Эффект присутствия - Михаил Юрьевич Макаров

— Советник по безопасности просил об аудиенции, — выходя из-за стола, оповестила Елена Станиславовна, выглядевшая сегодня сногсшибательно.

Сообщив ей о своём наблюдении, получив в ответ слово благодарности, Катаев поморщился:

— Опять какие-то проблемы. Когда они иссякнут? У-уф… Пусть поднимается.

Через две минуты Пшеничный, приоткрыв дверь кабинета, спрашивал у босса разрешения войти.

— Десять минут, не больше, — предупредил Сергей Альбертович. — Присаживайтесь.

— Уложусь, — безопасник опустился на стул за приставным столом. — Я отработал тему по анонимке прокурору. Вычислил, чьих рук это дело. Старший опер Маштаков Михаил Николаевич. Бывший следак, бывший зампрокурора.

В глазах Катаева проблеснул живой интерес, он не терпел, чтобы загадки оставались неразгаданными.

— Не ошибаетесь?

— Никак нет. — Пшеничный, загибая пальцы, перечислил аргументы: — Рязанцев, которого нужно было освободить, его напарник и друг не разлей вода. Письмо, я вам сразу тогда сказал, написал человек не просто кручёный, а ещё и образованный. Обычный мент сочинил бы по-другому. Маштаков — как раз нетипичный, перекрасившийся. Но это была рабочая версия. Вчера через свои источники я получил подтверждение. По пьянке Маштаков проболтался, что комбинашку прокрутил он.

Безопасник про источники соврал профессионально, Сергей Альбертович не усомнился в его искренности.

— Это не тот ли Маштаков, что в пятницу на трассе пострелял залётных ребятишек, которые Вову Клыча на обзорную экскурсию по столице нашей Родины везли? Он самый? Смотри, какой разносторонний парень. И швец, и жнец и на дуде игрец. Может, нашей кадровой службе стоит к нему приглядеться?

— Гнида он конченая, — показал из-под усов хищные зубы Пшеничный.

— У вас к нему что-то личное? — испытующе прищурился Катаев; не меняя выражения, среагировал на деликатный стук в дверь: — Заходите, Елена Станиславовна.

Пока секретарь-референт подавала кофе, хозяин кабинета внимательно разглядывал побагровевшее лицо своего советника. Сделав осторожный первый глоток, крякнул от наслаждения.

— Главное, чтобы ненависть не застилала разума. Ваш доклад объективен?

— Так точно. Информация пришла из двух непересекающихся источников. Чего будем с ним делать?

Сергей Альбертович вернулся к благородному напитку. Мусорилу, умудрившегося напакостить как лично ему, так и Дато Боржомскому, прощать, естественно, нельзя. Но и затевать акцию возмездия накануне выборов — огромный риск. Хоть трижды чужими руками всё делай, волны всё равно разойдутся, людишки от природы болтливы.

— А вы какое предложение подготовили, Иван Николаевич?

— Ну я это… как его, — смешался Пшеничный. — Как скажете, шеф… но надо его… того…

Вот так всегда. Каждый норовит ответственность за принятие любого мало-мальски нешаблонного решения перевалить на шефа. Чтобы получить возможность, когда возьмут за жопу, заныть: «Мне приказали, что я мог поделать». Силовиков у нас в России в избытке, мозговиков — дефицит.

— Я принял вашу информацию к сведению, — сухим тоном Катаев счёл необходимым остудить подчинённого. — И запомните, у нас серьёзный бизнес, а не преступное сообщество, как ошибочно полагают некоторые. Или вы ждали, что я, не отходя от кассы, указание дам на…

Гендиректор «Наяды» выразительно шевельнул указательным пальцем, словно нажимая на невидимый курок.

У советника по безопасности хватило ума оставить последнее слово за боссом. Отпустив Пшеничного, Сергей Альбертович прокачал условия задачи и пришёл к выводу, что в настоящее время их недостаточно для получения правильного ответа.

Вроде, проще всего слить этого Маштакова мечущим икру москвичам. Но лишь заикнись, те, не ходи к гадалке, схватят за язык и, пеняя на сорвавшееся похищение Клыча, предъявят: «Вотчина твоя, решай вопрос с ментом». А ему это надо? Ночью Сева Гашёный прозвонился, поведал: Дато, узнав о том, что один из его нукеров — в морге, второй — на тюремной больничке, а Клыч — живёхонек и практически здоров, сделался невменяемым. Гордыня не позволяла пиковому признать, что не чужой дядя, а его люди облажались по полной программе. Гастролёрам преподнесли Клыча на блюдечке с голубой каёмочкой — хавайте, пока тёпленький. Зингер навёл на Вовину хату, выдал все маршруты передвижения. Катался Вовка по городу без охраны, без ствола даже. Думали — спеленают его, как грудного. Ан обломилось. Кто мог угадать, что Вову фээсбэшники пасут? Что захват на глазах у них произойдёт и они на хвост прыгнут? Нелепое совпадение, согласен. Но кто мешал залётным вальнуть пленного, чтобы задачу хотя бы наполовину исполнить? Везли-то его не приз за лучшее исполнение мужской роли второго плана вручать. Киксанули ребята, думали откупиться от погони. Зачем Дато мозгляков на дело прислал?

Такие соображения Катаев высказал своему патрону. Гашёный согласился: «Всё так», потом посетовал: «Это мы с тобой так рассуждаем, а у чурок мозги по-чурбански устроены». Мораль истории: «Не делай никому добра, не получишь и зла». Теперь осталось только гадать — перебесится пиковый вор или на других гнев вымещать будет.

Кому точно следует рассказать про прыткого оперка, так это гражданину прокурору. Пусть уши ломает, как отплатить поднадзорному. С помощью своих связей на верху Олег Андреевич умудрился отбиться от происков фээсбэшников, загнавших на него телегу с компрой в Генпрокуратуру. В пятницу прокурор закрыл «больничный», а с понедельника вышел на службу. Подробности кабинетных баталий Сергею Альбертовичу были неведомы, потому как от личных встреч око государево, дуя на холодную воду, уклонялось, а разговор по разовой трубке получился скомканным. Катаев ущучил основное — прокурорские паханы рассудили, что видеозаписи, на которой Трель обнимается с судимыми гражданами, недостаточно, чтобы записать его в коррупционеры. Одно из действующих лиц сюжета — добропорядочный предприниматель, меценат, кандидат в депутаты, в конец концов. Второй действительно рецидивист, тут не поспоришь, но откуда Олег Андреевич — человек в Остроге новый — мог об этом знать. Молодому прокурору сделали устное внушение за неразборчивость во внеслужебных связях, предупредили, что в следующий раз он будет строго наказан и сказали: «Искупишь честным трудом на благо Отечества».

В сотый раз препарируя содержание пятиминутной беседы с Трелем, Катаев вдруг ахнул и обозвал себя мудаком.

«Запись треклятая — главный козырь фээсбэшников против прокурора! И у Маштакова, у зачуханного с виду оперка — этот туз червонный откуда-то взялся в рукаве. Откуда? А когда комитетские за москвичами гнались, опять этот Маштаков нарисовался! Якобы невзначай! Разве бывают такие случайности? Он работает на ФСБ! У-у-у, тут, чувствуется, такая изощрённая многоходовая комбинация, что мама не горюй. И хвалится Маштаков своими подвигами не с пьяных глаз, а потому, что знает — сила за ним стоит могучая. А я вознамерился акцию против него замыслить. Чур меня! Вот дубина стоеросовая, два плюс два сосчитать не могу».

А ещё Сергей Альбертович напомнил себе, что