Московский проспект. Очерки истории - Аркадий Векслер

Будучи уволенным из обсерватории, Козырев не мог принять участие в экспедиции специалистов ГАО в район полосы полного солнечного затмения 19 июня 1936 г. Он участвовал в наблюдении затмения как научный сотрудник Астрономической обсерватории Ленинградского университета в составе университетской экспедиции, направлявшейся в район Красноярска.

С возвращением в Ленинград возобновились хлопоты по восстановлению Д. И. Еропкина и Н. А. Козырева на работе в Пулковской обсерватории, успешно закончившиеся в августе 1936 г. решением суда. Но странное противостояние молодых ученых и руководства ГАО продолжалось, в делах обсерватории пыталась разобраться специальная комиссия Президиума АН СССР в составе профессора Е. Б. Пашуканиса, академика С. И. Вавилова и члена-корреспондента П. М Никифорова.

Тем временем в Ленинграде начались аресты ученых, преподавателей вузов, научных работников. В числе арестованных оказались многие физики, математики, геофизики, астрономы. Одним из первых был взят под стражу член-корреспондент АН СССР директор Астрономического института Б. В. Нумеров. Ему приписали роль организатора террористической антисоветской группы среди интеллигентов. Многих других заключали в тюрьму, а затем судили «по делу Нумерова». Из справки Управления КГБ по Ленинградской области от 10 марта 1989 г., присланной по запросу ГАО, стала известна полная формулировка обвинения, предъявленного большой группе (свыше 100 человек) ленинградских ученых, арестованных во второй половине 1936 г. – первой половине 1937 г. Людей судили по подозрению в «участии в фашистской троцкистско-зиновьевской террористической организации, возникшей в 1932 г. по инициативе германских разведывательных органов и ставившей своей целью свержение Советской власти и установление на территории СССР фашистской диктатуры».

Волна арестов докатилась и до Пулкова. 31 октября 1936 г. был арестован научный консультант Пулковской обсерватории по вопросам радиофизики А. П. Константинов как участник «контрреволюционной организации». В ночь на 7 ноября совершились аресты еще четырех пулковцев: И. А. Балановского, Н. В. Комендантова, П. И. Яшнова и Н. А. Козырева. Дата операции подобрана кощунственно: к каждой годовщине Великого Октября обычно реабилитировали уголовных преступников, а на этот раз пополняли армию заключенных числом политических нереабилитируемых. Козырева арестовали на торжественном вечере 6 ноября. Очередное кощунство совершено в ночь на 5 декабря (День Сталинской Конституции): тогда арестовали Н. И. Днепровского и Д. И. Еропкина. Для чего избирались такие даты? С целью выполнить операцию менее заметно или, наоборот, громогласно провернуть «мероприятия против контрреволюции», нагнать страху на обывателей? Во всяком случае, в Пулкове аресты наделали много шума: даты их и жертвы не забыты до сих пор.

Н. В. Комендантова, занимавшего должность ученого секретаря обсерватории, сменил М. М. Мусселиус, но последнего также арестовали 10 февраля 1937 г. Должность становилась опасной. Впрочем, репрессировали не по должностному признаку. Сменивший И. А. Балановского на посту заведующего отделом астрофизики и звездной астрономии молодой профессор Е. Я. Перепелкин был арестован 11 мая 1937 г. Затем добрались и до директора. Б. П. Герасимовича арестовали 29 июня 1937 г. в поезде при возвращении из Москвы, куда он выезжал по вызову Президиума Академии наук. Одновременно с ним арестовали непременного секретаря Академии Н. П. Горбунова (которого 7 сентября 1937 г. не стало в живых).

Пулковские сотрудники, арестованные с ноября по февраль, были судимы в Ленинграде 25 мая 1937 г. выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР. Семеро (И. А. Балановский, Н. И. Днепровский, Н. В. Комендантов, П. И. Яшнов, М. М. Мусселиус, Н. А. Козырев, Д. И. Еропкин) были «признаны виновными в преступлениях» по ст. 58 УК РСФСР и стандартно приговорены каждый «к 10 годам тюремного заключения с поражением в политических правах на 5 лет, с конфискацией всего, лично ему принадлежащего имущества». Суд над каждым, поодиночке, длился по нескольку минут без предъявления обоснованного обвинения, без защиты, только с учетом собственных «признаний виновных»… под пытками. Не суд, а расправа. А. П. Константинов, судимый там же в тот же день, был приговорен к высшей мере наказания и казнен 26 мая 1937 г.

Б. П. Герасимович разделил участь Н. П. Горбунова. Судимый в Ленинграде 30 ноября 1937 г. на закрытом судебном заседании выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР, он был расстрелян в день суда. Д. И. Еропкина, М. М. Мусселиуса, Е. Я. Перепелкина расстреляли в тюрьмах после дополнительного осуждения особыми тройками «за контрреволюционную троцкистскую агитацию среди заключенных» (формулировка удивительно однообразна независимо от места осуждения, как будто она отражала установку свыше). Б. В. Нумеров расстрелян в Орловской тюрьме 13 сентября 1941 г. без суда, очевидно, в связи с нависшей угрозой оккупации г. Орла немецко-фашистскими войсками.

Как общая деталь привлекает внимание то, что на вопрос о социальном происхождении почти все арестованные сотрудники ГАО приписывали себя к дворянству, хотя подлинными выходцами из дворян были далеко не все. Имелись и другие «компрометирующие данные», например Б. П. Герасимович состоял ранее в партии эсеров, М. М. Мусселиус происходил из семьи кадрового офицера царской армии и т. п. В «шпионских связях» с заграницей можно было обвинить любого из сотрудников обсерватории, потому что каждый вел переписку с зарубежными учеными. Таким подбором создавалась «террористическая шпионская организация». Ее «разоблачение» производилось путем выколачивания на следствии «признаний виновных» и «свидетельских показаний». Никто не знал о составлении списков обреченных согласно разработанному сценарию, но каждый узнавал о «предательстве» бывшего товарища по службе. Н. А. Козырева уверили, что на него «показал» Б. В. Нумеров, который будто бы перечислил еще многих «участников шпионской организации».

Н. А. Козырев мало и неохотно рассказывал о том, как пережил годы тюремного заключения и ссылки в исправительно-трудовом лагере, но некоторые его воспоминания вошли в художественное исследование А. И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», рассказ И. С. Шкловского, а также статью А. И. Кульпина «„Докторантура“ профессора Козырева» (статья составлена на основе бесед с родными и знакомыми Козырева после его смерти) и неопубликованный биографический очерк, написанный его сыном Ф. Н. Козыревым. Сведения эти противоречивы, порой загадочны или просто непонятны: должно быть, от самого Николая Александровича они исходили по-разному, поскольку настроение рассказчика могло быть неодинаковым. Поэтому целесообразно обратиться сначала к официальной справке.