Бешеный прапорщик - Зурков Игорь

С собой взяли люгеры, наганы, холодняк, да гранаты. Карабины оставили на нашей стороне, в окопах ими неудобно работать. В руках только кинжалы, и у отдельных "счастливчиков" — "Оборотни"

Наша задача — тихо прийти, вырезать всех и уйти, оставив на прощанье записку. Перед выходом я собрал всех:

— Сегодня мы не будем воевать. Сегодня мы будем мстить. Уничтожать тех тварей в человеческом облике, которые войну превратили в кровавое пиршество, получая удовольствие, от мучений и истязаний раненых, попавших к ним в плен. Они уже не имеют права называться людьми, потому, что перешагнули ту границу, что отделяет человека от Зверя. Поэтому я не буду сегодня приказывать идти на задание. Каждый волен сам решать: идет он уничтожать Зверя, или нет. Но, убивая, нельзя уподобляться ему, поэтому — ничего сверх смерти. Это они могут выкалывать глаза, жечь каленым железом, а мы не имеем на это права.

Я свой выбор сделал. Сделал тогда, когда в госпитале увидел умершего солдата. Умершего не от ран, а от нечеловеческой жестокости. Я иду мстить. Со мной идет Федор, это его брата замучили. Кто хочет идти с нами, — встаньте!..

Встали все…

Когда немцы угомонились, мы выждали еще час и начали "работать". Разведчики ушли вперед, открыли два прохода в заграждениях и остались там, мигнув основной группе фонариками. Бесшумно и незаметно поползли две темные "змеи" к немецким окопам… Роли были расписаны заранее, еще вчера. По два человека должны были прикрывать основные группы от "соседей" слева и справа, а заодно поставить растяжки из трофейных гранат. Остальные разбились на боевые "двойки" и сейчас занимали свои места возле блиндажей, где спали германцы. Я прополз немного дальше окопов, ближе ко второй линии, развернулся и стал ждать… Через пару минут в темноте мигнули три фонарика, потом с задержкой блеснул четвертый. Все готовы! В ответ мигаю два раза, через пять секунд — еще раз. Почти одновременно с последней вспышкой приглушенно грохнуло несколько раз — каждая "двойка" в этот момент закинула в блиндажи по паре "колотушек" и захлопнула двери. Теперь бойцы уже внутри, проводят контроль… Через пять минут все было закончено. Все "двойки" собрались вместе, доложились и ждут команды на отход. У нас потерь нет, да и странно бы было, если б они появились. Я прекрасно понимаю, что убивать спящих — жестоко, но сегодня не тот случай. Именно этот взвод издевался над Фединым братом, и у меня нет ни малейшего желания разбираться кто это сделал персонально. Отвечать будет подразделение! Отныне будет только так! Об этом и говорится в записке, приколотой трофейным штык-ножом ко входу одного из блиндажей…

… Через три дня два российских пилота получили необычное задание: загрузить в свои аэропланы объемные пакеты и, пролетая над германскими окопами, разбросать листовки. Молодые авиаторы, привыкшие к постоянной игре со смертью в воздушных боях, хотели было оскорбиться использованием их в качестве почтальонов, но сопровождавший эти пакеты капитан с изуродованным ухом сказал, что это — личная просьба Командующего и дал им почитать одну из листовок:

"Германские солдаты!

Сейчас идет война, и мы находимся по разные стороны фронта. Но существуют законы Божьи и человеческие, цивилизованные правила ведения войны. Советуем вам не забывать об этом, так же, как и о гуманном обращении с пленными и гражданскими лицами. Те из вас, кто не будет этого делать, — умрут! Вместе со своим подразделением. Один из ваших взводов уже уничтожен за пытки и издевательства над ранеными. Не спешите с ними встретиться!

Неуловимые мстители"

29.10

В это воскресенье нас своим визитом снова порадовал капитан Бойко. И приехал он не один, а со священником. До этого взвод наставлялся на путь истинный приезжавшим из соседнего полка отцом Орестом, который очень напоминал мне представителей Церкви в крутые девяностые. Приедет на воскресный молебен уже "причастившись" как следует, пробубнит все положенное по случаю, развернется — и поминай как звали. У солдат отношение к нему было соответствующее. В принципе, меня это устраивало. Чем меньше людей знает о нас и лезет в наши дела, тем меньше разговоров будет ходить, обрастая слухами и небылицами.

Все утро Ваш покорный слуга добросовестно отдыхал от трудов ратных. Но как это повелось в армии со времен Петра Алексеевича, отдых состоял в смене вида деятельности. Сидел и сражался с самым неистребимым противником — служебным делопроизводством. Вооружившись пером, которым, к сожалению, владел хуже, чем штыком, я в который раз пытался пробиться сквозь врождённую патологическую скупость интендантов и обосновать необходимость дополнительных комплектов обмундирования, обеспечения мылом и усиленным питанием своего подразделения. Про оружие и боеприпасы я вообще молчу! Понадобилось личное распоряжение Командующего с подачи Валерия Антоновича, чтобы эти скряги и крохоборы выделили нам два ящика трофейных винтовочных патронов. И еще возмущались таким расточительством!

Сквозь открытое окно раздался шум приближающегося автомобиля, а чуть позже послышалась и легкая суета на входе, обычно свидетельствующая о явлении высокого начальства. Однако, отсутствие обязательного для такого случая зверообразного рева дежурного: "Смирно!!!!!", и следующего за ним раскатистого рапорта: "Ваше превосходительство…", позволило несколько расслабиться и вернуться к ненавистной бумажной баталии. Путаясь в казуистике казенных оборотов, я проигнорировал звук шагов по лестнице, тем более что он не сопровождался позвякиванием шпор.

Поэтому неожиданно раздавшиеся слова: "Мир дому сему", заставили меня буквально подпрыгнуть на стуле. Передо мной стоял невысокий, чуть полноватый, с прямо-таки шикарной седой бородой и шевелюрой батюшка, на вид — годков за шестьдесят. По-отечески улыбаясь и давая мне время прийти в себя, хорошо поставленным басом он представился:

— Я — иеромонах Александр Завьялов.

Ого, а батюшка-то непростой. Фиолетовое облачение, кажется, просто так не одевалось, а за какие-то заслуги. Ладно, придет время, узнаем…

— А это наш герой, организовавший последнее дело, — присоединился к разговору капитан Бойко, как всегда незаметно, по-кошачьи, вошедший в комнату. — Здравствуйте, Денис Анатольевич! Решил вот проведать вас, посмотреть, чем занимаетесь.

— Всегда рад, Валерий Антонович! Вверенные под мою команду нижние чины в данный момент находятся в казарме, ждут команды строиться на молебен.

— Вот ваш новый священник, дивизионный благочинный отец Александр. Он согласился подменить отца Ореста…

— На то время, пока отец Орест не исполнит епитимью, наложенную на него протопресвитером, да не освободится от греха винопития. — пророкотал новый батюшка, усмехаясь в бороду. — А это — дело не быстрое.

— Строить взвод на богослужение, отец Александр?

— Сделайте милость, господин подпоручик. Небось, рассупонились, лежебоки, минут пять собираться будут. — басит монах, испытующе поглядывая на меня.

— А вот и нет, отче. Здесь, как я понял, все делается очень быстро. — Поясняет Бойко, затем поворачивается ко мне. — Денис Анатольевич, покажите отцу Александру то, что Вы демонстрировали мне в прошлый раз.

Поймав мой вопросительный взгляд, поясняет:

— Отец Александр знает, что у Вас не совсем обычное подразделение. И не совсем обычный командир. Почему и будет приставлен к вам.

Так, понятно. "Замполита" или "Зоркого Глаза" мне на шею посадить хотят. Ну, может оно и правильно, посмотрим, что дальше будет.

— Ну, что ж, пойдемте…

Мы вышли из казармы, отошли на десяток метров и остановились. По дороге я подобрал небольшой камушек, и, вернувшись к крайнему окну казармы, кинул его внутрь и высвистел "Тревогу". Валерий Антонович с отцом Александром стояли поодаль и наблюдали за происходящим. Из окон вылетели мои "орлы" и "орлята" второго набора. Часть не по форме, кто — без фуражки, кто — без гимнастерки, но — с оружием. Две секунды, и все изготовились к стрельбе.

— Отбой вводной! Привести себя в порядок! Построение через две минуты!

Подзываю Митяева:

— Михалыч, на тренировках хуже получалось, секунд десять. А сегодня что за праздник такой?

— Командир, мы ж тоже не лыком шиты. Как ты вместе с начальством вышел, да еще камень поднял, так оно и понятно стало, что дальше-то будет, это — к бабке не ходи. Вот я всех по окнам и рассовал…

— Ну, вы и артисты!

— Как учили.

— Ладно, молодцы! Строй группу, сейчас нового батюшку представят и пошагаем на молебен…

Отец Александр проводил службу иначе, чем его предшественник. Было видно, что молитва для него не нудная обязанность, не пустой ритуал, доведенный до автоматизма, и поэтому не требующий никаких душевных сил. Он не читал молитву, он действительно молился. И за себя, и за тех, чьи души были вверены в его окормление. Мои бойцы тоже это почувствовали. Даже "казачонок" второго набора Егорка, егоза и хулиган, получивший в прошлое воскресенье от меня хорошего командирского "леща" за попытку помяукать в тон отцу Оресту, повторял слова молитвы с каким-то серьезным, взрослым выражением на лице. После окончания службы наш новый батюшка обратился к группе с проповедью. Прочитав небольшое поучение на Евангелие об укрощении Господом бури на море, он увещевал солдат веровать, что Он и среди военных бурь, сражений и походных трудов всегда со своим православным воинством, только надо крепко верить и усердно молиться Ему о даровании победы над супостатом.