Хроники империи, или История одного императора - Светлана Крушина

Через день радостный Марк сказал, что отец дал согласие на их брак.

Тот разговор в зимнем саду Эва помнила еще и потому, что в первый и в последний раз она увидела не властелина империи, но человека. Больше подобного не повторялось — с ней император был иногда резок, чаще бесстрастен и всегда — очень властен. Во взгляде его никогда не мелькало и тени человеческих чувств. У Марка, при всем его внешнем сходстве с отцом, и лицо было мягче, и взгляд — теплее. Во всяком случае, в те минуты, когда он смотрел на Эву…

— Ох, Марк… — прошептала Эва, всхлипнула в последний раз и попыталась все-таки взять себя в руки.

При всем своем жестокосердии, в одном император прав: хватит разводить сырость, пора вспомнить, кто она есть и вести себя соответственно. Да и ребенку едва ли понравится, что она льет слезы не переставая, забыв о достоинстве. Эва вызвала в памяти гордое холодное лицо императрицы, ее высокую шею, красиво поднятую голову, и невольно выпрямилась сама, приподняв подбородок. Слезы высохли сами собой.

Утро начиналось весело, даже, можно сказать, жизнерадостно. Еще до рассвета Марка разбудили, помешав ему досмотреть приятный сон про солнечный летний день и радостную смеющуюся Эву, бросили ему чью-то поношенную, но еще крепкую куртку (со вчерашнего дня он оставался в одной рубахе и озяб прохладной майской ночью), связали руки и вывели во двор. Двор тонул в густом тумане, пронизанном первыми солнечными лучами. Прищурившись, Марк поднял глаза и невольно вздрогнул. На фоне затянутого дымкой нежно-голубого неба отчетливо вырисовывались контуры некоего зловещего приспособления, в назначении которого не могло возникнуть никаких сомнений; слишком часто Марк видел подобные ему. Несомненно, приспособление это, похожее на тощего верзилу с вытянутой в сторону рукой, дожидалось именно его. В сопровождении конвойных Марк пересек двор, который быстро заполнялся людьми в медейской форме, и поднялся на стену, где его встретили медейские офицеры. Среди них Марк увидел капитана наемников Изолу и давешнего надменного медейца. Похоже, подумал он, командование решило-таки проверить утверждение Пса и последовать его совету, то есть предъявить меня как заложника. Он бросил невольный взгляд вниз, туда, где стояли шатры и развевались касотские флаги. Но лагерь почти полностью был скрыт туманом; к тому же обзор закрывали зубцы стены. Ему, однако, удалось вроде бы рассмотреть несколько темных фигур на самой границе лагеря.

Медейские офицеры окинули Марка свирепо-оценивающими (если только возможно подобное сочетание) взглядами и перестали обращать на него внимание. Гораздо больше их интересовало происходящее в лагере противника, то и дело бросали они вниз обеспокоенные взгляды. Марка же возвели на помост и поставили рядом с виселицей, поручив заботам конвойных и предоставив возможность поразмыслить над своим положением.

Размышлять, впрочем, о нем совсем не хотелось, будущее рисовалось Марку в самых мрачных тонах. Он почти не сомневался, что отцу известно о его положении. Не было сомнений так же и в том, что отец и пальцем не шевельнет (и своим офицерам запретит), ради того, чтобы вытащить его, если это как-то затронет военные интересы империи. Весьма живо Марку припомнился эпизод с пленением медейского принца Кириана; с ним теперь происходило то же самое. Но ему, с детства усвоившему формулу "император всегда прав", и в голову не пришло отца осудить. Хотя, что и говорить, мысли его посещали самые горькие. Вспомнив отца, Марк вспомнил и мать, Эву, друзей… Что будет с Эвой, если он погибнет? У нее нет и половины душевной силы императрицы Туве, не говоря уже об императоре…

Нет, лучше об этом вовсе не думать, решил Марк, только сердце напрасно истерзаешь.

Среди офицеров произошло движение, очень кстати отвлекшее Марка от горестных рассуждений, и в первый, ближний к нему ряд, протолкался высокий человек с головой, повязанной черным платком на разбойничий манер. Марк узнал в нем Пса. Одежда сидела на нем кое-как, словно он одевался впопыхах, а лицо выражало сильное волнение. Он окинул Марка быстрым, злым взглядом, искривив тонкие губы; потом выглянул за зубцы, оценивая обстановку, и сразу же повернулся к Изоле. Некоторое время они о чем-то быстро и яростно шептались. Было видно, что эти двое с трудом выносят друг друга, и лишь крайние обстоятельства заставляют их действовать сообща. Марк очередной раз подивился на демократические взгляды, царившие в медейских войсках. Попробовал бы кто-нибудь из имперских солдат заговорить в подобном тоне со своим командиром! Уже через несколько часов он качался бы на виселице.

Вскоре на стене появилось еще одно знакомое лицо. Поодаль от офицеров возникла Джулия, при утреннем свете показавшаяся Марку еще красивее, чем накануне. Темные вьющиеся волосы ее были распущены и пушистой массой окутывали плечи и спину. На ходу она пыталась собрать и поднять их, но они выскальзывали из рук, и через минуту Джулия оставила попытки. Вместе с ней пришел долговязый мужчина, чем-то неуловимо смахивающий на Пса. Если судить по его длинной светлой косе, были они земляками, и что-то северное отчетливо проступало в их чертах. Он сказал Джулии несколько слов и указал на Пса, который продолжал беседу с Изолой, кривя при этом рот в презрительной гримасе. Потом Пес подошел к ним и заговорил тихо и гораздо спокойнее, чем с Изолой, хотя вид у него был весьма взвинченный. Щека его дергалась, а глаза неистово горели. Марк встретился с ним взглядом, и его обожгло ненавистью. Ему снова захотелось спросить: "За что?", но в глубине души он знал ответ. Ах, отец, великий умелец ломать и перекраивать людей…

Солнце уже поднялось довольно высоко и разогнало туман. Представление затягивалось. К Марку подошли двое медейских солдат и, понукаемые Изолой, взяли Марка за локти и довольно грубо потащили к виселице. Его заставили подняться на деревянную приступку, и на плечи ему легла петля. Ощущение это было жуткое. Изо всех сил Марк старался сохранять спокойный и безмятежный вид, и даже улыбнулся. Судя по пойманному им восхищенному взгляду Джулии, улыбка удалась в полной мере. Но утешение это было слабое.

Рондра! взмолился он. Дай мне сил достойно принять эту позорную смерть, раз ты не желаешь, чтобы я пал в бою…

— …Едут! — хрипло крикнул Пес и отпрянул от стены.

Марку со своего места не было видно, кто едет, но он легко мог догадаться. Офицеры командования решили вступить в переговоры с медейцами. Мысленно Марк обругал их. Вот идиоты! Если они сейчас признают его высокое происхождение, все его усилия пойдут прахом, и Двенадцать знают, чего потребуют медейцы в обмен на сохранение жизни важного заложника!.. Как только отец позволил им дать понять, как важен для них этот пленник? Впрочем, ему нужна Северная… И если это способ получить ее, рассчитывая на то, что медейцам едва ли нравится сидеть в осаде, из которой у них почти нет шансов выбраться… Марк усмехнулся, подумав об этом. Не стоит забывать и о том, что отец привык любыми способами добиваться желаемого, а нужды империи он всегда воспринимал как собственные нужды.