Тени исчезают в полдень - Анатолий Степанович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну с чего? — переспросил Захар.
— А я почем знаю! — чуть повысил голос старик. Но тут же добавил потише: — С того, может, что прижигает, ему невмоготу уж, коробится, как на угольях… За женой его, этой старой ведьмой, гляди.
— Вроде глядим…
— Ой ли… Туда ли?
Анисим постоял в задумчивости, положил обе руки на костыль. Потом еще раз вздохнул:
— А может, я не туда. Ну да чего теперь? Туда, не туда — отглядел свое… А все блазнится — компания у них одна. Устинка, жена его, этот Илюшка-недоносок. Да и наше дурачье — Антипка, Овчинников Андрон, Фролка… Вот тоже Фролка-то, штуковина с хреновиной. Знавал я его, как же… Вместе по девкам шастали… А вот завернулся с чего-то, как я, в эти… как ты сказал?… в капустные листья.
— Послушай, Анисим Семеныч… — шагнул было к нему Захар.
Но старик торопливо взялся за дверную ручку.
— Нет уж, Захарушка, ты ни об чем не расспрашивай меня, — сказал Анисим. — Что знал, тебе сам сказал. За всю жизнь я, может, так подробно ни с кем не беседовал, как с тобой вот да с Петькой-редактором недавно. И то потому, что шибко уж тяжело на душе. Люди, если разобраться, всю жизнь добра мне желали и много его сделали. Это я сейчас только понял. Вот и говорю, зачало давить на душе. Вот и думаю — облегчусь перед смертью… Уж как могу.
— Да что ты, в самом деле, умирать засобирался раньше времени? — не вытерпел Захар.
Но старик на это только махнул рукой:
— Так ты помни, об чем рассказал я…
И ушел.
Захар долго глядел на захлопнувшуюся за Анисимом дверь, сел на табурет тут же, возле порога, пытаясь хоть немного разобраться, что тут к чему.
Наскоро прибрав со стола и не переставая думать о разговоре с Шатровым, оделся, пошел к амбарам. Еще вчера вечером он хотел глянуть, как там готовят яровые семена, да не успел.
Проходя мимо усадьбы Натальи Лукиной, он замедлил шаги. А потом решительно повернул к невысокому крылечку.
Наталья встретила его каким-то испуганно-отсутствующим взглядом, прижавшись в кухонном углу.
— Здравствуй, Наталья… Да ты чего это?
— А-а, ты, Захарыч, — произнесла она, суетливо схватила стул. — Напугалась я чего-то. В сенях ты сильно стучал… Садись.
Наталья в самом деле была мертвенно-бледной. Но постепенно лицо ее отходило, на нем проступали медленно розоватые пятна. Чувствуя, видимо, это, Наталья отвернулась.
«Странно, однако…» — подумал Захар, присаживаясь. Вслух же спросил:
— Чего тебе в собственном дому пугаться?
— Ох, Захар… — промолвила она, не оборачиваясь. — Многого я боюсь.
И Наталья замолчала. Захар подождал-подождал и спросил:
— Значит, это верно, что Анисим… отца твоего, Филиппа Меньшикова…
Покачнувшись, Наталья начала тихонько оседать. Она упала бы, но Захар сорвался со стула, подхватил ее.
— Наталья… Слушай, Наталья… — затормошил ее Большаков. — Да чего ты…
И тогда она, обмякшая, уронила ему на плечо голову, заплакала навзрыд.
— Вот с того дня, как Анисим… я и боюсь всего, Захарыч… — еле выговорила она сквозь слезы. — Я ведь давно хотела обо всем поговорить с тобой… А в первую голову об Устине Морозове, да не решалась все…
Захар не удивился и при имени Устина Морозова. Ему почему-то казалось, что так все и должно было случиться, именно о нем и должна была заговорить Наталья.
— Ты успокойся… Успокойся, Наталья, — погладил он ее плечо. — Садись вот. Ну-ка, расскажи… про Устина…
— Я сейчас, я сейчас… — по-детски всхлипнула Наталья. — Может, чайку попьешь?
— Пил уже только что, с Анисимом.
Наталья присела к столу, поправила выбившиеся из-под платка волосы, концом этого же платка вытерла мокрые глаза. Захар сел с другого краю.
Лукина еще тяжело дышала. Большаков терпеливо ждал, пока она успокоится.
— Ну вот, — промолвила наконец женщина. — Мать, значит, помешалась тогда умом… помнишь же. Потом померла. А я ничего, отошла. Солнышко мне заулыбалось… А тут вскоре приезжий, Устин Морозов, чувствую, как коршун, меня высматривать начал…
…Долог был рассказ Натальи. Но Большаков ни разу не перебил ее. Он слушал, хмурясь все больше и больше, да иногда начинал нервно постукивать костяшками пальцев по столу. Стук этот почему-то пугал Наталью, она сбивалась. Захар убирал руку со стола.
— …И вот, Захар, все казалось мне — живой еще дядюшка мой Демид, отцов младший брат, и Морозов знает, где он… — заканчивала Наталья. — И не напрасно, однако, казалось… Вчера пришло письмо… вот оно, почитай.
Наталья прошла к этажерке, вынула из черной палехской шкатулки конверт, протянула его Большакову. Но в это время в сенях затопал кто-то, рванул дверь. В избу ворвался Филимон Колесников, закричал:
— Захар! Беда!! А я по всей деревне тебя ищу…
— Какая беда?! — обомлел Большаков, вскакивая. В мозгу заметалось: «Пожар где-нибудь приключился? Не сено ли сгорело? Коровы за ночь попадали?» — Какая… Что там случилось?
— Игнатий Круглов, ручьевский бригадир, звонил. Там у них, у этих богомолов Уваровых…
— Да что у богомолов? Говори толком…
— Толком я и сам не знаю. Уваровы эти, говорит Круглов, врача Краснову собаками затравили.
— Краснову?! Как — собаками?
Но дожидаться ответа не стал. Сунув машинально письмо в карман, председатель выскочил на улицу и побежал в контору, к телефону. Колесников — за ним.
Через пять минут он знал уже все, что произошло в бригаде у Круглова. Глава уваровского рода, старик Евдоким, ночью заставил жену одного из своих сыновей, того самого Исидора, что недавно разорвал в военкомате документы, стать голыми коленками в снег и всю ночь замаливать какие-то грехи. Рано утром колхозники заметили в ограде уваровского дома полузамерзшую женщину. Не обращая внимания на двух огромных псов, рвавшихся с цепей, они подняли уже бесчувственную жену Исидора, Анну, внесли
