ЧУДОВИЩЕ (сборник) - Юрий Петухов

Дыра на глазах начала зарастать новеньким блестящим паркетом, пока не исчезла совсем. Баулин прошел в ванную — трубы были искорежены, как после землетрясения. Он сунул ради любопытства палец в отверстие одной из них — оттуда выпал самый настоящий желтенький луидор, следом посыпалась посверкивающая алмазно-прозрачная мелочь.

Нет, все-таки сон, решил про себя Баулин. Он был почти счастлив. Но в голове стучало с прежней назойливостью: надо прятать, срочно, пока не поздно!

В коридоре подсохло. Обрывки обоев сами собой приклеились на прежние места. Лишь мерцал холодным светом оброненный окопником в углу граненый штык да хрустели под ногами щепки.

Антон Варфоломеевич подошел к раскрытому на кухне окну и впервые в жизни, глядя куда-то вверх, в поднебесные темные выси, размашисто и истово перекрестился.

На следующий день Антон Варфоломеевич на службу не пошел. Едва поднявшись с постели в половине десятого, когда жена уже упорхнула на работу, он потянулся к телефону. Руки не слушались, трубка пыталась выскользнуть из ладони, номерной диск не поддавался, да и сам телефон все норовил сползти со столика. "У-у! Поганые эргономисты!" — выругался вслух Антон Варфоломеевич, имея в виду конструкторов аппарата, занимавшихся удобством его использования. И на самом деле — для того чтобы набрать номер, постоянно приходилось придерживать телефон другой рукой.

— Сашка? Ты?!

— Вас слушают, — ответствовал Сашка, явно не узнавая осипшего шефа.

— Оглох, что ли?! — Антон Варфоломеевич не на шутку разъярился. — Что с директором?

— Антон Варфоломеевич? — Сашенька залебезил. — А я вас и не признал, счастливым будете, с добрым утречком вас, — тараторил он, — как здоровьечко?

— Да ты умолкнешь?! Что там, спрашиваю, отвечай, преда… — сон еще крепко сидел в памяти Баулина, но все же он вовремя осекся.

— Все понял, — бодро ответил порученец, хотя ничего-то он ровным счетом не понимал, — новостей нету. Нестеренко этого тоже пока нет. Ждем к вечеру, может — завтра с утра. А отчетик наш готов почти, последние бабки подбиваем, в общем, слепили на славу.

— А ну его к черту! — В голове Баулина гудело. — Что еще?

— Все! — твердо заявило доверенное лицо.

— Тогда лады. Сегодня меня не ждите, буду дома работать. Вот теперь и у меня все.

Антон Варфоломеевич бросил трубку, отчего телефон наконец слетел с тумбочки, но, к счастью, застрял между нею и стенкой, обитой небесно-голубым шелком, и тут же отчаянно заверещал. У Баулина все внутри перевернулось, содрогнулось в приступе раздражительности. Он вновь схватил трубку, чертыхаясь и пытаясь вытащить непокорный аппарат из щели.

— Это прокуратура? — спросил металлический голос.

Ничего не ответив, Антон Варфоломеевич выдернул телефонную вилку из розетки и повалился на постель в полнейшем бессилии.

До трех часов дня Антон Варфоломеевич спал беспробудным сном, и ничего ему не снилось. Свинцовая мгла проглотила его и оставляла в своей власти в течение нескольких часов. Но все имеет свой конец. Разбудил его тот же телефон.

Спросонья Антон Варфоломеевич долго не мог понять, что творится и кто посмел прервать столь необходимый ему сейчас отдых, — голова была несвежая, и потому, не открывая глаз, он поначалу грешил на будильник. Шевельнуться было лень. Потом до него дошло — будильник трещал бы намного противнее и громче, а тут было мелодичное треньканье. "Что за чертовщина?" — подумал он, но потом сообразил — приезжала жена домой обедать, приезжала на их славненьком «Жигуленке», который Антон Варфоломеевич так и не научился водить. Она-то и подключила, верно, проклятый шнур.

Звонивший был настойчив. Таких Баулин поневоле уважал.

— Тоша? — спросила трубка неразборчиво.

— Антон Варфоломеевич, ваш покорный слуга, — недовольным голосом поправил звонившего Баулин.

— Не трепись! Слушай лучше. Ты чего не у себя?

Антон Варфоломеевич узнал привычный снисходительный басок Иван Иваныча, и тон его мгновенно переменился.

— Приболел малость, Иван Иваныч, — приторно прошелестел он, — как вы-то, как самочувствие?

Он припомнил ночной кошмар, и сиреневое лицо своего покровителя, и руки за спиной… "А вдруг правда? — подумалось ему. — Вдруг сон-то вещий?!" Верить в это не хотелось, но мурашки сами по себе побежали по телу.

— Какое, к черту, самочувствие? У тебя все спокойно?

— Да вроде бы… — начал Антон Варфоломеевич.

— Значит, так, не добрались еще! — Иван Иваныч волновался.

— Как это? — не понял Баулин.

— Узнаешь как, — голос опустился до шепота, — доброжелателей много, пишут, сам понимаешь, а там… — Иван Иваныч уважительно смолк на секунду, — верят всему, комиссии шлют. Меня замурыжили вконец, анонимщики чертовы!

— Клеветники, — поддержал его Антон Варфоломеевич.

— То-то и оно. Я думаю, тебе растолковывать не надо, а? Воду-то в ступе толочь? Сам дойдешь? Но гляди, чтоб с сей минуты и сам и вся твоя шатия-братия — гармоническими личностями! Понял?

— Слушаюсь! — ответил Антон Варфоломеевич, вставая с постели и вытягиваясь в струнку.

Звонок растревожил душу. Мрачные предчувствия овладели Антоном Варфоломеевичем. Надо было что-то делать, а что именно, он не знал. Суетиться было бесполезно. Да и вообще, были ли основания для беспокойства? Кто мог ответить на этот вопрос? Но состояние неопределенности, жуткого ожидания чего-то давило на него сильнее, чем реальная опасность.

Антон Варфоломеевич попробовал запустить удочку еще в одно местечко. Но, к сожалению, звонок заместителю не существующего пока директора, стародавнему приятелю Баулина, ничего не прояснил.

— А бог его знает, — сказал тот, — новая метла всегда по-новому метет. Но ты-то чего беспокоишься? Иль на мое место метишь?

Зам был всего-навсего кандидатом, а в институте было несколько докторов, и потому ему приходилось быть начеку, мнительнось становилась чертой его характера.

Но Антон Варфоломеевич на провокацию не поддался. Промолчал. И потому опять заговорил зам:

— Но ты завтра приходи, Антоныч, ладно?

— Куда я денусь, приду. Вот только долго ли нам ходить-то осталось?

Зам расхохотался.

— А ты и впрямь болен, Варфоломеич, пора тебя в отпуск.

На том разговор и закончился.

Чтобы развеяться, Антон Варфоломеевич присел к телевизору, щелкнул выключателем. Показывали хронику. Операторская группа, несмотря на рушащиеся здания и непрекращающуюся пальбу, творила чудеса. На экране шли бои, лилась кровь.

Как ни странно, чужие горести отвлекли Антона Варфоломеевича от собственных надуманных бед. Он расслабился, откинулся на спинку кресла и полуприкрыл глаза. Ему было искренне жаль истребляемых военной мясорубкой людей, но происходило это где-то далеко и потому казалось полуреальным, неживым, вроде тех вестернов и боевиков, что заполнили за последние годы кинотеатры. В боевиках события текли и развивались даже более естественно и жизненно, чем сейчас, на телеэкране, по крайней мере так чудилось Антону Варфоломеевичу.