Разоблаченная Изида. Том I - Елена Блаватская

Неужели дело обстоит так, что даже трех с половиной веков науке не хватило, чтобы построить настолько прочно одну единственную теорию, что уже никакой университетский профессор не осмелился бы бросать ей вызов? Если астрономию, ту науку, которая вся построена на адамантовом фундаменте математики, считающейся, не в пример другим наукам, такою же непогрешимою, как сама истина, можно так нагло обвинять в ложных утверждениях, что тогда мы выиграли, унижая Платона в пользу Бабинэ и др.? И как они тогда осмеливаются насмехаться над самым скромным очевидцем, который, будучи и разумным, и честным, заявляет, что он видел медиумические или магические феномены? И как они осмеливаются предписывать «границы проникновения философского мышления», шагнуть за пределы которых уже будет беззаконием? И эти ссорящиеся между собой строители гипотез все еще поносят, как невеж и суеверов тех гигантов мысли в древности, которые обращались с силами природы, как титаны, строящие мир, и поднимали смертных на такие высоты, где они вступали в союз с богами! Странная судьба для века, похваляющегося, что он возвысил науку до ее вершин славы; и в то же время его приглашают отступить назад и начинать все с азбуки!

При просматривании доказательств, содержащихся в этой книге, если мы начнем с архаических и неизвестных веков герметического Пэмандра и дойдем вплоть до 1876 г., мы обнаружим, что единая вера в магию проходит через все эти века. Мы приводили идеи Трисмегиста и его диалог с Асклепием; и уже не упоминая тысячи и одного доказательства доминирования этой веры в первые века христианства, нам, чтобы достичь своей цели, нужно приводить цитаты из одного древнего и одного современного автора. Первым будет великий философ Порфирий, который несколько тысяч лет спустя после дней Гермеса произносит, в связи с преобладанием скептицизма в его веке, следующее суждение:

«Нам не следует удивляться, что широкие массы (οι πολλοι) видят в статуях только камень и дерево. Так, вообще, бывает с теми, кто не зная грамоты, ничего, кроме камня не видят в стеле, покрытой надписями, и ничего, кроме бумаги, не видят в написанной книге».

И 1500 лет спустя мы видим, как Сэрджент Кокс, излагая процесс позорного преследования одного медиума точно таким же слепым материалистом, выражает свои мысли следующим образом:

«Виновен ли этот медиум или невиновен… несомненно то, что судебное преследование повлекло за собой непредусмотренное последствие, – оно привлекло внимание широкой публики к тону факту, что феномены признаны существующими, и целым рядом компетентных исследователей объявлены подлинными, и в реальности их каждый может, если ему угодно, сам убедиться собственным освидетельствованием, и таким образом отметены навсегда мрачные и унизительные доктрины материалистов».

Все еще в гармонии с Порфирием и другими теургами, которые подтверждали разнообразность природы проявляющихся «духов» и персонального духа или воли человека, Сэрджент Кокс добавляет, не принимая на себя дальнейшего решения:

«Правда, существуют расхождения во мнениях… и, вероятно, они всегда и будут, по поводу источника той силы, которая проявляет себя в этих феноменах; но являются ли феномены продуктом психической энергии кружка присутствующих… или же они – результат деятельности духов умерших людей, как говорят одни, или же элементальных духов (каковы бы они ни были), как утверждает третья партия, – один факт, по крайней мере, остается очевидным – что человек не целиком материален, и что механизм человека движим и направляем какою-то нематериальною, то есть какою-то немолекулярною структурою, которая обладает не только разумом, но и может воздействовать на материю силой, и которой мы дали, за неимением лучшего титула, название «душа». Эта радостная весть, благодаря судебному разбирательству, теперь дошла до тысяч и десятков тысяч людей, чье счастье здесь и надежда на загробную жизнь были загублены материалистами, которые настойчиво проповедовали, что душа – только суеверие; что человек – только автомат; что сознание – только секреция; существование – чисто животное; и будущее – пустота, мрак».

«Только истина одна», – говорит Пэмандр, – «вечна и нерушима; истина есть первая из благословений; но истины нет и не может быть на земле; возможно, что иногда Бог одаряет нескольких человек одновременно и способностью постигать божественное и способностью правильно понимать истину; но ничто не истинно на земле, ибо все носит на себе материю, все одето телесною формою, подверженною переменам, деформациям, разложению и новым комбинациям. Человек не есть такая истина, ибо истинно только то, что извлекло свою сущность из самого себя и остается самим собою, и остается неизменным. Как может то, что изменяется в конечном счете до неузнаваемости, быть истинным? Реально, поэтому, только то, что нематериально и не облечено телесною оболочкою; то, что бесцветно и бесформенно, что изъято из перемен и деформаций, что пребудет ВЕЧНО. Все, что погибает, есть ложь; земля – это только растворение и порождение; каждое порождение исходит из растворения; все земное суть только видимость и имитация истины; они то, чем картина является по отношению к действительности. Земные предметы не есть РЕАЛЬНОСТЬ!.. Смерть, по понятиям некоторых людей есть зло, которое наводит на них великий ужас. Это происходит от незнания. Смерть есть разрушение тела; находящаяся в нем сущность не умирает… Материальное тело теряет свою форму, которая разлагается с течением времени; чувства, которые оживляли его, возвращаются к своему источнику и возобновляют свои функции; но они постепенно теряют свои страсти и их желания, а дух возносится в небеса, чтобы стать гармонией. В первой зоне он сбрасывает с себя способность увеличиваться и уменьшаться; во второй – способность творить зло и обманы праздности; в третьей – хитрость и похотливость; в четвертой – ненасытное честолюбие; в пятой – высокомерие, наглость, безрассудство; в шестой – все стремления к нечестным приобретениям; в седьмой – ирреальность. Дух, таким образом, очищенный посредством воздействия на него небесных гармоний, еще раз возвращается в свое первоначальное состояние, сильный заслугами и самоприобретенною силою, которая принадлежит ему по праву. И только тогда он вступает в лоно тех, кто вечно славит ОТЦА. Он помещается среди сил, и, будучи сам таковой, достигает высшего благословения познания. Он становится БОГОМ!.. Нет, земные предметы не есть истинная реальность».

После того, как Шампольон-старший и Шампольон-младший посвятили целиком свои жизни изучению записей древнеегипетской мудрости, они, несмотря на пристрастные суждения, с которыми осмелились выступить некоторые поспешные и неумные критики, публично заявили о том, что Книги Гермеса

«действительно содержат множество египетских традиций, подлинность которых постоянно подтверждается неоспоримыми по подлинности надписями на египетских памятниках самой седой древности» [392, с. 143].

Заканчивая свое объемистое конспективное изложение психологических учений египтян, возвышенных учений священных Книг Гермеса, и достижений посвященных священнослужителей в метафизической и в практической философии, Шампольон-старший задает вопрос – что ему весьма по плечу, так как доказательства под рукой —

«Существовали ли когда-нибудь в мире сообщество или каста, которые могли бы равняться с ними: по оказываемому им уважению, силе, учености и способности, в равной степени в добре или зле? Нет, никогда! И эта каста впоследствии была проклинаема и поносима только теми, кто, под неизвестными мне современными влияниями, сочли ее врагом людей и – науки» [392, с. 119].

В то время, когда Шампольон писал эти слова, санскрит, можно сказать, был почти неизвестным науке языком. Но мало можно привести для проведения параллели между соответствующими заслугами брахманов и египетских философов. С тех пор, однако, выяснилось, что те же самые идеи, выраженные почти тождественным языком, могут быть прочтены в буддийской и брахманистской литературе. Та же самая философия ирреальности земных предметов и иллюзии чувств – сущность которой заимствована в наше время германскими метафизиками – образует основу философии Капилы и Вьясы, и может быть найдена в провозглашении «четырех истин» Гаутамы Будды, ставших кардинальными догмами его учения. Выражение Пэмандра – «он становится Богом» – сведено Буддою в одно слово – нирвана – которое наши ученые ориенталисты так неправильно считают синонимом уничтожения!

Это мнение двух выдающихся египтологов представляет величайшую ценность для нас, даже если оно было бы только ответом нашим оппонентам. Шампольоны были первыми в Европе, которые взяли исследователя археологии за руку и повели его в молчаливые святилища прошлого, чтобы доказать, что цивилизация не началась с нашего поколения; ибо «хотя истоки древнего Египта неизвестны, все же оказалось, что его самые отдаленные периоды находятся в недосягаемости исторического исследования со всеми своими великими законами, установившимися обычаями, с его городами, царями и богами»; а позади, далеко позади этих самых эпох мы находим остатки, относящиеся к другим еще более отдаленным периодам более высокой цивилизации.