Стрекоза в янтаре - Диана Гэблдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня возникло острое желание ответить, что генерал Холи не стоит того. Но тут же я вспомнила о шотландских военачальниках, квартировавших в Холируде: Килмарноке, Балмерино, Лохиеле… О самом Джейми, о тысячах солдат и о том, что будет значить для них эта победа. И что произойдет, если я не приму предложение Рэндолла.
— Тогда продолжайте, — сказала я.
Казалось, что мой гнев не произвел на него никакого впечатления, он не допускал и мысли, что я могу ему отказать. Голос, звучавший во мраке церкви, оставался спокойным и уверенным, в нем отчетливо ощущалось торжество.
— Он дал мне то, чего никогда не даст вам, потому что вы женщина, хотя и колдунья. Я познал его так же, как он познал меня. Мы с ним крепко связаны кровью.
— Вы избрали странный способ просить меня о помощи.
Мой голос дрожал, пальцы лихорадочно теребили складки юбки.
— Вы так считаете? Думаю, будет лучше, если вы все поймете, мадам. Я не прошу вас о милости, не взываю к вашей доброте, я предлагаю вам сделку, я плачу вам за ваши услуги, но хочу, чтобы вы поняли: я испытываю к вам те же чувства, что и вы ко мне.
Его слова потрясли меня. Пока я лихорадочно искала ответ, он продолжал:
— Мы связаны с вами особыми узами — дорогим для обоих телом одного человека. Таких крепких уз у меня не существует даже с братом. Тем не менее я прошу вас вылечить его за ту цену, которую я вам предлагаю. А теперь скажите, считаете ли вы эту цену достаточной?
Я повернулась и пошла прочь от него. У меня дрожали колени и поступь была неуверенной. Сделав всего несколько шагов, я поспешила опереться о стену. Было слишком темно, чтобы разглядеть, что выгравировано на мраморной плите, но по очертаниям глубоких линий я догадалась, что это череп, покоящийся на скрещенных костях. Я прижалась лбом ко лбу высеченного на плите черепа. С закрытыми глазами я стояла, пытаясь подавить в себе чувство отвращения и дать успокоиться бешено колотившемуся сердцу.
…Да, но эти узы не имеют отношения к Джейми. Это иные узы! — мысленно твердила я ему. Мерзавец! Ты овладел им, верно. Но я вернула его, избавила его от тебя. Он не принадлежит тебе! Ты не имеешь на него никаких прав! Но струившийся по груди пот и мое прерывистое дыхание свидетельствовали об обуревавших меня сомнениях.
Это цена, которую я обязана заплатить за утрату Фрэнка? Тысяча спасенных жизней в качестве компенсации за одну-единственную жизнь?
Я старалась выбросить Джека Рэндолла из головы. Если бы ко мне обратился не он, а кто-нибудь другой, согласилась бы я? Сейчас я должна была думать только об Алексе и ни о чем другом. Я должна пойти к нему ради него самого. И я пойду. Неужели я откажу ему в помощи только потому, что ко мне обратился Джек Рэндолл?
Прошло немало времени, прежде чем я пришла в себя. Голова была тяжелой, и я подумала, что болезнь, свирепствующая в городе, наконец настигла и меня.
Он все еще был здесь, терпеливо ожидая ответа в холодной темноте.
— Хорошо, — резко сказала я. — Я приду завтра днем. Но куда?
— Лэдиуок-Винд. Вы знаете, где это?
— Да.
Эдинбург был небольшим городком с единственной главной улицей и маленькими, плохо освещенными переулками по обе стороны от нее. Лэдиуок-Винд был одним из самых невзрачных.
— Я встречу вас там.
Он шагнул к выходу и остановился, пропуская меня вперед. Я поняла, что он посторонился, чтобы не проходить мимо меня.
— Боитесь меня? — злорадно спросила я. — Боитесь, что я превращу вас в поганку?
— Нет, — спокойно ответил он. — Я не боюсь вас, мадам. Правда, однажды, в Уэнтуорте, вы повергли меня в ужас, сообщив дату моей смерти. Но после этого я уже ничего не боюсь. Ведь если вы предрекли мне смерть в апреле будущего года, значит, сейчас со мной ничего не может случиться.
Будь у меня сейчас при себе нож, я, возможно, доказала бы ему обратное. Но на мне лежал долг, налагаемый профессией, и ответственность за сотни шотландских жизней. Да, он мог не опасаться меня. Я повернулась и вышла из церкви, предоставив ему возможность выбираться оттуда самостоятельно.
Мне не требовались гарантии выполнения им своих обязательств, у меня не было сомнений на этот счет. Ведь в свое время он освободил меня из Уэнтуорта потому, что обещал это сделать. Он твердо держал свое слово. Джек Рэндолл был джентльменом.
«Что ты почувствовала, когда узнала, что Джек Рэндолл овладел мной?» — спросил меня тогда Джейми.
«Ярость, боль и ужас», — ответила я.
И сейчас, прислонившись к двери гостиной, я испытывала те же чувства.
Огонь в камине потух, и в комнате было холодно. В нос ударил запах камфоры, смешанный с гусиным жиром. Тишина в комнате нарушалась лишь тяжелым дыханием спящих и слабым завыванием ветра за шестифутовыми стенами.
Я опустилась на колени у камина, собираясь снова разжечь его. Выгребла золу, сложила поленья клеткой и подожгла горсть лучинок, подсунутых в отверстия между поленьями. В Холируде камины топились дровами, а не торфяными брикетами. К сожалению, про себя подумала я. Торф не сгорел бы так быстро.
Руки дрожали, и я дважды роняла огниво, прежде чем мне удалось высечь искру.
«Холодно. Как холодно», — повторяла я про себя.
«Рассказал ли он о том, что было между нами?» — спрашивал Джек Рэндолл насмешливым тоном.
— Все, что мне необходимо было знать, — бормотала я себе под нос, касаясь бумажным факелом тонко наструганных лучин.
Когда огонь охватил сложенную мною в камине поленницу, я добавила еще одно крупное полено — сосновое, с застывшей на нем бусинкой смолы. Она походила на янтарь и была твердой, как самоцветы. Однако от сильного жара бусинка вспыхнула, растрескалась и рассыпалась крошечными искрами.
Тюфяк Фергюса был пуст. Проснувшись от холода, он забрался в постель Джейми. Сейчас их головы — черная и рыжая — покоились рядом на подушке. Они крепко спали, мирно похрапывая. Я не могла удержаться от улыбки, глядя на них, но спать на полу не собиралась.
— Ложись на свое место, — бормотала я, подтянув Фергюса к краю кровати и беря на руки. Он был слишком щуплым и худым для десятилетнего мальчика, но, несмотря на это, ужасно тяжелым.
Он и не почувствовал, как я перенесла его к камину, уложила на тюфяк и как следует укрыла. Я тоже собралась лечь.
Стоя
