Дневник - Сэмюэль Пипс

Посетили комиссию Совета по рекрутам. Боже милостивый, как они заседают! Никто не сидит на месте ни минуты, один входит, другой выходит, нежданно заявляется кто-то еще; один сетует, что ничего не сделано, другой недоволен; он здесь уже два часа, а никого нет. Наконец, лорд Эннсли предложил: «Думаю, — говорит, — мы будем вынуждены просить государя являться на каждое наше заседание. Только в его присутствии мы сможем чего-то добиться». Полагаю, что он прав. Сам-то он непременный участник заседаний Совета, чего нельзя сказать о его предшественниках. Ежели будет так, как он говорит, нашей комиссии по силам любые, самые значительные дела. 27 февраля 1665 года

Засим — в Уайтхолл, где государь, заприметив меня, подошел и, назвав по имени, беседовал со мной о стоящих на реке судах; сегодня я первый раз убедился, что государь знает меня в лицо, поэтому впредь, приходя сюда, я должен быть готовым дать надлежащие разъяснения в случае, если буду спрошен. 17 апреля 1665 года

С утра занимался делами, затем с сэром У. Баттеном — в Дептфорд, откуда, уже без него, — в Гринвич, в парк, куда, как я слышал, должны были сегодня утром прибыть из Хэмптон-Корт король и герцог. Отвечал на их вопросы; государь не нарадуется идущим там строительством. Говорили на темы самые разнообразные, король и герцог выслушали меня со вниманием. Затем позвали к столу — всех, кроме меня, на что, правда, я, по скромности своей, и не мог рассчитывать, но я, да простит мне Бог мою гордыню, пожалел, что сюда явился, ибо сэр У. Баттен непременно скажет, что его бы пригласили, хотя у него для этого в двадцать раз больше оснований, чем у меня. Впрочем, это говорят во мне гордыня и глупость. Отобедав, государь спустился к реке, я сел к нему в королевскую барку и в продолжение всего пути, сидя у дверей каюты, слушал их с герцогом беседу, наблюдал за тем, как они держатся, и, да простит мне Бог, хоть я и питаю к ним самые верноподданнические чувства, тем не менее чем больше наблюдаешь за ними со стороны, тем меньше разницы находишь между ними и другими людьми, хотя (благодарение Господу!) оба они — принцы не только по крови, но и по духу. 26 июля 1665 года

К утру достигли мы Гиллингхэма, далее пешком — до Чатема; оттуда с уполномоченным Петтом — в доки; увидели, среди прочего, как четыре лошади тянут бревно, которое без особого труда донес бы на спине один человек; я распорядился, чтобы лошадей увели и нашли одного-двух грузчиков, которые отнесут бревно куда следует. Уполномоченный видел все это, но не сказал ни слова; полагаю, однако, что у него были все основания устыдиться. 2 октября 1665 года

В присутствие, где занят был всю вторую половину дня; лишний раз убедился, как плохо запускать работу; я за все принимаюсь в последний момент и постоянно ищу предлога выйти на улицу, что бы я обязательно сделал, если бы не возникали все новые и новые дела, одно за другим. Однако стоит мне вникнуть в суть того или иного вопроса, разобраться с бумагами и ответить на письма, коими завален обыкновенно мой стол, как я начинаю испытывать глубочайшую удовлетворенность от содеянного и чувствую, что мог бы в случае необходимости продолжать трудиться всю ночь. <...> 16 августа 1666 года

Сегодня утром, только я собрался в присутствие, явились ко мне мистер Янг и мистер Уистлер, изготовители флагов, и принялись со всею искренностью уговаривать принять от них коробку, в которой, судя по весу, было никак не меньше 100 гиней золотом. Несмотря на все их уговоры, я отказался — по правде сказать, оттого, что не считал их достаточно благонадежными людьми, от коих можно принимать дары без особой на то надобности. Я боялся оказаться жертвой их наговоров и оставлял за собой возможность в случае необходимости сказать, что их предложение отклоняю. 5 февраля 1667 года

После, обеда в экипаже — к лорд-канцлеру, где заседали герцог Йоркский, герцог Албемарл и еще несколько лордов из Танжерской комиссии. Представил свои расчеты и сделал это настолько хорошо, что лорд-канцлер, хоть он и пребывал в тот день в хандре, заметил, что ни один человек в Англии не высказался бы по этому вопросу более ясно и убедительно, чем я. 14 февраля 1667 года

Встал чуть свет и, не совершая туалета и не переменив белья, спустился к себе в комнату, думая лишь о том, как бы поскорее заняться делами. Когда же я сел за стол, то обнаружил, что, не побрившись, не могу взяться за работу, а потому принужден был подняться наверх и одеться, после чего вновь спустился к себе и до обеда подготовил доклад по Танжеру для лордов — членов комиссии. Остался собой доволен. 2 июня 1667 года

С самого утра — в присутствии, куда явились и мои клерки; собрал все свои записи для сегодняшнего выступления; к девяти утра был готов и отправился в «Старый лебедь», а оттуда, с Т. Хейтером и У. Хыоером, — в Вестминстер, где собрались уже все мои коллеги. Ни о чем, кроме как о своей речи52 и о ее последствиях, думать не мог, а потому для смелости пошел в «Собаку», где выпил полпинты подогретого белого вина, а затем, у миссис Хаулеттс, — стаканчик бренди, отчего несколько успокоился. Вызвали нас между одиннадцатью и двенадцатью, все места заполнены; ждут, причем с большим предубеждением, что-то мы скажем в свое оправдание. После того, как спикер уведомил нас о недовольстве парламента, я начал свою речь со всей осторожностью и выдержкой, на какие только был способен; говорил гладко, уверенно, не сбиваясь и не противореча логике, как будто сидел дома за своим столом. Речь моя продолжалась до трех часов пополудни и спикером не прерывалась ни разу; когда же я кончил, мои коллеги, а также все, кто меня слушал, поздравили меня, заявив, что лучшего выступления в жизни своей не слышали. Мои товарищи не скрывали своей радости. <...> Мы все надеялись, что сегодняшнее голосование закончится в нашу пользу, что и произошло. Впрочем, речь моя была столь длинной, что многие, не дослушав, отправились обедать и вернулись навеселе. В любом случае ясно, что мы одержали победу, я же держался выше всяких похвал, а посему, дабы отметить наш успех, мы все отправились на обед к лорду Браункеру. 5 марта 1668 года

Обедал дома с У. Хьюером; долго и плодотворно беседовали о нашей работе, о том, как вредит делу большое число людей, в нем занятых, а также то, что нет никого, кто бы единолично отвечал за сделанное; и что было бы лучше всего возложить всю ответственность на одного человека (такого, как я, например). <...> 5 апреля 1668 года

ДОСУГ

Был в книжной лавке (в Гааге. — А. Л.), где приобрел, исключительно из любви к кожаному переплету, «Французские псалмы» в четырех частях, «Органон»53 Бэкона и «Риторику» Фарнаби54. 15 мая 1660 года