправление природы человеческой».
Путешествие Сведенборга на небеса и «сношение» его с душами умерших Достоевский тут отвергает безусловно, но дар пророчества, хотя бы в отдельных, избранных людях, способность их в болезненном состоянии раскрывать прошлое и предвидеть будущее он также допускает как некий maximum проявления человеческой природы. Косвенно этот пример поясняет и причины противоречивого отношения писателя к современному спиритизму.
И в завершение. После смерти Достоевского один из организаторов спиритического сеанса 13 февраля 1876 г., Николай Петрович Вагнер, обратился с письменной просьбой к вдове писателя разрешить петербургским спиритам на очередном заседании вызвать с того света дух Достоевского, с тем чтобы узнать, «изменились ли его взгляды там, в той стране, где утоляется жажда истины» и «смотрит ли он на дело спиритизма так же, как здесь»[139]. Анна Григорьевна ответила на просьбу Вагнера решительным отказом.[140] В итоге спиритический сеанс с вызовом «духа Достоевского» не состоялся. Но как знать: не планировали ли петербургские спириты провести его в столь привычном для них месте — в квартире А. Н. Аксакова в доме В. А. Фольборта на Невском проспекте, № 6?
Литературные вечера в Благородном собрании
Дом № 15 по Невскому проспекту, выходящий одним своим боковым фасадом на Большую Морскую, а другим — на набережную Мойки, в краеведческой литературе часто именуют «домом Чичерина». Сенатор генерал-поручик Н. И. Чичерин, живший в XVIII в. и бывший при Екатерине II полицмейстером Петербурга, конечно же, не имеет никакого отношения к теме «Достоевский на Невском проспекте». Но кратко упомянуть его в начале нашего рассказа небезынтересно. Во-первых, именно потому, что рядом с Зеленым мостом через Мойку в 1770-е гг. жительствовал столичный генерал-полицмейстер, этот мост получил у горожан название Полицейского, которое скоро стало официальным и удерживалось в петербургской топографии на протяжении полутора столетий, до 1918 г., когда мост переименовали в Народный (в 1998 г. ему было возвращено первоначальное название — Зеленый). А во-вторых, и это главное, именно для Н. И. Чичерина в 1768–1771 гг. на участке между Б. Морской и Мойкой, пожалованном ему императрицей, предположительно архитектором Ю. М. Фельтеном (по другой версии — А. В. Квасовым) был возведен четырехэтажный дом в стиле раннего русского классицизма с двухъярусными колоннадами на скругленных углах и в центральной части фасада по Невскому проспекту. В исконном виде «дом Чичерина» (с 1806 г. им владел купец А. И. Косиковский, а после его смерти в 1838 г. — его сын Владимир и его наследники) простоял на Невском до 1859 г. Правда, за это время со стороны Мойки к особняку был пристроен большой трехэтажный корпус, а со стороны Б. Морской — четырехэтажный с колоннадой ионического ордера, но эти постройки, расширив здание, только усилили впечатление его монументальности. Как выглядел дом Косиковского ко времени приезда
