В лабиринтах лжи - Рия Миллер

все происходило так, как я думала, то интересно тогда, куда девались деньги? Надо будет узнать на следующем собрании с «аристократами», а точнее, подслушать их рабочие разговоры.

– Ну и почему ты не отвечаешь? – поинтересовалась после долгой паузы.

Тишина. Ясно, это все мои галлюцинации. На самом деле никакого Голоса не существовало. Я, видимо, больна и страдаю шизофренией, постоянно что-то забываю или ничего не помню. И дело тут не в таблетках тогда, а во мне?

«А ты никогда не задумывалась, кто тебя сделал такой?»

– Действительно, – усмехнулась и сделала глоток сока. – Послушай, если серьезно, то что ты хочешь? Почему поселилась именно в моей голове? Почему я только слышу тебя? Почему вижу тени и странные сны, в которых запутываюсь? И почему, в конце концов, должна тебе верить?!

«Я хочу, чтобы ты кое-что вспомнила», – весело отозвался Голос.

– И что же?

«То, из-за чего ты перестанешь быть глупой дурой!»

Я молча закатила глаза, продолжив завтракать в тишине. Каждый раз, когда задавала эти вопросы, ответ был один и тот же. Пытаться вспомнить какую-то чепуху или заткнуть вторую личность, которая хочет занять мое место? Ответ очевиден.

«Нет! Не делай этого!»

Достав упаковку с маленькими таблетками из кармана халата, я закинула в рот одну и запила соком.

За окном надвигались тучи, закрывая солнце. Дождь. Хотя чего я ждала? Это же осень. Погода наводила усталость и сон. Хотелось спать, но через полтора часа у меня начнутся уроки, на которые не было желания идти. Вставая из-за стола, я, достав из кармана телефон, написала в группу девочкам: «Хай! Сколько сегодня уроков?» Ответ пришел через минуту от Дианы: «Семь». Мне стало так тяжко, что я скривилась и захотела проклясть весь мир. Ну за что мне все это? С сожалением и неохотой я покинула пустой одинокий зал, который хоть и был роскошным, обставлен дорогими предметами интерьера – как, например, два больших золотых льва, сидевших по бокам возле мраморного камина слева, или картины знаменитых итальянских и английских художников эпохи Возрождения, – был все равно мрачным и одиноким. Даже когда проходили праздничные ужины, за длинным дубовым столом собирались гости и играла иногда тихая музыка, здесь не чувствовалось никакого уюта. Старый, классический, с элементами готики особняк хранил внутри достаточно секретов и тайн прошлого. Здесь, как в лабиринте, множество комнат, длинные широкие и узкие коридоры, два этажа. В некоторых помещениях мне запрещалось находиться, поэтому я не знала, что в них скрывалось. Единственная деревянная белоснежная дверь с золотыми узорами, которая располагалась на первом этаже в одном из коридоров, манила больше всего. Всегда было интересно узнать, что находилось за ней, но, к сожалению, кроме матери, я не видела, чтобы туда кто-то заходил. Проходя мимо той самой двери, я с трудом унимала любопытство, которое каждый раз становилось сильнее. Жаль, ключи мама прятала в своем кабинете или, скорее всего, носила с собой. Я с грустью смерила взглядом дверь и направилась дальше к круглой широкой лестнице, ведущей на второй этаж.

Войдя наконец в свою комнату, встретилась вновь со служанкой, заправляющей постель. Зои всегда относилась ко мне дружелюбно, как к подруге, а работу выполняла качественно и с любовью. Она была одной из тех, кто более ответственно брался за задачи и никогда не жаловался на жизнь, не спорил, не обсуждал никого за спиной. С ней приятно было общаться, слышать короткий смешок. На милом и ясном личике редко появлялась улыбка, которая очень шла ей, но почти никому не удавалось заставить улыбнуться серьезную девушку с золотыми короткими кудрями.

– С возвращением, Камилла. Ваша школьная форма поглажена и висит на стуле, – озвучила она официально-деловым тоном.

– Спасибо, – поблагодарила я и начала переодеваться.

Терпеть не могла эту форму: алую ситцевую рубашку с длинным рукавом, черную юбку с красными полосками, темные колготки, которые постоянно рвались, и туфли на маленьком каблуке. В этом одеянии я чувствовала себя манекеном. Никакого комфорта и свободы. Каждая клетка кожи пряталась за строгим официальным стилем, все интимные места закрыты. Зеркала передо мной не стояло, но представляю, как выглядело это все. Они были, но почему-то я не могла увидеть в них свое отражение. Цвет волос только знала, и то крашеный, а настоящий не помнила. По словам мамы, они темные и волнистые, как ночь, не очень подходящие мне. Лилиана всегда решала сама, как должна выглядеть ее дочь, каким правилам следовать, какие законы соблюдать, чем заниматься и, главное, как учиться и вести себя рядом с ней на совместных мероприятиях, вечерах, важных встречах, да и в жизни в целом. Конечно, мне не нравилось жить по чужим правилам! Но сколько бы раз я ни ссорилась из-за этого с мамой – бесполезно. Ее не убедишь и ничего не докажешь, а характеры у нас совпадали. Обе упрямы, прямолинейны, целеустремленны, мстительны и властны. Одного только было больше у мамы – строгости. Один ее холодный жесткий взгляд нагонял страх и беспокойство. При воспоминаниях о нем по спине побежали мурашки. Все равно, несмотря на наши ссоры и разногласия, я любила ее, потому что она моя мама. Никаких других родственников у меня больше не было. Ах да, все еще надеюсь, что она исполнит то обещание, что недавно дала мне. Наша прогулка состоялась, но я как-то смутно ее помнила: фильм и беседа в кафе.

– Ваша мать просила передать, чтобы вы сегодня не опоздали на ужин и надели синее кружевное вечернее платье, которое она подарила вам месяц назад, – сообщила Зои, завязывая мне хвост.

– Передай ей, пожалуйста, что я не смогу присутствовать. У меня ведь безумие, боюсь опять на кого-то напасть, и вообще я плохо себя чувствую, когда нахожусь рядом с ее друзьями. – Вспомнила случай, когда из-за какого-то вопроса накинулась на владелицу одной из компаний. Ее слова, что я не должна здесь существовать, до сих пор кололи сердце.

– Хорошо, передам.

Зои молчала какое-то время, но вскоре снова заговорила:

– Все-таки она ваша мать. Что бы ни случилось, но вы должны помириться.

– Это она просила такое передать?

– Верите или нет, но это я вам сама говорю. Не слушать родителей или пытаться спорить с ними – все равно что не выполнять приказы королевы или нарушать законы.

– Моя мать – королева?! – Не могла сдержаться от смеха. – Смешно! А я тогда кто? Принцесса в ее играх?

– Высокомерная королева и самовлюбленная принцесса, – ответила служанка и тут же смутилась, покраснев от стыда и осознания, что сказала не то.

– Знаешь, в твоих