Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди

– Ты шутишь! – воскликнул Филота, узнав об этом. – Мой отец закрыл бы глаза, увидев такой стыд.

– И я бы, пожалуй, тоже, – ответил Кратер. – Не сам ли он устроил нам в Персеполе разнос за то, что мы перенимаем привычки побежденных?

– Не нахожу ничего странного, – вмешался Гефестион. – Вы уже видели Александра в Египте, когда он нарядился фараоном. Почему же в Персии не одеться, как Великий Царь? Он женился на его дочери и унаследовал его царство.

– Что бы Александр ни делал или говорил, тебе все хорошо, – возразил Филота, – но царь Филипп пришел бы в ужас, доведись ему увидеть нечто подобное, и…

– Хватит! – прервал его Гефестион. – Он царь и имеет право делать все, что хочет. А вам должно быть стыдно – и тебе тоже, Черный, что представляешь все это в таком ужасном виде. Когда он оказывал вам милости, когда он наполнял ваши шатры персидским золотом, вам это нравилось, не так ли? Ты, Филота, был доволен, когда он назначил тебя командующим конницей, верно? А теперь ты скандалишь из-за каких-то тряпок. Смешно!

– Тебе смешно? Сейчас я отобью у тебя охоту смеяться!

Черный, постепенно приходя в отвратительное настроение, угрожающе замахнулся кулаком.

Птолемей скорее бросился между ними. Его поддержал Селевк:

– Остановитесь! Вы что, с ума сошли? Хватит! Прекратите, ради всех богов! Прекратите!

Гефестион и Черный разошлись, злобно поглядывая друг на друга, и Кратер встал рядом с Клитом, демонстрируя, что считает его правым.

– Послушайте, – сказал Селевк. – Пусть идиоты распускают руки из-за всяких пустяков. Александр мог нарядиться в персидские одежды, чтобы сделать приятное Статире или просто из любопытства. Мы всегда были заодно и должны и дальше оставаться вместе. Эти земли все еще изрядно нам враждебны. Если на чужбине мы начнем ссориться между собой – мы пропали, как вы не понимаете!

– Это не пустяки, – послышался очень знакомый голос у него за спиной.

Селевк обернулся:

– Каллисфен…

– Повторяю: это не пустяки. Александр покинул Грецию как полководец всеэллинского союза с поручением разбить векового врага греков. Это его истинная и единственная задача, которую он возложил на себя в Коринфе. Единственная, которую поклялся выполнить.

– Он сжег Персеполь, – вмешался Евмен, до сих пор хранивший молчание. – Тебе этого мало? Ради всеэллинской идеи он пожертвовал прекраснейшим дворцом.

– Ты ошибаешься, – возразил Каллисфен. – Он сделал это, потому что у него не оставалось выбора. Об этом я знаю из надежного источника. Ему теперь наплевать на Грецию и греков, как, боюсь, и на всех остальных.

Тут прозвучали трубы, и из западных ворот лагеря галопом вылетел отряд гетайров в парадной форме. Всадники растянулись линиями по сторонам дороги. Вскоре послышался ритмичный бой барабанов и размеренная поступь приближающегося войска.

– Прибывает подкрепление! – воскликнул Птолемей. – Вот-вот появится Александр. Лучше подготовимся, чем стоять здесь и спорить.

Каллисфен снисходительно покачал головой и удалился. Остальные, кто раньше, кто позже, пошли облачаться в доспехи, чтобы построиться перед войском.

Вновь прибывшие безупречным строем прошли через лагерь под торжественные звуки трубы и приветственные крики салютовавших оружием гетайров и расположились на возвышении сбоку от царского шатра. Позади них выстроилось войско в полном составе. Среди вновь прибывших своими белыми плащами и красными хитонами выделялись оруженосцы – молоденькие мальчики из самых знатных македонских семей, пришедшие служить царю Александру, подобно тому как в свое время Пердикка, Птолемей, Лисимах и другие явились к царю Филиппу во дворец в Пелле.

Потом раздались другие сигналы, и все повернулись к восточным воротам, так как эти звуки возвещали о прибытии монарха.

– О боги! – тихо воскликнул Птолемей, схватившись рукой за голову. – Он все еще в персидском наряде!

– Чтобы все знали, как себя вести, – бесстрастно прокомментировал Селевк. – Так лучше, поверь мне.

Александр галопом подскакал на Буцефале, и персидские одежды из тончайшего бистра развевались на ветру, как парус. Головной платок, завязанный крест-накрест на груди и плечах, придавал ему необычный, странно привлекательный вид.

Царь соскочил на землю перед возвышением, медленно поднялся по ступеням на площадку и под недоуменными взглядами собравшихся, от близких друзей до последнего солдата, повернулся в своем диковинном наряде лицом к македонскому войску, где плечом к плечу стояли ветераны и новобранцы. Даже выстроившиеся под помостом мальчики уставились на него, словно не веря своим глазам.

– Я хотел прийти лично, – начал Александр, – чтобы принять наших новых товарищей, которых прислал регент Антипатр, и встретить оруженосцев, которых отправили сюда знатные македоняне, чтобы на службе у своего царя они стали доблестными и верными воинами. Но я вижу изумление в ваших глазах, как будто перед вами явился призрак. Мне известна причина этого: все дело в моей одежде, этом кандисе, в этой тряпке у меня на голове. Я действительно надел персидский наряд поверх греческого военного хитона и хочу, чтобы вы знали: я сделал это преднамеренно, потому что я – царь не одних только македонян. Я также фараон Египта, царь вавилонский и Великий Царь персов. Дарий умер, а я женился на его дочери царевне Статире, и, стало быть, я его наследник. И потому претендую на власть над всей принадлежавшей ему державой. Я хочу упрочить эту власть, преследуя узурпатора Бесса, где бы он ни прятался. Мы схватим его и наложим на него наказание, которого он заслуживает. Сейчас я раздам подарки вновь прибывшим, и сегодня вечером все вы получите особый ужин и в изобилии доброго вина. Я хочу, чтобы вы повеселились и пришли в доброе расположение духа, так как скоро мы отправляемся в поход и не остановимся, пока не достигнем нашей цели!

Раздались жидкие аплодисменты, но Александр не сделал ничего, чтобы вызвать пыл и воодушевление. Он понимал, что испытывают солдаты и его товарищи и насколько ошеломлены только что прибывшие из Македонии мальчики-оруженосцы, для которых он был живой легендой. Перед ними стоял человек в наряде побежденных варваров, имевшем для греков и македонян характерные женские признаки. И это было еще не все: предстояло сказать нечто худшее.

Александр подождал, пока установится тишина, и начал:

– Предприятие, которое мы начинаем, так же трудно, как и все то, с чем мы встречались до сих пор. Свежих войск, только что прибывших из Македонии, не хватит. Нам придется сражаться против врагов, каких мы еще никогда не видели и с какими не сражались раньше. Нам понадобится оставлять гарнизоны в десятках городов и крепостей, воевать с войсками еще более многочисленными, чем те, что мы разбили