Последняя битва - Алекс Шу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут меня накрыло. Сознание заволокло серой пеленой. Затем ярко вспыхнули золотые искорки и развеяли хмарь. Я увидел сидящего за деревом снайпера с какой-то компактной винтовкой, неизвестного образца, явно зарубежной. В оптике, прямо посередине перекрестья шкалы прицела, отражалась шагающая обратно фигура Сергея Ивановича.
Затем в голове возникла другая картинка. Чекист в серой куртке щелкнул флажковым переводчиком-предохранителем, переводя «стечкин» на стрельбу очередями, и прицелился в танкиста. Стоящий под прикрытием «РАФа» с другой стороны «альфовец» приник щекой к прикладу «калашникова», выцеливая наших бойцов.
Картинки сменялись одна за другой, проясняя будущие события. Пазл собрался и все кусочки мозаики сложились…
Я пинком открыл дверь, на секунду оставив в покое Андропова, и отчаянно крикнул, махнув рукой:
— Капитан, уходите.
Сергей Иванович среагировал моментально. Как только увидел взмах ладони и моё искаженное лицо, сразу всё понял. Пригнулся, рванулся под прикрытие машин, к ожидавшим его спецназовцам, преодолев последние метры прыжком. Звука первого выстрела никто не услышал. Только ствол дуба, находившийся на обочине, взорвался черными щепками коры, в том месте, где ещё секунду назад находилась голова капитана.
Застрекотала автоматная очередь. Одна, потом вторая. Бахнула пушка, и всё окружающее пространство одновременно взорвалось грохотом и вспышками выстрелов.
Я выпал наружу, вытягивая за шиворот трясущегося Андропова. Рядом с нами, клацнув «калашниковыми» об асфальт приземлился старшина. И сразу же перекинул один из автоматов в руки, спрятавшемуся за кузовом машины капитану.
Пули взрыхлили серую полосу асфальта, выбивая фонтанчики из каменной крошки. Оглушающей волной, перекрывая стрекот автоматов и пулеметов, накатил взрыв, осыпав нас комьями земли и грязными каплями растаявшего снега.
— Уходите, в лес, — прохрипел капитан. — Я прикрою.
— Этого валим? — спокойно уточнил старшина, указав дулом на Андропова. Несмотря на идущий вокруг бой, спецназовец оставался невозмутимым.
Я молча направил «ТТ» в голову председателя КГБ и замер, ожидая команды.
Побледневший Андропов закатил глаза, и обмяк, расплывшись на асфальте бесчувственной тушкой.
Подожди, — Сергей Иванович насторожился, к чему-то прислушиваясь. К шуму выстрелов, прибавился еле различимый гул вертолетных винтов, нарастающий с каждой секундой.
— Вертушки, — облегченно выдохнул капитан. — Пусть поживёт ещё.
Над нами с рокотом пронесся «МИ-24Д». Затрещалкрупнокалиберный пулемет. Впереди, одновременно с гулким взрывом, взметнулась яркое пламя. В зеленый «РАФ», пуская дымный след, влетела ракета ПТУРа. Бронированный микроавтобус с оглушающим грохотом разлетелся на куски, разбрасывая в сторону железные осколки и кусочки стекла. Парочка сотрудников группы «А», не успевших отпрыгнуть в низину за обочиной, подкинуло взрывом.
— Сложить оружие и лечь на живот, руки за голову, — прогремело сверху. — В противном случае, все напавшие на колонну, будут уничтожены.
Оставшиеся в живых бойцы «А», побросав автоматы, плюхались животами на грязный асфальт, заложив руки за головы. Я медленно поднялся. Андропов по-прежнему был без сознания, но бдительный старшина уже, на всякий случай, контролировал распростертое тело председателя КГБ, направив на предателя «калашников».
Капитан что-то кричал мне на ухо, но я ничего не слышал, осматривая поле боя. Спереди чадила черным дымом подбитая из РПГ боевая машина десанта, из люка свесилось расстрелянное тело танкиста. Догорали, выбрасывая последние сполохи пламени, «волги» и «шишига». Несколько убитых бойцов лежали на трассе в лужах крови. Среди них виднелась парочка тел наших спецназовцев в белых маскхалатах. С правой стороны, вдалеке дымилось развороченное снарядом дерево, за которым ещё недавно прятался снайпер, начавший стрельбу.
— Леша, с тобой всё в порядке? — прорвался в сознание голос капитана, трясущего меня за плечо.
— Да, — автоматически ответил я. — Просто небольшая контузия. Оглох немного.
— Он, похоже, кони двинул, — сообщил, как всегда невозмутимый старшина, пнув неподвижную тушку Андропова.
Я нагнулся, поднял белую ухоженную руку. Нащупал пальцем жилку пульса. Она неровно, с перебоями, но билась.
Моё лицо медленно расплылось в торжествующей улыбке, больше похожей на злобный оскал:
— Жив гнида, — сообщил озабоченно нахмурившемуся капитану и бесстрастному спецназовцу. — Не удалось убрать, хотя стрельба именно с этой целью и затевалась. Сорвалось. И мы, слава богу, его не пристрелили. Пусть дает показания. Я подскажу, что спрашивать. Суд над этим ублюдком и сворой его единомышленников будет очень интересным.
18 января 1979 года. Подмосковье (окончание)
Через минуту возле меня оказался взъерошенный, с растрепанной шевелюрой Иван Дмитриевич. Свою шапку-ушанку он успел где-то потерять, а аккуратно причесанные седые волосы разлохматились, и кое-где вздыбились. И теперь старик пятерней зачесывал их обратно.
После поимки Андропова капитан усадил Березина в грузовик «Беркута» вместе с бойцами, доверительно попросив ветерана как опытного сотрудника присмотреть за бойцами и пленными. Польщенный старик, чуть помялся, увидел мой еле заметный кивок и согласился.
Когда началась стрельба, дед, слышавший переговоры по рации, и уловивший к чему идёт дело, был уже вооружен трофейным «ТТ», взятым у одного из бойцов. Он выпрыгнул из машины, перекатился под укрытие заднего колеса и оттуда вел огонь.
Как только бой закончился, старик сразу поднялся и двинулся к «УАЗу». Увидел меня и облегченно выдохнул:
— Слава тебе, Господи.
Ещё бы чуть-чуть и истово перекрестился. У него даже пальцы в троеперстие сложились, и ладонь инстинктивно к груди дернулась. Вовремя опомнился и смущенно улыбнулся, опустив руку.
— Не знал, что вы, Иван Дмитриевич, верующий, — улыбнулся я, подходящему Березину.
— Повоюешь с моё, тоже верующим станешь, — проворчал старик. — У меня батюшка с матушкой верующими были, церковь на выходные и праздники исправно посещали. И я, когда совсем мальцом был, с ними ходил. Отец Амвросий, царствие ему небесное, меня грамоте и счёту учил, Библию читал и толковал. Приглянулся ему наверно, чем-то. Другие детишки бегают по деревне, палками машут, в лапту и городки играют, босыми пятками сверкают, а я к знаниям с малолетства тянулся, учиться хотел. Вот и уделял он мне внимание. Очень душевным человеком был наш сельский священник. В отличие от многих попов толстопузых, всех по именам знал, здоровался, никогда не отказывал выслушать, а страждущим помогал, чем мог. Сам здесь вырос и сюда же вернулся после семинарии. Так что, я с рождения с богом в душе рос. А после революции другие ветры подули. Я из села уехал, на рабфак поступил, комсомольцем стал. А в сорок втором, когда
