Кот по имени Алфи - Рейчел Уэллс

Иногда я встречался с Тигрицей, и мы гуляли по Эдгар-Роуд. Местные коты наконец приняли меня в компанию: даже самые вредные ко мне привыкли и больше не задирали. Вдоволь наобщавшись, я решал, где буду ночевать, то есть выбирал между Джонатаном и Клэр. Проблема была в том, что они оба очень радовались, когда видели меня по утрам. Если я ночевал у Клэр, то просыпался вместе с ней, а потом бежал к Джонатану, чтобы проводить его на работу, и наоборот. Такой график выматывал, но я старался угодить им обоим. Непросто было осчастливить сразу всех хозяев, и я не уставал поражаться тому, какой сложной стала моя жизнь.

Разобравшись с Джонатаном и Клэр, я спешил к дому № 22. Заслышав громкое мяуканье, Франческа либо Алексей пускали меня внутрь, после чего наступал черед второго завтрака. Мм-м, сардины! Подкрепившись, я отправлялся к мальчикам. Первым делом я заваливался на спину и подставлял Алексею пузо: он принимался меня щекотать, а я в шутку ловил лапами его руку. Это была моя любимая игра!

Большую часть времени в квартире Франчески царило веселье. Но иногда, когда Томаш посапывал в кроватке, а Алексей увлеченно катал машинки, я замечал, как она стоит, облокотившись на кухонный стол, и смотрит в никуда. Я знал, что она по-прежнему скучает по дому. При этом Франческа была воистину неунывающим человеком: свои горести она прятала глубоко внутри и изо всех сил старалась, чтобы в доме всегда звучал радостный смех. Тем не менее мысли ее частенько улетали в неведомую Польшу; точно так же, когда я жил на улице, мои душа и сердце нередко возвращались к Маргарет и Агнес, хоть я и не знал, где они.

Как-то я заглянул к ним на выходных: Клэр отправилась в гости к Таше, а Джонатан собирался встретиться с друзьями на «бранче» (понятия не имею, что это). Дверь открыл Томаш-старший. Все были очень рады меня видеть, а я наконец получил возможность поближе познакомиться с отцом семейства. Он показался мне очень милым. Пока Франческа готовила обед, Томаш играл с детьми. И с мальчиками, и с женой этот большой человек обращался с трогательной нежностью. Из-за переезда Франческе приходилось несладко, и муж старался окружить ее любовью и заботой. Наблюдать за ними было на редкость приятно; я искренне радовался за Франческу – уж кто-кто, а она точно заслуживала самого лучшего отношения. От одного взгляда на эту семью на душе становилось тепло.

Иногда к Франческе заглядывала Полли с малышом Генри. Поскольку стояло лето, они частенько выбирались на лужайку перед домом, чтобы попить кофе и насладиться хорошей погодой. Маленький Генри лежал на одеяле, а старшие мальчики трясли над ним погремушками. Он стал плакать гораздо меньше: в присутствии Алексея и Томаша он словно успокаивался и даже заливисто хохотал. Однако Полли по-прежнему выглядела напряженной и редко улыбалась – будто что-то мешало ей расслабиться и вздохнуть спокойно.

Женщины отличались не только внешне: они и к детям относились по-разному. Франческа была очень спокойной матерью, и ее мальчишки казались вполне довольными жизнью. Полли напоминала натянутую струну; она держала Генри так, словно он был сделан из стекла. Похоже, она чувствовала себя не в своей тарелке даже во время кормления и все еще много плакала, напоминая мне Клэр в первые дни. Франческа повторяла, что всему виной усталость: отсюда и нервы, и слезы. Но я сомневался, что дело только в этом. Теперь малышу Генри давали смесь, и он вел себя гораздо спокойнее. Так почему же Полли не становилось лучше?

Франческа часто приглашала соседку с малышом в гости. Генри у них определенно нравилось: он смеялся, улыбался и с любопытством глазел по сторонам. Но Полли, кажется, ничего не замечала. Она выглядела ужасно подавленной и не проявляла особого интереса к тому, что происходит вокруг. Я беспокоился за нее сильнее, чем за остальных хозяев, но в квартиру 22А не заходил – уже понял, что это плохая идея. Полли терпела меня, но продолжала относиться крайне настороженно. При этом я чувствовал, что нужен ей больше, чем кому-либо на Эдгар-Роуд.

День за днем я наблюдал за людьми, которые были так не похожи на мою Маргарет. И дело не в возрасте и отсутствии морщин – они просто были другими. Клэр буквально расцвела, и теперь я с трудом узнавал в ней худую заплаканную женщину, которая только переехала в новый дом. Периодические приступы уныния – обычно они приходились на вечера, когда мы оставались одни, – случались все реже. Джонатан тоже не до конца разобрался со своими проблемами, но уверенно к этому двигался. Думаю, причина была не только в новой работе, но и в друзьях, которых он благодаря ей обрел (и я сейчас не о женщинах с большой грудью!). И все же, на мой взгляд, он был слишком одинок. Кроме тех самых женщин, у него дома никто не появлялся. Порой Джонатан куда-то выходил (не чаще, чем Клэр), но бывали моменты, когда он выглядел невероятно потерянным – совсем как я после смерти Агнес. Первое время я просыпался и искал ее глазами и только потом вспоминал, что моей тетушки больше нет.

Надежная и рассудительная Франческа сильнее других напоминала мне Маргарет. Да, она скучала по дому, но при этом держала себя в руках и знала, что делать. Полли была не такой. Она казалась невероятно хрупкой; я боялся, что она может сломаться от неосторожного слова или жеста. А иногда думал, что уже сломалась.

Каждый из них нуждался во мне по-своему, и я снова и снова обещал себе, что буду рядом. Я выжил – и теперь должен помочь выжить другим.

Главная проблема состояла в том, что я при всем желании не мог разорваться на четырех маленьких Алфи. Хотя порой это было необходимо.

– Вот так все непросто, – признался я Тигрице.

– Еще бы! С четырьмя-то домами. Четыре набора хозяев, которых нужно осчастливить. – Тигрица вздрогнула, представив, каково это. – Мне и одного вполне хватает, но я тебя понимаю.

– Я просто не хочу снова остаться один. Я должен быть уверен, что кто-нибудь обязательно обо мне позаботится.

– Знаю. К тому же многие кошки считают, что верности придают слишком большое значение.

– Но я очень верный кот! – возмутился я. – Просто верен четырем разным семьям. Вот и приходится бегать туда-сюда.

– Алфи, успокойся. Мои хозяева женаты, но детей у них нет, и если с ними что-нибудь случится… Скажем так, до встречи с тобой я об этом даже не задумывалась, – вздохнула Тигрица.

– Надеюсь, с тобой ничего подобного не произойдет. А если и так, я о тебе позабочусь.

– Спасибо, Алфи. Ты хороший друг.

– Я бы никому – ни коту, ни человеку – не пожелал пройти через то, через что прошел сам. Теперь я знаю, что значит остаться совсем одному. На пути сюда мне повезло встретить котов и кошек, не чуждых сострадания. А потом – найти хозяев, которые не выгнали меня за порог. И я понял, как важно уметь сопереживать. Без этого нам не выжить.

– Зато теперь ты никогда не будешь один, – мягко произнесла Тигрица.

Она была права: сопереживание невозможно в одиночку. За этот урок я заплатил дорогую цену. Я выжил после смерти Маргарет только благодаря состраданию незнакомых котов и людей. Как бы сильно я ни хотел в то время оказаться рядом со своей умершей хозяйкой и тетушкой Агнес, часть меня больше всего на свете стремилась жить. Но тогда я этого не понимал.

Глава 21

Я уснул на диване в гостиной Клэр. Она не запрещала мне там спать – только мягко и настойчиво намекала, что лучше бы я использовал для этих целей специально купленную лежанку. Но солнце, сиявшее через окно, нагрело на диване восхитительное пятно, сделав его воистину неотразимым – и я не смог устоять. Тем более что за плечами у меня был очень непростой день. От Франчески я, вопреки обыкновению, вернулся зверски голодным. Я несколько часов играл с Алексеем, но не получил за это даже крохотной сардинки. Куда там, мне и попить не предложили! Франческа была погружена в свои мысли; когда я присел рядом, она и не заметила. Не скажу, что мне это понравилось. Я все понимаю, у людей бывают проблемы, но зачем же игнорировать кота, особенно если он искренне желает помочь! Полли и Генри тоже не было видно. Они вернулись домой с Мэттом, когда я уже уходил. Мэтт толкал коляску, а Полли в кои-то веки выглядела умиротворенной; однако они были увлечены разговором и тоже меня не заметили. Такое чувство, что для взрослых жильцов двадцать второго дома я внезапно превратился в невидимку!

И это было только начало. После полудня все стало еще хуже.

Клэр собиралась куда-то пойти. Она не забыла положить мне еды и налить молока, но большего я не удостоился. Не погладила, за ухом не почесала, даже слова доброго не сказала! Зато выглядела очень взволнованной и целую вечность проторчала перед шкафом, выбирая наряд. В конце концов она остановилась на черном платье, к которому надела туфли на каблуках. Прежде она при мне такую обувь не носила. Потом Клэр потратила кучу времени на прическу и макияж – и когда наконец вспомнила о моем существовании, я ее едва узнал.