Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев

— Ты родился под счастливой звездой! А Керим и в таком виде узнает тебя.

Когда перевязка была готова, приехал Балаев.

— Классовый враг не дремлет, — криво усмехнулся он.

Когда все разошлись, Кеклик помогла мне улечься поудобнее, и я мгновенно уснул. Ильгар спал, не ведая, что творится на свете.

Рано утром меня разбудил звонок. Бадал Сеидов требовал меня к телефону, а Кеклик не хотела беспокоить меня. Но Сеидов настоял, утверждая, что у него для меня важное и срочное сообщение.

И действительно, сообщение секретаря районного комитета комсомола было чрезвычайно важным: нашли убийцу секретаря комсомольской ячейки из села Гусейнбейли. Он был пойман комсомольцами. Я поблагодарил Бадала, но не сказал ему, что ранен.

Не успел положить трубку, как снова раздался звонок. На этот раз профессор беспокоился о моем самочувствии. Я сказал, что все в порядке.

И снова тяжелый, беспокойный сон взял меня в плен.

МАСКА СОРВАНА

Оказалось, что Керим был из числа тех двадцатипятитысячников, которых послали работать на село. Он получил назначение в колхоз «Инглаб» («Революция») председателем. Четверо других, прибывших с Керимом, имели при себе назначения в другие колхозы. Их уже ждали с нетерпением на местах.

И Кериму, к сожалению, пришлось прервать учебу. Не помогла ему и многодетная семья. Как видно, у партии каждый преданный человек на учете.

Посовещавшись, мы решили, что до моего выздоровления Керим останется в Агдаме. Пока он был без семьи, мы с Кеклик уговорили его остановиться у нас.

Кеклик советовала мне сделать все, чтобы Керим остался на работе в райкоме партии, тогда бы она могла часто видеться с Мюлькджахан и ей не было бы так одиноко в городе.

Я тоже был не прочь: в Кериме я уверен, как в себе самом. Но партия крепила ряды председателей колхозов, так что Керима оставить в районном центре не удастся.

Позвонил Мадат Кесеменский из Баку и, узнав, что на меня совершено покушение, немедленно выехал в Агдам.

В первый же день у него в кабинете было созвано совещание всех ответственных работников райкома.

— Обстановка крайне обострилась. Там, где безнаказанно стреляют в заведующего отделом пропаганды и агитации и в течение двух недель органы милиции не могут обнаружить преступника, работать невозможно! — сказал Кесеменский.

Он решил сам провести выборы председателей, которых прислали из Баку. Первым было намечено утверждение Керима.

В колхозе «Инглаб» Мадат Кесеменский представил Керима и кратко, но ярко говорил о нем. Колхозники проголосовали за нового председателя. Ему выделили жилье, чтобы смог перевезти семью.

Когда Мюлькджахан с детьми приехала в Агдам, я уже снял повязку.

Однажды Мадат Кесеменский вызвал меня к себе:

— Кто такой Гасан-бек Эйвазханбейли, что ты так заинтересован в его судьбе?

Я объяснил.

— А Бике-ханум Эйвазханбейли, которую ты освободил от разнарядки по хлопку? Это что, тоже входит в твои обязанности?

— Она вдова родного брата Гасан-бека, но дело не в этом. У вдовы Саттар-бека нет даже клочка земли и тягловой силы, чтобы заниматься посадками хлопчатника.

— Какое тебе до этого дело?

Я рассказал, как Бике-ханум приходила в райком с жалобой на Юниса Фархадова, который в отместку за то, что она отказала ему в женитьбе на дочери, включил ее в разнарядку.

— А что за история с ковром?

Я объяснил секретарю, что Бике-ханум опознала свой ковер, но Кюран Балаев утверждает, что реквизировал его при аресте Гасан-бека в Геоктепе. Для того чтобы снова не возникли недоразумения с ковром, который числился в инвентарном списке хозяйства райкома, я велел переслать его в Баку, в музей народного творчества.

— Понимаешь, Будаг, слишком много у тебя за последнее время выявилось знакомств с чуждыми нам элементами. И кое-кто усматривает в этом определенную линию. Ты утверждаешь, что Гасан-бек — революционер и подпольщик, который помог твоему отцу в годы мусавата спрятаться от властей, а органы осудили его за контрреволюционную деятельность! Ты защищаешь бедную вдову, а факты говорят о том, что бекская жена не выполняет распоряжений земотдела. И так далее. Сейчас ты ведешь борьбу с председателем нашего райисполкома. В том, что ты критиковал его за перегибы, что он заставил крестьян перепахивать земли, засеянные зерном, я с тобой согласен. Но ты ведь на этом не успокоился! Ты поместил в районной газете карикатуру на него, не удовлетворившись статьей в газете «Коммунист», выставил его на посмешище! Добиваешься возбуждения против него судебного дела. Не слишком ли ты усердствуешь в этом вопросе? Ведь это можно расценить как дискредитацию Советской власти, которую он представляет!

— Председатель нашего райисполкома не олицетворяет собою Советскую власть!

— Говори яснее!

— Сначала надо выяснить, кто у нас в районе председатель райисполкома!

— Как кто? Салим Чеперли!

— А может быть, Ясин-бек Гюрзали?

— Кто этот человек?

— Тот, кто называет себя Салимом Чеперли!

— Откуда тебе это известно?

Я встал, подошел к двери и закрыл ее на ключ, а потом выложил Кесеменскому все, что знал, подробно невразумительно. В конце я высказал некоторые предположения о связи тех событий, которые происходят за последнее время в районе, с деятельностью человека, который по неизвестным нам причинам изменил свое имя и прикрывается партийным билетом, добытым непонятно, каким путем. «В то самое время, когда мы агитируем крестьян вступать в колхозы, Чеперли проводит на селе такую политику, которая озлобляет крестьян против Советской власти!..» — говорил я.

По мере моего рассказа лицо секретаря райкома мрачнело.

— У меня нет оснований не верить тебе, Деде-киши оглы. Но ты должен понять, что необходимы убедительные доказательства и свидетельства людей, знавших Ясин-бека Гюрзали в прошлом. Если таковых не будет, то ты окажешься в роли клеветника. Учти, что Чеперли написал жалобу на тебя с приведением тех фактов, о которых я тебе говорил в начале нашей беседы, в ЦК АКП(б), а также в Закавказский краевой комитет.

— Что ж, я проверки не боюсь, а свои слова докажу. Есть люди, которые отлично знали его раньше. Я думаю, они подтвердят мои слова.

— В Центральном Комитете есть решение послать сюда проверочную комиссию.

— Я буду рад, если комиссия немедленно начнет проверку. Но откровенно говоря, я удивлен наглостью и бесстрашием этого человека.

— Будаг! Уж не переоцениваешь ли ты свои силы? А вдруг тебе не удастся собрать необходимые свидетельства и доказательства?

— Тогда исключайте меня из партии!

* * *

Неожиданно к нам нагрянул мой старый знакомый. Отец Керима, колодезник Теймур-киши, после длительной разлуки решил навестить родного сына и повидать внуков. Он не рискнул сразу отправиться к сыну, потому что чувствовал свою вину перед ним за долгое молчание,