Красные звезды. Ядерный рассвет (сборник) - Федор Березин

Сами беглецы еще в худшем положении. Они вообще смутно представляют, где находятся. Судя по елям и соснам вокруг, то ли все еще где-то в Сибири, то ли уже в Забайкалье. Вряд ли на Камчатке. Пароходы и баржи при переезде не применялись. Сибирь – лучший из вариантов. Вполне можно затеряться в одном из городов-миллионников. А пока нужно набрести хотя бы на что-то жилое, и лучше не на воинскую часть. Со жратвой у зэка туго, но благо вокруг не пустыня Каракумы или сухостепь Бекпак-Дала: наткнуться на воду легко. Кстати, именно сейчас беглецы и подрулили к очередной речушке. Она зовется в народе Пёра, но им сие неведомо.

Пить из реки зэка нисколечко не боятся, так же как и делать в этот толстобрюхий ручей бодрое «пись-пись». Какой смысл переживать по поводу кишечной палочки, когда по следам идут погонщики с карабинами СКС. Патрон 7,62 запросто справляется с любым кишечным заболеванием; прямо-таки на раз.

Один из беглецов – самый «оторви да брось» – поднимает голову от ладоней с холоднющей чистой водой и говорит:

– О, лианы!

Сообщники тоже смотрят на провисшую между обрывчиками толстую «кабелину», кое-где покрытую зеленью плесени.

– Это связь! – уверенно сообщает «Оторви да брось». – Зуб даю!

– Не-а, питание вроде. Смотри, какой толстый, – философствует другой беглец.

– Дурилка, что ль? Ты чо, ЛЭП никогда не видел?

Линию электропередач напарник, разумеется, видел, и дорого бы сейчас дал, чтобы увидеть такую штуку сейчас. ЛЭП – есть неотвратимая дорога к чему-нибудь жилому и теплому. Теоретически, кабель, пусть даже и не силовой, тоже обязан вывести к чему-нибудь эдакому. Однако вне речки кабель зарыт. Надо делать ноги, а не изучать, где почва чуть просела, или, наоборот, вздыбилась от проложенной «лианы».

– Связь, сучья связь, – бормочет «Оторви да брось» и извлекает из-за пояса топор.

Топор – не какая-то боевая конструкция для «рубилова на мечах». Простой рабочий инструмент. Однако на недолгих привалах «Оторви да брось» наточил его получше индейского томагавка.

– Собьем гадов со следа, обрубим связь «ментуре», – заявляет он и топает к «лиане».

По кабелю, как по подвесной дороге, бросается на другой берег что-то прыткое и меленькое.

– Белка! – удивляется «беглец № 2», имя которого для истории не имеет никакого значения. – Но какого хрена – черная? Мутант, что ль?

– Мутант, – ворчит «Оторви да брось». – Сожрать бы этого мутанта. Зажарить и сожрать!

Он звереет от собственных слов. Топор взметается вверх и врезается в кабель. Искр нет. Может, кабель, и вправду не силовой. Топор явно наточен на славу – кабель сдается с пяти ударов. Отрубленный конец вяло плюхается в воду.

«Оторви да брось» по-прежнему возбужден, но доволен.

Произведенное действо трактуется в кодексе как «вредительство».

78-й элемент. Повышение в должности

– Товарищ старший лейтенант, разрешите доложить! – отрапортовал восседающему в кабине Черпицкому младший сержант Ананко.

Ананко чуть ли не задыхался, но даже солдат в Красной армии понимает, что дело есть дело, и когда воет боевая сирена, становится не до шуток. Это в мирной повседневной расхлябанности допустимо даже подколоть офицера помоложе, проверить его смекалистость. Недаром же все «товарищи», так почему и нет? Допустим, доложить, что клиренс в распределительной кабине неожиданно снизился, надо бы срочно долить, но пожарное ведро прохудилось. Однако если в период мирной спячки максимум, что можно отхватить за подобную проверочку, это получить тем же красным ведром по сусалам, то при боевой работе можно ведь и под трибунал загреметь. Так что ныне все по-серьезному. Хотя сам доклад смахивает на подколку:

– Товарищ лейтенант, майора Кичигина нашли в луже. Сейчас откачивают, он…

– В какой луже? – подозрительно покосился молодой офицер на сержанта.

– Так упал он, что ли. Я ж не знаю, не видел… Ну, как упал, – начал запинаться командир отделения. – Бежим – глядь. А он в луже уже. Сапоги, в смысле. А тут же тревога, и не знаем, то ли этого… Ну, не видели ж сразу, что комбат Кичигин, думали… Темно ведь там еще. Короче, то ли бежать дальше, то ли доставать? Но достали. Фуражка ж тут же офицерская валялась. А Зурабов с фонарем уже. Вот, значит…

– Да быстрей что ли, Берия тебя забери! – не выдержал Черпицкий. Он же все-таки работал за офицера пуска, и по линии «громкой» связи ему шли доклады то сверху – от К-9, то снизу – от стартовиков. – Где комбат?!

– Так нету сознания у него, товарищ старший лейтенант. Откачивают его, прямо там, на тропе. И вот чего… Наши поэтому опоздали, не потому, что плохо бежали. Они, может, вообще… это… не придут сюда. Вдруг майора совсем к врачу… ну, к фельдшеру надо нести. Захлебнулся, что ли, он…

– Захлебнулся? – переспросил Черпицкий, не понимая.

– Так в луже ж, говорю, лежал, товарищ лейтенант. Я ж…

– Ага, – кивнул Черпицкий, поворачиваясь к пульту.

Он был в некотором замешательстве. Минуты уходили, а дивизион все еще не доложил о готовности по командной цепочке. Время еще было, чуток, но было.

– Это… – сказал он в микрофон «громкой», выведенной наверх – в кабину управления К-9. Потом сообразил другое и повернулся к полевому телефону. Там никто не брал, поэтому снова пришлось говорить в микрофон: – Емеля, Сталин твою так! Трубку телефона возьми!

Трубку наконец взяли.

– Слушай, Емеля, такое дело, в общем, – начал объяснять старлей.

Вообще-то, имя у капитана Емельянова было другое, но кличка «Емеля» давно приклеилась, так что, например, солдаты, которые уж само собой не обращались с капитанами на «ты», были уверены, что офицера «девятки» Емельянова еще и зовут Емеля. Штабной писарь, правда, утверждал, что это не так, но кто ж его слушал-то?

– Во как, – произнес Емельянов в телефон, переваривая сказанное товарищем по дружеским попойкам, но в данный момент находящимся по отношению к нему в подчиненном положении.

Хоть капитан и был, по мнению некоторых коллег, туповат, относилось это в основном к общению с техникой. В плане общения с людьми все у Емельянова было относительно тип-топ. К тому же, являясь офицером кабины управления, он имел дело со всяческими армейскими шишками и перенял у них некоторую житейскую сообразительность. Потому размышлял он недолго, вполне уложившись в отведенное время.

– Ты это, Юра, – тихонько сказал он Черпицкому в телефон, а не по общей «громкой». – Принимай командование. Ты в кабине единственный офицер, значит, будешь и за «стреляющего» и за офицера пуска сразу. А куда деваться? Докладывай давай, что ли, по «громкой». Я уж магнитофон задействовал давно. И про свое документирование тоже не забудь.

Имелась в виду фотофиксация, а также звуковая запись всего происходящего в кабине при боевой и учебной работе.

– Хорошо, – сказал приятель и доложил по «громкой» связи, что «второй» ЗРДН к бою готов, а «офицером стреляющим» является он – старший лейтенант Черпицкий.

– Доклад принял, «второй»! – встречно отчеканил ему Емельянов, после чего на целых полторы минуты замолк.

Черпицкий осмотрел подчиненный ему расчет – находившихся на рабочих местах операторов – сержантов и рядовых. И почувствовал свою важность. Иосиф Сталин забери, до прибытия на позицию основного расчета офицеров он будет тут самым главным. Даже далекий толстяк – старший лейтенант Котенко – начальник расчета К-3 – будет сейчас ему подчиняться. И достаточно долго, ведь от жилого городка до позиции офицеров доставят не раньше, чем через сорок минут. Тут вам не запланированные учения, когда время известно и все собрались на КПП военного городка загодя и с «тревожными чемоданчиками».

Размышления Черпицкого о приятном прервал странно изменившийся голос из К-9:

– Юра… то есть… «второй», связь с вышестоящим командованием отсутствует. Согласно инструкции будем работать автономно.

– Как отсутствует, Еме… «девятая»?

– «Второй», примите целеуказание от дивизионных средств разведки.

– Целеуказание? – повторил Черпицкий. Нижняя челюсть у него отвисла.

– Азимут двести два. Групповая цель, – подсказали из К-9.

Подсевший к «ведру» – экрану оперативной обстановки – старлей уже и сам вовсю разглядывал круговую панораму. Картинка поступала от приданной зенитному дивизиону РЛС П-18. Кроме как на указанном градусе ничего летающего в округе не имелось. Учения какие-то заправдашние, подумалось старлею Черпицкому.

– Дивизион к бою! – скомандовал он в микрофон несколько неуверенно. Однако голос его постепенно твердел: – «Третья», два изделия на подготовку! Азимут двести два! Включить «мощность»! Секторное сканирование «восемь на восемь»! Градусов, – добавил он потише, неизвестно для чего. Быть может, для себя самого, в качестве ликбеза.

79-й элемент. Сложности Центрального разведуправления

Непонятно, гордится ли конструктор Кларенс Джонсон этим своим детищем. Кстати, выездная миссия НКВД пыталась добраться до его мозгов. В смысле, сделать из них кашу. Однажды даже поймала на мушку его личный самолетик «Цесну». Но американские автоматические винтовки в свободной продаже – позорные пукалки. Лучше б командование поднапряглось и перевезло через Атлантику на подводной лодке какую-нибудь ЗСУ-23-4, тогда бы всенепременно. А так Кларенс умудрился посадить свою «Цесну» на лужку, а пока спецгруппа добиралась до него по пашне, напрямик, до них самих добрались федеральные агенты. Что с того, что военные разведчики положили почти всех нападавших? Их не для таких игрушечных поединков готовили. Благо, хоть цианид успели принять, так что не пришлось посылать следующий отряд добить угодивших в плен. В общем, у ЦРУ никаких доказательств, что парни прибыли из соцлагеря. Но авиагений все равно предупрежден. Теперь летает повыше, а на ранчо затаился в засаде целый взвод «зеленых беретов». Короче, наблюдение за Кларенсом затруднено, и оттого неясно, считает ли он водородное отвлечение в своей карьере удачей или же до сей поры досадует. Может, стоило сразу сосредоточиться исключительно на «А-12»?