Взломщик, который цитировал Киплинга - Лоуренс Блок

– Как? Карабкаясь по проводам? Ведь этого номера нет ни в общих списках телефонной компании, ни в телефонной книге.

– Нет, есть. Эту квартиру, Берни, я снимаю у Натана Аренау, за которым и числится этот телефон. Моей фамилии в телефонной книге действительно нет, и я пользуюсь этой привилегией, но в отличие от других ничего за нее не плачу. Поэтому, когда мне звонят, спрашивая Натана Аренау, я заранее знаю, что какой-то паразит будет пытаться всучить мне что-нибудь ненужное, пользуясь телефонной связью. Так что этот номер числится и в списках, и в телефонной книге.

– Ну и что?

– А то, что адрес имеется в телефонной книге. Арбор-Коурт, дом 64, Натан Аренау и номер телефона.

– И, значит, кто-то может прочесть объявление, взять телефонную книгу, составленную в алфавитном порядке, и просматривать страницу за страницей, пока не наткнется на этот телефон, так, что ли, Каролин?

– А что, разве по номеру телефона нельзя узнать адрес?

– Нет, нельзя.

– Хорошо, но и в этом случае незачем просматривать всю телефонную книгу, поскольку Аренау – на букву "А" и находится в самом начале.

– Может, они начнут искать с конца.

– Остается только на это и надеяться. Так твое объявление...

– Похоже, что есть немало людей, жаждущих прибрать к рукам эту книгу, – объяснил я. – Как мне представляется – людей самых разных, но только один из них знает, что у меня ее нет. Поэтому если я создам впечатление, что я все-таки обладаю ею, то, может быть, один или несколько человек вступят со мной в контакт, и я наконец пойму, что происходит.

– Не лишено смысла. А почему же ты не поместил это объявление сам? Боялся, что кто-нибудь в общем отделе «Таймс» узнает твой голос?

– Нет.

– И скажет: «Ага, это же Бернард Роденбарр, вор-взломщик. Вперед по телефонным проводам, захватим его и запрячем в кутузку!» Боже, Берни, ты подумал, что я начну психовать из-за номера своего телефона, и не рискнул позвонить сам!

– Все проще: они же потом перезванивают.

– Я что-то не поняла.

– Когда ты хочешь дать в газету объявление и делаешь это по телефону, те, кто принимает его, должны убедиться, что это не обман и не розыгрыш. Телефон же трезвонил непрерывно, а я не отвечал на него. Вот я и подумал: если перезвонят из «Таймс» для получения подтверждения, как я сумею узнать, что это из «Таймс», а не кто-то другой? Это, может быть, психоз, но мне показалось – лучше дождаться тебя и попросить позвонить им, хотя я уже начинаю сомневаться, что поступил правильно. Ну так будешь заниматься моим объявлением?

– Конечно! – Не успела она протянуть руку к телефону, как он зазвонил.

Она подняла трубку и сказала:

– Алло?

Затем она сказала:

– Послушай, сейчас я не могу с тобой разговаривать. Скажи мне, где ты находишься, и я тебе перезвоню, – пауза. – Со мной кто-то есть? Нет. Конечно, нет, – пауза. – Я была в салоне. А! Видишь ли, я весь день то приходила, то уходила. Без конца то одно, то другое, – пауза. – Черт возьми, я не могу сейчас разговаривать и...

Она отвела трубку от уха и умоляюще посмотрела на меня:

– Она повесила трубку.

– Рэнди?

– А кто ж еще? Она думает, что я не одна.

– Так оно и есть.

– Да, но она думает: ты – женщина.

– Может, это из-за моего высокого голоса?

– Что ты имеешь в виду? Ты же не произнес ни слова! А, я поняла, ты пошутил.

– Во всяком случае, попытался.

– Ладно. – Она посмотрела на трубку, покачала головой и повесила ее на место. – Она звонила сюда все утро и в салон тоже звонила. Понятное дело, меня там не было, и теперь она думает... – Уголки ее рта стали медленно раздвигаться в широкую улыбку. – Что бы это могло значить? – спросила Каролин и сама же ответила: – Эта сучка ревнива.

– А это хорошо?

– Это великолепно! – Телефон зазвонил опять, и это снова оказалась Рэнди. Я постарался не обращать слишком много внимания на их беседу, которая завершилась словами Каролин:

– Ах, ты требуешь, чтобы я сказала, кто здесь со мной? Очень хорошо, я скажу тебе, кто здесь со мной. Со мной здесь моя тетка из Бас-Бич. Ты думаешь, что ты единственная женщина в Манхэттене с мифической тетей в Бас-Бич?

Она повесила трубку, положительно сияя от удовольствия.

– Давай сюда свое объявление, – сказала она. – Быстрее, пока она не перезвонила. Ты и представить себе не можешь, как она бесится от ревности.

Она передала в газету объявление и ответила на звонок, когда они перезвонили для получения подтверждения. Затем она занялась ленчем: подала на стол хлеб и сыр, открыла пару бутылок «Амстела». В этот момент телефон снова зазвонил.

– Рэнди, – сказала она. – Не буду подходить.

– Прекрасно!

– Вот так у тебя было все утро, да? Телефон то и дело трезвонил?

– Может быть, восемь – десять раз. Только и всего.

– Ты что-нибудь выяснил по поводу Маделейн Порлок?

Я рассказал ей обо всех своих звонках.

– Не очень-то много, – заметила она.

– Почти ничего.

– Я кое-что узнала о твоем друге Велкине, но не знаю, какая может быть от этого польза. Он вовсе не член клуба «Мартингал».

– Не будь дурочкой. Я же с ним там обедал.

– Угу. Нью-йоркский клуб «Мартингал», как это принято говорить, взаимодействует с лондонским клубом, который называется «Пойндекстер». Слышал о таком?

– Нет.

– И я тоже. Субчик, с которым я разговаривала в «Мартингале», сказал, что это что-то вроде рабочего соглашения. «Мартингал» взаимодействует с тремя лондонскими клубами, сообщил он мне: «Уайтом», «Пойндекстером» и «Дельфином». Я никогда не слышала ни об одном из них.

– Думаю, что я слышал о клубе «Уайт».

– Как бы то ни было это объясняет, почему Велкин пользуется правами гостя клуба. И все же, я думаю, что он американец.

– И я так думаю. У него акцент, похожий на английский, но он может быть не природным. Может, он усвоил это произношение в начальной школе, – мысленно я вернулся к беседам, которые у меня с ним были. – Нет, он, конечно, американец. Он говорил мне о поездке в Лондон для участия в аукционе, а англичан называл «наши кузены за водоемом».

– Правда?

– Правда. Я думаю, он американец, член одного из лондонских клубов, и он пользовался этим членством для получения привилегий в «Мартингале». Полагаю, это вполне может быть.

– Все может быть.

– Ага. Ты знаешь, что мне пришло в голову?

– Что он мошенник.

– Да, но мошенник, который обвел меня вокруг пальца и одурачил, как мальчишку. Вот какой он мошенник! Господи, чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь в этом. Как же я мог втянуться в дело, связанное с кражей книги, без всякого задатка? Вдруг вся эта его история начинает разваливаться на глазах как карточный домик! Все эти собачьи байки про Хаггарда и Киплинга, все эти стихи, которые он цитировал мне.

– Ты думаешь, он все это придумал?

– Нет, но...

– Не приставай, Уби! Тебе ведь «жалсберг» не нравится!

Уби было сокращением от Юбиквитес (вездесущий): как известно, так называют русских голубых. А «жалсберг» был всего лишь сыр, который мы жевали. (А не бирманский кот, как вы, может быть, подумали, узнав значение полного имени Уби. Бирманского кота звали Арчи.)

После этого Каролин вновь обратилась ко мне:

– Может, эта книга вообще не существует, Берни?

– Я держал ее в своих руках, Каролин!

– О да.

– Я и сам начал было подумывать об этом, пораскинув мозгами. Ну, например, что это не настоящая книга, а книга с глубокой выемкой внутри. И выемка эта заполнена героином или каким-либо другим наркотиком.

– Вот это мысль!

– Мысль, конечно, но глупая, поскольку я эту книгу всю сам перелистал, читая отрывки в разных местах. Книга подлинная, издана давно, и состояние ее далеко от великолепного. Я даже задавался вопросом: а не может ли она быть подделкой?

– Подделкой?

– Именно. Допустим, Киплинг уничтожил все последние экземпляры книги «Освобождение форта Баклоу». Предположим, никогда не существовало такой вещи, как уцелевший экземпляр Райдера Хаггарда, или этот экземпляр существовал, но исчез навсегда.

Она с интересом кивала.

– Ну, хорошо, – продолжал я. – Допустим, что кто-то сел и подделал текст. Это был бы нелегкий труд: написать такую длинную балладу, но Киплинг не самый сложный писатель в мире для подражания. Некоторые поэты могли бы написать такую поэму между делом, посвистывая.

– И что же дальше?

– Ну, такую рукопись нельзя продать как оригинальную, поскольку обнаружить обман было бы слишком просто. Но если есть типография... – я покачал головой. – Тут все это блестящее построение рушится. Можно набрать текст и издать один экземпляр, можно переплести и затем потрепать книгу тем или иным способом, чтобы она выглядела старой, то есть соответствовала своему предполагаемому возрасту. Можно даже подделать посвящение Г. Райдеру Хаггарду так, что не придерется ни одна экспертиза. Но ты, конечно, понимаешь, в чем проблема?