Газета День Литературы # 120 (2006 8) - Газета День Литературы

Её причины, повторюсь, понятны. Нечистый в виртуале вполне может не только сыграть, вопреки своей сущности, благую роль, но ещё и показаться чем-то достойным. Именно в конце 1930-х было видно, как зло, сконцентрировавшись, вполне может себя уничтожать – и, следовательно, служить Благу. Вряд ли Булгаков мог знать про то, что стало известно лишь сегодня – про то, как неистово и страшно осаждали Сталина безбашенные "рррреволюционеры" с вечным фитилём в заднице, требуя репрессий, настаивая на повторе беззаконий 1918-го; как он уступил им – и как они сами же этими репрессиями создали атмосферу, позволившую Сталину расправиться с ними – и начать нормализацию жизни. Но ведь для Сталина это – не случайный эпизод. К нормализации жизни Сталин стремился всегда – и в 1917-м, когда он стремился не выступать против даже Временного правительства, а сотрудничать с ним (есть данные, что он не одобрял и октябрьскую революцию), и в начале 1930-х, когда он отменял многие "ррреволюционные" же запреты – чтобы "жизнь стала лучше, жизнь стала веселей", и далее, далее, далее… И несомненно, что Булгаков если не знал о таком стремлении – то ЧУВСТВОВАЛ его и попытался эту мистерию самосъедения зла отобразить в своём романе, да при этом ещё и утвердив мысль о реальности потустороннего мира, да при этом ещё и проведя её через нечистого (который при этом чуть-чуть, но "очищался"), да ещё и уловив основную слабость Советской власти (это мы поняли только в наши дни) – серость, засилье поганой "бытовухи" – и отдав её на растерзание нечисти… Сколько возможностей для самых жутких перекосов в виртуале! Естественно, они все и получились…

Повторюсь: строго говоря, не надо было бы писателю вводить своё повествование ни Христа, ни нечистого. Но раз вышла такая житейская ситуация, да ещё плюс и то, что Булгаков был не богослов, а писатель, да ещё к тому же и у нас в стране со времён И.И. Дмитриева "печатный каждый лист быть кажется святым", а особливо, ежели всё там эффектно изложено, то становится понятным, что в общем-то роман Булгакова был вполне положительным явлением. Но именно что – БЫЛ. Сейчас, когда уже нет необходимости жить фантасмагориями, он, строго говоря, не нужен. Не нужны и прозрения писателя. Ведь тогда, когда он писал, дело было не только и не столько в пресловутых репрессиях – а в том, что тогда слова "религия" и "убожество" были синонимами – и не только для членов ВКП(б), но для почти что любого грамотного человека. Булгаков художественно показал несостоятельность этого позитивистского предрассудка. Теперь его нет. Нужен ли таран, пусть и красивый, если нет стены? Не будет ли он теперь, если к нему подходить так же серьёзно, использован для крушения иных преград? Надо честно говорить: сегодня в романе актуальности НЕТ. Мастерство письма, фантазия – да, есть; есть чему учиться, наслаждаться. Но всё это – виртуал. И воспринимать его впрямую так же глупо, как на основании того, что в "Хрониках Нарнии" божеством является лев Аслан, заключать, что англиканин Льюис призывал к зверобожию древнеегипетского типа. Аминь.

Вместо P.S. Ну что сказать про экранизацию? Г-н Бортко старался как мог. Но… Впрочем, тут повинен не он сам. Тут повинно время – и если можно говорить о чём, то разве о том, что он так и не смог преодолеть "давление времени" (по Шекспиру). Впрочем, сия проблема опять же касается законов виртуала.

Несомненно, что сверхзадачей при экранизации данного произведения является необходимость показать потусторонность потустороннего мира, показать, что вся эта нечисть, волею автора творящая не только зло, но и добро, не есть шайка опытных фокусников, но ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пришла "оттудова". Искусство былых времён накопило немалый арсенал средств для показания неземного. Это – и загадочность обратной перспективы икон, и сам иконный колорит – сумрачный, загадочный, и необычность ликов, и, наконец, особая сгармонизованность и одухотворённость заднего плана на картинах ренессансных и постренессансных. Эти приёмы непременно входили в сам художественный язык былых времён. Но вот начиная приблизительно с 1840-х годов эти средства исчезают из новых художественных языков – а ничего равноценного им принципиально не появляется. "Пришёл в Бежин луг: траву скосил – а духов не заметил", – говорил про такое восприятие В.В. Розанов. Но со временем такое восприятие встречает всё более жёсткий отпор; люди пытаются хоть что-то сконструировать на место прежних наработанных приёмов. Замечательно, что в литературе эта волна приходится примерно на 1930-40-е годы; писатели, не сговариваясь (Честертон явно не общался с Булгаковым), стараются, как бы в пику "телеграфному стилю" 20-х годов, писать красочнее, романтичнее, красивее. Да, частенько (и у Булгакова, и у Честертона) эта красота переходит в красивость и даже, пожалуй, в "красЯвость". Что ж делать. Искусственно сконструировать язык всё-таки нельзя – а естественно ничего не получается, ибо время подъёма искусства уже ушло. Но тем не менее чувствуется: люди хотят передать нечто, вырывающее их из этого серо-позитивистского мира, нечто религиозное, потустороннее. И вот Честертон пускается во всякие сомнительные аллегории с фонтанами и соборами, а Булгаков, после своих интереснейших реконструкций, вдруг вспоминает про примитивную средневековую легенду о рождении Понтия Пилата от "рымской девки Пилы" и царя-звездочёта Атуса. Что делает этот дубовый лубок в романе – понять невозможно; разве что даёт ещё одно красочное пятно (ах, ко всему потустороннему и прочему "этакому" ещё и звездочёт мелькает!). Опять скажу: что ж делать…

Надо сказать: такие приёмы в прежнем кино были. Конечно, они были весьма неудовлетворительны – и слащавы, и мало отвечали специфике кинематографа. Ещё бы: они просто выросли из эстетики ранней фотографии, а в ту они попали из подражания гг. фотографов классицистским картинам. На старинных фотографиях можно видеть задний план, нарисованный именно в этаком "сальватор-розовском" духе. Но при всей своей малой удовлетворительности и даже, пожалуй, неудовлетворительности эти приёмы что-то давали: всё-таки как-то получался эффект не просто профанного, до рвоты знакомого пространства, а пространства, насыщенного особой энергией, очарованного и в конце концов чудесного. Наглядный пример этого можно видеть в начале фильма "Праздник святого Иоргена". Да, конечно, задача начала фильма была другая: высмеять "поповскую слащавость". Поэтому съёмки фильма про святого, показанные в фильме, даны явно пародийно. Но… пространство-то, равно как и позы действующих лиц, взяты со старых картин! И потому они чудесны и в конце концов гармоничны, несмотря на явно заданный "перебор" сладостности, переходящей в слащавость. Делу помогает ещё и замечательная музыка "Stabat Mater" композитора баховского времени Э.Асторга, звучащая в начале фильма. И – всё: картина наполняется небывалым очарованием, и невольно веришь, что перед нами – святой…

Так вот, примерно в 1960-х годах в кинематографе это ощущение сакрального, очарованного вследствие своей гармоничности пространства начало теряться. И – всё: ощущение чудесного пропало, исчезло, сдохло. Не помогают и голливудские чудеса. В конце концов, это – только удачные, грандиозные, масштабные фокусы. А касания-то к мирам иным нет как нет…

И потому г-ну Бортко ничего не могло удасться. Выпусти он хоть вдесятеро больше голых баб, пусть даже и неплохо сложенных, – они в таком пространстве ведьмински, колдовски очаровательными не станут. Для красот (да даже и для красивостей) современный кинематограф и слов в своём лексиконе не знает. Нет у него такого художественного языка. А значит, нет и ничего – кроме поганой бытовухи, обывательской ли, бандюковской ли…

Какое время – такие и песни. В какое пространство нас затащил Запад – такое в нём и "очарование". Раз основа – рыночные отношения, так и не ждите ни черта, кроме "эстетики" гипермаркета.

И ни при чём тут ни Булгаков, и другие, более ортодоксальные повествования о чудесах. Лучше за них не браться, чтобы не испортить. Сейчас, на сегодняшнем языке, всё выйдет только "на вынос и распивочно".

И только смена времени может что-то дать.

На этой оптимистической ноте я и закончу.

Евгений Лесин «МОЙ МАЛЕНЬКИЙ ГОРОД...»

БАЛЛАДА О ПРЕЗИДЕНТЕ И МАЛЬЧИКЕ

Отщепенцы и паразиты

Защищают свои дома.

Злобные антисемиты

Лжи издают тома.

Коммунисты и патриоты

Зверствуют в Южном Бутове.

Бастуют автопилоты

И гаишники лютые.

Рабочие на заводе