Том 11. Неопубликованное. Публицистика - Аркадий Стругацкий

С ТИХОЙ РАДОСТЬЮ. «Стажеры»

«Здесь тоже все очень забавно перемешалось. Рядом с традиционными шишкинскими медведями красовалось большое полотно, покрытое флюоресцирующими красками и ничего особенного не изображавшее. Некоторое время Юра с тихой радостью сравнивал эти картины. Это было очень забавно».

Вот именно это умение «забавно перемешать» знакомое с фантастическим, настоящее с Будущим — уникально. Так не умел никто. А теперь уже и никогда не сумеет. Да и некому. Полдень в этом смысле неповторим — и в творчестве АБС, и в литературе вообще. А в литературе русской — стократ. Коммунизм — это, знаете ли, как угодно, но никак не «забавно».

В «Стажерах» можно найти начала многих излюбленных тем Стругацких-Учителей. Прежде всего, это тема Теории Воспитания. Здесь все пока что просто, с легкостью раскладывается по полочкам. Подробно расписанной мучительной раздвоенности будущего Учителя — Ивана Жилина — противопоставляются позиции нескольких «типичных представителей». Вот практик-трудоголик Дауге, символ уходящего поколения. Он не считает воспитание не только возможным, но даже и нужным: «А чему их учить?.. Смелости его учить? Или здоровью? А больше ведь, по сути дела, ничего и не нужно». Далее, еще две реплики — оптимиста и пессимиста. Оба, так сказать, из-за кордона. Пессимист: «Человек же по натуре — скотинка. Дайте ему полную кормушку, не хуже, чем у соседа, дайте ему набить брюшко и дайте ему раз в день посмеяться над каким-нибудь нехитрым представлением. Вы мне сейчас скажете: мы можем предложить ему большее. А зачем ему большее? Он вам ответит: не лезьте не в свое дело. Маленькая равнодушная скотинка». А вот оптимист (позиция его, правда, примитивна и позднее Стругацкими будет отвергнута — как в варианте «гипноизлучателей на полюсах», так и в варианте «использования башен для других целей», так что оптимист он, скорее, в кавычках): «А человек ведь не скотина, Сэм. Внушите ему с пеленок, что самое важное в жизни — это дружба и знание, что, кроме его колыбельки, есть огромный мир, который ему и его друзьям предстоит завоевать, — вот тогда вы получите настоящего человека». И, наконец, мнение адресата — Юры Бородина. В теории, на словах Юра выступает исключительно за конкретное дело, и притом — дело в Космосе. Рассуждения Жилина о Воспитании Человека кажутся ему хотя и правильными, но чуждыми. «Безнадежным казалось это дело. Или скучным». Однако это — на словах. На деле же и он, в точности как его учитель, Жилин, как сами АБС в этот период, не чужд некоторой раздвоенности: «Жаль, не успел я его, подумал Юра. На минуту ему даже расхотелось лететь на Рею. Захотелось надеть красную повязку и присоединиться к этим крепким, уверенным молодым ребятам».

Как видим, Стругацкие уже с первых книг оставляли на своем пути немало нерешенных вопросов. Точнее — решенных весьма неоднозначно. Делали заначки — на Будущее. Искренне жалея при этом, что мир слишком велик и нельзя рассказать сейчас же обо всем, что известно и что неизвестно…

Впрочем, эпилог в «Стажерах» прочитывается сегодня вполне однозначно: как эпилог к творческому и жизненному этапу. Честное прощание с наивными идеями периода ученичества; с неумными чудаками — высокими, широкоплечими, с раскатистым беззаботным смехом и уверенными движениями; со всеми, для кого их красивые слова и картинные жесты («Осторожные сидят на Земле, Август Иоганн. Специфика работы, Август Иоганн! — и щелкнул крепкими пальцами») стали все-таки твердокаменными заблуждениями…

Всё.

Главное — на Земле.

БОГ БЕРЕТСЯ ЧИСТИТЬ НУЖНИК. «Бедные злые люди»

Этот рассказ — отдельное произведение. В нем — напротив, пролог к новому этапу, прорыв в зону Учительства. К сожалению, форма рассказа оказалась слишком краткой для этой зоны. Рассказчик «не успевает» объяснить, выписать историческую канву, декорации. Да и вообще — не место в ШКОЛЕ лаконизму.

Однако идея будущей повести «Трудно быть богом» (а именно таково первоначальное название рассказа) — уже налицо: «Когда я думаю, что, не будь его, Аллан и Дерек остались бы живы, мне хочется сделать что-то такое, чего я никогда не хотел делать».

Одна из новых дорог обозначена. А с короткой формой с этого момента покончено навсегда.

РАЗ ВЫ ХОТИТЕ ДЕЛАТЬ ДОБРО… «Попытка к бегству»

В «Попытке» Стругацкие делают важный шаг в освоении новой изобразительной техники. Они решительно отказываются от ефремовского способа подробного описания всей структуры общества будущего, НА ФОНЕ которого даны портреты хороших людей. Здесь впервые — все как раз наоборот: декорации почти не прорисованы, зато есть люди. Их мало, но они точно в фокусе. И этого вполне достаточно: имея их пред глазами, мы можем достроить недостающее в картине окружающего мира. Именно в таком контрасте — не на фоне фантастических достижений техники или социологии, но НА ФОНЕ ЛЮДЕЙ — и дан Саул: как явственно чужой, внешний для этого мира. Хотя, возможно, именно он и есть наиболее живой и органичный герой повести. Не потому, что он из нашего мира. Но — по цельности характера.

Итак, «Попытка» — безоговорочно вещь второго этапа. Ни слова о технике будущего как таковой. Любая конкретика — только к слову, только как аксессуар. (А ведь именно в этой книге впервые появляется квазиживой космолет. И — вообще отсутствует его описание, даже описание внешнего вида. Не говоря уже о таких «давно умерших» приемах, как изложение принципа действия. «Механизм огнеметания ифритов изучен слабо и вряд ли будет когда-либо изучен досконально, потому что никому не нужен».) В итоге решаются сразу две задачи: повышение реалистичности — ведь для них там все это привычно, так что и внимание заострять особо не на чем: ну, космолет, ну, живой, делов-то! — и огромная экономия авторских сил и читательского времени. К тому же, попытка описать то, что описать невозможно в принципе, непременно выставила бы авторов в глупом свете: кому интересно оказаться в положении шимпанзе, пытающейся писать роман о людях… Куда лучше, если ирония исходит от самих авторов: «— Димка! — крикнул Антон. — Закрой-ка люк! Сквозняк».

«Экономия на декорациях» — не единственный знаковый признак повести нового этапа. Начиная с «Попытки к бегству» заметным становится освобождение той доли творческой энергии, которая ранее, в более ангажированных вещах, уходила на неуклонный подъем интеллектуально-идейной планки. И, соответственно, перенос этой энергии на долю чисто творческого начала. Возможно, в этом — одна из причин того, что «Попытка» воспринимается как «экшн» более отчетливо и цельно, чем предшествующие (и некоторые последующие, более нагруженные «учительством») книги. Простой проверочный тест выглядел бы так: экранизировать «без потерь» такую, казалось бы, приключенческую повесть, как «Трудно быть богом» — воистину нереально, не стоит и браться. Получится профанация, как бы ни был силен режиссер. При экранизации даже на высшем мировом уровне — будь то высший уровень экшн (Голливуд) или высший уровень интеллекта (Тарковский) — непременно получится нечто интересное и даже, возможно, талантливое. Но! Исчезнет «пилюля». Сохранить в кино одновременно и оболочку, и содержимое нельзя никак. А вот «Попытку к бегству» экранизировать можно — и именно без потерь. Ибо все ингредиенты пилюли здесь заключены в действии как таковом. Ну, иногда, в виде редких исключений — в репликах героев. Не в монологах, а именно в репликах, самая развернутая из которых не заняла бы и полминуты…