Фабиан. История одного моралиста - Эрих Кестнер

— Опять пришел ваш дядя.

— Твой дядя? — изумилась мать.

— Я вот тоже удивляюсь, — поспешила сказать хозяйка.

— Надеюсь, это не пошло вам во вред, фрау Хольфельд, — ответил Фабиан, и обиженная дама удалилась.

Фабиан ввел изобретателя в комнату и сказал:

— Мама, это мой старый друг. Он вчера ночевал у меня на диване, и я назвал его дядей, чтобы поменьше было разговоров. — И повернувшись к изобретателю: — Это моя мать, милый дядя, лучшая женщина двадцатого столетия. Садитесь, пожалуйста. С диваном сегодня, конечно, ничего не выйдет. Но я приглашаю вас на завтра, если это вас устраивает.

Старик сел, откашлялся, напялил на ручку зонта свою шляпу и сунул в руку Фабиану конверт.

— Спрячьте это поскорее, — попросил он, — это моя машина. За мной следят. Моя семья хочет снова упрятать меня в сумасшедший дом. Они, верно, надеются заодно зацапать мои записи и превратить их в деньги.

Фабиан спрятал конверт.

— Вас хотят посадить в сумасшедший дом?

— И я ничего не имею против. Там можно отдохнуть. Великолепный парк. Главный врач — вполне сносный малый, сам немножко тронутый и отлично играет в шахматы. Я уже два раза там был. Если мне станет уж совсем невмоготу, я опять удеру. Извините меня, сударыня, — обратился он к матери, — я причиняю вам столько хлопот. Не пугайтесь, когда за мной придут. Они сейчас позвонят. Тут уж ничего не поделаешь. Мои бумаги надежно спрятаны. Я ведь не сумасшедший, а для своих дражайших родственников я даже слишком разумен. Друг мой, черкните мне несколько строк в Бергендорф, в лечебницу.

Раздался звонок.

— Это они, — воскликнул старик. Фрау Хольфельд впустила двух мужчин.

— Прошу простить за беспокойство, — сказал один и поклонился. — Мои полномочия, в которых вы легко можете убедиться, вынуждают меня изъять господина профессора Кольрепа из вашего общества. Внизу нас ждет машина.

— К чему столько церемоний, господин санитарный советник? Что-то вы похудели. Я еще вчера заметил, что вы напали на мой след. А, Винклер, добрый день. Что ж, полезем опять в вашу машину. Как поживает мое любезное семейство?

Врач пожал плечами.

Старик подошел к шкафу, открыл его, заглянул внутрь и снова прикрыл дверцу. Потом пожал руку Фабиану.

— Я вам очень благодарен. — Уже в дверях он обернулся к фрау Фабиан: — У вас замечательный сын, не каждый может этим похвастаться. — И вышел из комнаты.

Врач и санитар последовали за ним. Фабиан с матерью выглянули в окно. Перед домом стояла машина. Из подъезда вышли трое. Шофер помог старому изобретателю надеть, пыльник, а пелерину бросил на сиденье.

— Забавный человек, — сказала мать, — но он вовсе не сумасшедший.

Машина тронулась.

— А зачем, собственно, он заглядывал в шкаф?

— Я сегодня утром запер его в шкаф, чтобы хозяйка не заметила, — объяснил сын.

Мать налила себе чаю.

— Все-таки с твоей стороны это легкомыслие — пускать к себе ночевать совершенно незнакомого человека. Мало ли что может случиться. Надеюсь, он хоть не испачкал твои вещи в шкафу?

Фабиан написал на конверте адрес психиатрической лечебницы и сунул его в ящик. Потом тоже сел за стол.

После ужина он сказал:

— Давай, мама, пойдем в кино.

Покуда мать одевалась, он зашел к Корнелю и сообщил ей, что к нему приехала мать. Корнелия, очень усталая, уже лежала в постели.

— Я посплю до твоего возвращения из кино, — сказала она. — А ты заглянешь ко мне еще разок?

Он обещал заглянуть.

Звуковой фильм, который смотрели Фабиан с матерью, оказался глупейшей театральной пьесой, действие ее происходило в двух измерениях, не говоря уже о том, что роскошь, в ней демонстрировавшаяся, была поистине невообразима. Казалось даже, хотя приличия ради ничего похожего показано не было, что под кроватями непременно должны стоять ночные горшки из чистого золота. От радости, что мать то и дело заливается смехом, Фабиан и сам стал смеяться.

Домой они шли пешком. Мать была в восторге.

— Если бы я прежде была такой здоровой, как сейчас, тебе жилось бы много лучше, сынок, — сказала она немного погодя.

— Мне и так жилось неплохо, — отвечал Фабиан, — к тому же все это уже позади.

Дома они немного поспорили о том, кому ложиться на кровать, а кому на диван. Верх наконец взял Фабиан. Мать ему постелила на диване. Он сказал, что должен на минутку зайти в соседнюю комнату.

— Там живет одна молодая женщина, с которой я очень дружен. — На всякий случай он простился с матерью, поцеловал ее и тихонько открыл дверь.

Через минуту он вернулся.

— Она уже спит, — прошептал Фабиан, ложась на диван.

— Раньше такого быть не могло, — заметила фрау Фабиан.

— Ее мать говорила то же самое, — ответил он и повернулся к стене.

Вдруг, уже совсем сонный, он встал, прошел Через темную комнату, склонился над кроватью, и как в детстве, сказал:

— Спокойной ночи, мамочка.

— Спокойной ночи, — пробормотала она, открывая глаза.

Он этого не видал. и в темноте, ощупью побрел к дивану.

Глава тринадцатая

Универсальный магазин и артур шопенгауэр

Бордель наоборот

Две двадцатимарковые бумажки

На следующее утро фабиана разбудила мать.

— Вставай, якоб! опоздаешь на работу!

Он быстро оделся, стоя выпил кофе и стал прощаться.

— А я пока наведу тут порядок. комната вся в пыли. и на пальто у тебя вешалка оборвалась. ты иди без пальто. сегодня на улице теплынь.

Фабиан прислонился к двери и наблюдал за матерью. чем-то домашним, уютным веяло от ее усердия, коренившегося в постоянной нервозности и любви к порядку. комната, казалось, была полна ею, и это напоминало ему родной дом.

— Неужели ты не можешь хоть пять минут посидеть спокойно, ничего не делая? — поинтересовался он. — жаль, что у меня сейчас нет времени, мы с тобой могли бы пойти в тиргартен, или в аквариум, или просто посидеть здесь, и ты бы мне рассказала, какой я был смешной в детстве. как я исцарапал булавкой спинку кровати, а потом за руку привел тебя полюбоваться замечательной картиной. или как подарил тебе ко дню рождения черные и белые нитки, дюжину иголок и кнопки.

— И еще коробочку булавок и несколько мотков черного и белого шелка. я это как сейчас помню, — сказала мать и одернула на нем пиджак. — твой костюм надо бы отутюжить.

— И надо бы мне обзавестись женой и семью забавными малышами, — добавил он в мудром предвидении.

— Немедленно ступай на работу! — мать подбоченилась. — работать — полезно для здоровья. кстати, я вечерком зайду за тобой. подожду тебя у выхода. и ты проводишь меня на вокзал.

— Как жаль, что ты пробыла здесь только один день. — он опять вернулся.

Мать на него не смотрела. она убирала постель.

— Я больше не могла без тебя, — пробормотала она, — но теперь у меня отлегло от сердца, беда только, что ты мало спишь. и не относись к жизни так серьезно, сынок, она от этого легче не станет.

— Ну, теперь мне пора, а то и вправду опоздаю, — сказал он.

Она смотрела из окна ему вслед и кивала головой. он помахал ей, улыбнулся и пошел быстрее, покуда мать могла его видеть. потом сбавил скорость и наконец остановился. нехорошо играть в прятки со старой женщиной! он убежал от нее, хотя делать ему нечего. оставил ее там совсем одну, в чужой безобразной комнате, хотя знал, что за каждый час, проведенный с ним, она готова отдать год жизни. вечером она хочет зайти за ним на работу. придется разыгрывать комедию. она не должна знать, что он уволен. костюм, который он носил, был единственный, купленный им самим за тридцать два года. из-за сына она всю жизнь работала, не разгибаясь, и экономила каждый грош. когда же этому придет конец?

Начался дождь, и фабиан зашел в универсальный магазин. универсальные магазины, хотя и не для того они существуют, отлично служат для развлечения людей, у которых нет ни зонтика, ни гроша за душой. фабиан подивился, как искусно одна продавщица играет на рояле. из продуктового отдела его прогнал запах рыбы, которого он не выносил с детства, а возможно еще по воспоминаниям эмбриональной поры. в мебельном отделе один молодой человек во что бы то ни стало хотел продать ему громадный платяной шкаф. «очень недорого, такой случай вряд ли повторится». фабиан не воспользовался столь счастливой возможностью и отправился в книжный отдел. за прилавком с антикварными книгами он напал на однотомник шопенгауэра, полистал его и уже не мог оторваться. предложение этого озлобленного дядюшки человечества — облагородить европу с помощью индийского врачевания — было, разумеется, сумасбродной идеей, как, впрочем, и все позитивные предложения, независимо от того, исходили они от философов девятнадцатого столетия или теоретиков-экономистов двадцатого. и все-таки старик неподражаем! фабиан отыскал типологическое толкование и прочел: «это противопоставление платон выражает словами еэкплпж и дэукплпж (Здесь — оптимист и пессимист (греч.)). Ими же можно классифицировать и различное восприятие различными людьми приятного и неприятного, вследствие чего один только смеется над тем, что другого чуть ли не повергает в отчаяние, и к тому же, чем слабее восприимчивость к приятному, тем сильнее к неприятному, и наоборот. представим себе одинаковую возможность счастливого и несчастливого исхода одного и того же дела. дэукплпж при несчастливом исходе будет негодовать и огорчаться, но не будет радоваться при счастливом; еэкплпж, наоборот, не будет негодовать или огорчаться при несчастливом исходе, но зато будет радоваться счастливому. если из десяти замыслов дэукплпж удадутся девять, он не станет радоваться, а будет сердиться из-за неудачи десятого, и наоборот еэкплпж в случае удачи лишь одного из десяти замыслов будет утешать и подбадривать себя.