Адмирал Колчак, верховный правитель России - Павел Зырянов

Н. А. Бегичев участвовал в нескольких полярных экспедициях и умер в одной из них. Его неопубликованные записки, к сожалению, были скомпрометированы недобросовестным исследователем Н. Я. Болотниковым, который в своей книге буквально вывернул их наизнанку.[1449] После этого исследователи не обращались к его запискам, считая, что наперед известно, что там написано. В. В. Синюков, например, полагает, что Бегичев «искажал многие факты, события и роль участников экспедиции, зачастую выдвигая себя на первый план и почти не упоминая А. В. Колчака».[1450] Ясно, что автор приведенных слов читал Болотникова, но не читал записок Бегичева.

И. И. Ренгартен, автор хроники войны на Балтике, из которой мы узнаем очень много о Колчаке, в годы Гражданской войны преподавал в Морской академии, сотрудничал в Морской исторической комиссии и умер от тифа, заразившись им в вагоне, возвращаясь из Москвы в Петроград.[1451]

А. Д. Бубнов, представитель известной военно-морской фамилии, служил начальником штаба Черноморского флота у белых, затем эмигрировал. Оказывал помощь югославским властям в создании Высшей военно-морской школы. Написал ряд фундаментальных трудов в области морского дела и умер в 1963 году в Югославии.[1452]

С 20 по 30 мая 1920 года в здании железнодорожных мастерских в Омске проходил суд над членами Российского правительства. Из 22 обвиняемых перед судом предстали только четыре министра: А. А. Червен-Водали – внутренних дел, П. И. Преображенский – просвещения, Л. И. Шумиловский – труда и государственный контролер Г. А. Краснов. Остальные были товарищами министров или чиновниками рангом ниже.

Накануне суда состоялось совместное заседание Сибирского бюро ЦК РКП(б) и Сибревкома. И. Н. Смирнов, сказав, что «этот процесс явится большим политическим митингом», поставил вопрос, надо ли применять ко всем подсудимым высшую меру наказания. И. П. Павлуновский, назначенный председателем суда, считал целесообразным поступить именно так с тем, чтобы Сибревком потом кому-то смягчил наказание. Е. М. Ярославский (Губельман) предложил применить смертную казнь к трем четвертям подсудимых. Смирнов не согласился ни с тем, ни с другим. «Ведь это будет суд, а не сплошной террор, – разъяснил он. – Необходимо, чтобы суд оставался судом». В итоге решили, что высшая мера наказания возможна, но коллективное ее применение нецелесообразно. К смертной казни были приговорены Червен-Водали, Шумиловский, Ларионов и А. К. Клафтон (последний в правительстве занимал скромный пост, но был видным членом кадетской партии и богатым человеком). Остальные были осуждены на различные сроки тюремного заключения вплоть до пожизненного. 27 июня все четверо были расстреляны.[1453]

Атаман Сибирского казачьего войска П. П. Иванов-Ринов отступал с армией до Красноярска. Там, увидев, что дело совсем плохо, он дезертировал, скрывался два месяца в Красноярске, а затем по подложному паспорту уехал в Харбин. Жизнь в эмиграции ему не понравилась, и он начал налаживать связи с советской разведкой. Потом, ввиду угрозы разоблачения, бежал и после ряда приключений в 1926 году вернулся в Советскую Россию. Дальнейшая его судьба неизвестна.[1454] Скорее всего, он был расстрелян.

Когда Советская армия в 1945 году заняла территорию Маньчжурии, были захвачены и депортированы в Москву атаман Г. М. Семенов и бывший министр финансов И. А. Михайлов. По приговору Военной коллегии Верховного суда они были казнены в один день – 30 августа 1946 года.[1455]

С. Н. Войцеховский был арестован в Праге 11 мая 1945 года. Умер в лагере под Тайшетом 7 апреля 1951 года в возрасте 67 лет.[1456]

М. К. Дитерихсу приписываются следующие слова: «Расстрел Колчака справедлив, это надо было бы сделать, если бы он мог прибыть в Верхнеудинск».[1457] Возможно, Дитерихс не говорил такое, но он вроде бы и не опроверг это высказывание, хотя оно широко разошлось еще при его жизни (он умер в октябре 1937 года в Шанхае). Только французы, имевшие отношение к выдаче Колчака, подхватили эту фразу. Дитерихс не был чужд русской эмиграции, но эта его позиция, обусловленная чисто личными причинами, оказалась ей чужда.

Несколько слов надо сказать о первом биографе А. В. Колчака – Сергее Абрамовиче Ауслендере (1886–1943). Он был сыном народовольца А. Я. Ауслендера, умершего в ссылке в Сибири вскоре после его рождения. По матери, ярославской дворянке, доводился племянником поэту М. А. Кузмину, своему литературному учителю. Другим его учителем был Н. С. Гумилев. Но в отличие от них Ауслендер писал исключительно прозу – рассказы, пьесы, критические статьи. Печататься начал в 1905 году, когда ему было 19 лет. В 1908 году вышел первый сборник его рассказов – «Золотые яблоки». Критика отмечала «кабинетную романтику» и «книжное вдохновение» автора. Любимыми его героями были «мечтатели и поэты», которых он противопоставлял «дельцам».[1458]

Оказавшись в Омске и по роду журналистских своих занятий соприкоснувшись с Колчаком, он и в нем разглядел черты «неустанного мечтателя и закаленного бойца». А потому брошюра о Колчаке была написана вовсе не в силу заказа (хотя таковой, несомненно, был), а как воплощение творческого замысла. Потому и дух романтики, патетические обороты, свойственные вообще его писательской манере, выглядят в ней естественно и уместно:

«Адмирал! О нем ходят уже легенды. Его имя уже давно повторяют кто с пламенной надеждой, кто со смертельным страхом.

Жизнь его, наполненная сражениями и упорными трудами, жизнь моряка и реформатора Русского флота, становится достоянием истории, и я, с детства влюбленный в старые книги с выцветающими гравюрами, на которых я тоже видел такие опаленные внутренним пламенем, изысканно тонкие лица далеких победителей, я не могу не развернуть книги наших фантастических дней и не сделать краткой записи жизни одного из замечательных наших современников».[1459]

Как ни странно, по совокупности фактов и по логике их изложения брошюра Ауслендера сильно напоминает иркутский «Допрос» Колчака. Видимо, автор лично беседовал с верховным правителем и записывал буквально с его слов. А Колчак на допросе уже во многом воспроизводил прежний свой рассказ – в расширенном варианте. Но Ауслендер, как видно, беседовал не только с ним, но и с некоторыми людьми, более или менее близко знавшими его и в прежние годы, в основном с моряками. Из их рассказов, например, перекочевала в брошюру известная уже нам легенда, связанная с прибытием Колчака в Севастополь.

По окончании Гражданской войны Ауслендер поселился в Москве и вновь занялся литературным трудом. Теперь он писал для детей – о бунтарях и революционерах, наших и зарубежных. В 1928 году успел издать пятитомное собрание своих сочинений. Но печататься становилось все труднее. Последняя его книга вышла в Саратове в 1936 году. Это была пьеса для детей «Мальчик-невидимка». В 1937 он был арестован, а 3 января 1943-го – расстрелян. Ныне, к сожалению, его творчество почти забыто.