Ощущение времени - Михаил Садовский

— Почему, Милка?

— Потому что знала, что там бандиты живут, а пошла… если бы они меня поймали… — она замолчала и стала жевать кончик воротничка… — И сейчас мне тоже очень страшно, Додик… — он долго молчал и потом выдавил, опустив глаза:

— И мне… мне тоже страшно, Милка».

Он уже три дня нигде не появлялся. Последняя точка была поставлена им не только в его повествовании, но в долгом отрезке его жизни… может быть, её половине… или даже большей части. Он лежал дома и думал. Пытался отвлечься: читать, искать сказку для нового спектакля, смотреть в окно — что, если так и писать — пишу, что вижу… оконная хроника… чем чеховская чернильница лучше — да там ещё и придумывать надо что-то, а здесь: может быть, в этом обыденном и привычном есть тоже глубина и подтекст… наверняка… как его прочитать, увидеть и проявить?..

Он лежал на диване, обросший рыжеватой щетиной… задрёмывал и, внезапно вздрогнув, открывал глаза. Мысль текла лениво и как-то отстранённо. Кажется, это кто-то думает, а он, непонятно почему, слышит, не слышит… просто понимает её, эту мысль… а может, она существует сама по себе… не обязательно же мысли находиться в чьём-то теле, в чьей-то голове… может, ей так удобнее… «Сегодня седые блёстки заметил на подбородке… может, и не полжизни, а чёрт его знает, сколько… может, вообще времени не осталось…»

В дверь постучали сильно и уверенно. Додик вздрогнул — треснул и разбился какой-то дорогой сосуд.

— Кто? — спросил он лениво. Дверь слегка приоткрылась и возникла голова Анны Ивановны. Она стояла наклонно, опираясь виском и плечом на косяк двери.

— Давыд, ты что заболел? Может, тебе в магазин сбегать, — дверь ещё приоткрылась, — либо в аптеку?

Додик совершенно ошарашенно смотрел на соседку. Она вторглась в его существование камнем, брошенным в стоячий пруд.

— Нннн… — он даже не понимал смысл этого простого и естественного вопроса. — А! Нет. Нет. Спасибо! — такого никогда прежде не случалось… — Спасибо! — Анна Ивановна уже стояла на пороге в открытой двери.

— Ты знаешь, Давыд, я тебе говорить не хотела… но ты такой расстроенный… — он пытался отрицательно мотнуть головой, но… — Я тебе говорить не хотела, а теперь думаю, надо сказать… не знаю, но чувствую, что надо. — Додик не предлагал ей войти. Он поднялся со своей лежанки и стоял с опущенными руками, ожидая конца визита. «Какого чёрта она притащилась!?»

— Что сказать? — спросил он без всякого интереса. «Может, скажет всё и скорее уйдёт».

— К тебе тут неделю назад дама приходила.

— Кто??? — перебил Додик.

— Солидная. — Анна Ивановна выразительно обвела свои формы, демонстрируя, что они были значительно больше, — солидная.

— Солидная??? — Додик уже включился. Его разрывало бешенство оттого, что у этой, этой… есть возможность вторгнуться в его жизнь, да ещё как бы облагодетельствовать его… защищать, спасать что ли…

— Позвонила сперва накануне… я ответила, что тебя нет дома… а она адресом поинтересовалась.

— Зачем? — уже почти заорал Додик.

— Говорит, надо по почте прислать что-то.

— И вы…

— Ну сам подумай, Давыд, — а может, деньги, может из редакции…

— Какой редакции?! — кипел Додик, — что вы…

— Погоди! Не шуми… Давыд, успокойся… очень солидная дама… пришла… спросила… в калидор зашла…

— Зачем?!

— Я ж не стала спрашивать… мне неудобно… сам понимаешь…

— А пускать удобно? Зачем? Кто?

— Это моя ошибка! — призналась Анна Ивановна — Посетителей надо знать — прав на все сто. Надо! Кто? Что? Зачем? Это правильно!..

Додик смотрел на неё с ужасом… он вдруг представил себе тюрьму… представил, как мог, потому что в ней не был… какую-то решетку… будто там не Катюша Маслова, а он там сидит, и к нему приходит солидная дама вместо Нехлюдова… а эта Надзирательница в вохровской форме, и он сипит, как сейчас, ей в лицо: Кто? Откуда? Зачем? Свидание десять минут!

— Что она сказала? — пролепетал Додик.

— В том-то и дело, что ничего… я бы передала, Давыд! Ты что сомневаешься? Я бы передала! А она только «Хм…» — и всё… спросила, какая твоя комната… мол «Можно заглянуть?» я, конечно, дверь приоткрыла… но она не вошла… я бы не пустила.

— Боже! — простонал Додик… — Зачем? — он совсем растерялся и не мог даже представить себе, кто это мог его разыскивать… «Издательство? Какое издательство? Зачем?».. Серая тревога заполняла пространство вокруг и сочилась внутрь. Ему казалось, он глотает её… «Наташа? Ну, какая она дама? Солидная!..» — Она сказала, что зайдёт?

Не обещала. Но я так думаю, ей очень было надо.

— Какого чёрта! — взорвался Додик.

— И духи у неё замечательные, — вдруг ошеломляюще нежно и мечтательно протянула соседка, — такие за пятёрку не купишь!..

Это сразило Додика.

— Что? — не понял он. Анна Ивановна молча посмотрела на него, медленно повернулась и уже через плечо, обернувшись, добавила: «Такие сама себе не купишь… если чего надо, скажи. Не стесняйся», — она затворила дверь. Додик так и стоял возле своего дивана несколько минут без всякого движения с повисшими руками.

«Кто? Кто? Кто?» Теперь мысль работала, как грохот, сотрясая все клетки его существа и, казалось, производя страшный оглушающий шум, мешающий думать и слышать разумные доводы… «Кто-то выслеживает? Ну, Наталья, конечно, могла заявиться… ревнует без всякого права… ему стало как-то неловко на секунду и жаль её…» но он вспомнил, как она сияла рядом с тем мужчиной, который был с ней… и всё прошло мгновенно… «Кто? Кто? Кто?» Он перебирал теперь всех знакомых женщин обозримого прошлого… от почтальонши Марии, которая была на две головы выше его до всех продавщиц… «Милка с почты!» — осенило его, и он даже обрадовался. Не тому что Милка, а разгадке. Стало легче. «С чего бы ей разыскивать меня? Нет, ясно — не она!»

И вдруг словно опять прозвучала последняя фраза соседки: «Такие сама себе не купишь!» Он стал отталкиваться от неё, пятиться, пятиться во времени и уже был уверен, сам не зная почему, что его догадка точная: Варвара Петровна!

Кто говорит, что жизнь полосатая, как тельняшка, правда, некоторые считают, что тёмные полосы в ней всегда шире, кто говорит — зебра… по той же причине… Додик считал, что жизнь течёт не поперёк полос, но по синусоиде, и амплитуды загадочно зависимы от таких мелочей, какие трудно предположить заранее, да и частота их бурно неодинакова. Вот взлетел на вершину. Завис на ней, но не забывай, что это точка неустойчивого равновесия, что обязательно заскользишь вниз и только стремись набрать такую скорость, чтобы не расшибиться, но хватило сил и инерции взлететь на новую вершину… или чем ближе по склону подобраться к ней… может, Уральские холмы… эти заросшие глухие сопки наводили теперь на такой образ, как ему показалось вполне точно передающий течение его собственной жизни.

Серый позвонил и огорошил по телефону:

— Додик, я вырвался!

— Что? — не понял Давид.

— Италия! Два месяца! Командировка! А если подпишем удачный контракт… — он зацокал языком… — Давай встретимся.

Они сидели в полумраке буфета в писательском клубе за круглым столом. В крепко накуренной атмосфере особенно резко звучали щелчки бильярдных шаров. Серый рассказывал, как долго и трудно шли они к этой работе… Новый автозавод… новые машины… станции обслуживания по всей стране… и никакого дефицита запчастей… ты всегда на ходу… Европа! Запад!.. А им перепадает строительная часть… от проектирования до…

— Не помешаю? — раздался над ними вопрос, как из облачной выси. Лысый стоял с традиционной чашечкой кофе и бутербродами…

«Прихотливы изгибы жизни. Можно считать, что всё случайно, не связано чьим-то замыслом в сюжет, а можно…» — Додик начал выстраивать события и по привычке домысливать и досочинять: — Я удалился из поля зрения Лысого, тем более Варвары Петровны. Что им дочь наговорила — не знаю. А может, ничего не наговорила, а неизвестность ещё более пугающа… ни звонка, ни… а если она с кем-то пропадает по вечерам… ну, маловероятно. Очевидно, готовится, играет, торчит допоздна в своей консе или дома у Израилича… но они не верят, и… Варвара Петровна разузнаёт мой телефон, что проще простого, даже если не хочет, чтобы муж знал, через секретаршу… Звонит, нарывается на Анну Иванну… а дальше уже совсем понятно — хочет убедиться, что я не затаскиваю её дочь в свою трущобу… и вот подтверждение: эта встреча с Лысым, и его приглашение зайти поговорить. Не похоже, что он просто из вежливости так настойчиво зазывал и опять вспомнил про мою повесть… Может, зацепила? Хотя ориентироваться на его то вкус! Боже мой! Но не для снобов и избранных я пишу… он уж не хуже миллионов! Что, у меня есть миллион читателей? А что такое «твой» читатель? Если у журнала тираж миллион, а там твоя работа опубликована — это твой миллион? Миллионщик! Нет, нет, нет. Правильно, что не отказался. Чёрт с ним, что подумает Вера! Стоит ли так выдерживать характер? И если Варвара Петровна действительно приходила, если это была она, обязательно пойму! Почувствую. Почую… А что, если в самом деле, дать Лысому повесть! У-а! Первый читатель! Он меня возненавидит потом. Напечатать это невозможно, а ему придётся как-то выкручиваться, чтобы не писать предисловие… Зачем ему влипать в такую историю — писать не станет. Это точно. Вдруг попадёт с моим именем в каком-нибудь издательстве в опалу… Интересный сюжет! Пьеса для пишущей машинки с акцентом! «Ви мэнэ уважаэтэ? — Конечччно! Взаимэнэ!»