Дваждырожденные - Дмитрий Морозов

Ни улыбки, ни радостного возгласа не вырвалось ни у кого из нас. Закрыв лицо сухими холеными руками, горестно раскачивалась у трона Ган-дхари. Лила слезы Кунти. Немо высился на золотом троне Дхритараштра. Какие видения проносились перед его незрячими глазами? Созерцал ли он многолюдный ликующий Хастинапур своей юности, в котором собирался править бок о бок со своим старшим братом Панду? Сожалел ли о смерти сыновей и гибели братства? Его мысли были недоступны мне, как, впрочем, и мысли других дваждырожденных, собравшихся в зале. Мое сердце превратилось в слепой трепещущий ком. Потрясенно смотрели друг на друга дваждырож-денные, уподобившиеся в это мгновение слепому повелителю Хастинапура. С ужасом я понял, что порвалась даже серебряная струна моей связи с Латой. Она смотрела на меня с растерянной болью в глазах.

Дхритараштра что-то шепнул на ухо Санджае, и престарелый возничий, поддерживая своего повелителя, подвел его к застывшей в рыданиях Гандхари. Три седых, согнувшихся от горя человека, в полной тишине вышли из зала. Так и не нарушив молчание, начали расходиться и остальные дваждырожденные.

Мы с Латой пошли в мою келью и, не притронувшись к оставленным с утра лепешкам и фруктам, совершили омовение. Стоя в небольшой каменной нише, Лата отрешенно сбросила с себя одежду и, подняв над головой сосуд с холодной водой, опрокинула его на голову и плечи. Нагое тело отсвечивало в темноте бледным лунным светом. Отжав длинные волосы, апсара вышла из ниши и, осторожно ступая босыми ногами по холодным плитам пола, пошла к моему ложу. За все это время она не проронила ни слова. В нишу вступил я. Поток холодной воды помог смыть липкие предчувствия, оплетающие меня, подобно паутине.

Снаружи была полная тишина — мертвящая, сизая и гулкая. Опустившись рядом с Латой на ложе, я почувствовал удары ее сердца, похожие на метание птицы в закрытой клетке. Кожа Латы была нежной и прохладной, но губы оставались сухими и горячими. Предо мной лежало совершенное тело апсары — источник наслаждения и преграда для полного воплощения друг друга. Я не слышал ее мыслей. Даже кончики моих пальцев ослепли. Они лишь скользили по нежной коже, не в силах ощутить поток тонких сил, обычно озарявших мою подругу изнутри. Мы сжимали друг друга в объятиях, как утопающие в водовороте. Но не было в них полноты слияния, ибо тела, лишенные зрячих сердец, не в силах утолить жажду воплощения.

Потом мы лежали в полной темноте, все еще прижимаясь друг к другу, и пытались говорить о будущем. Два слепца ощупью искали дорогу в джунглях.

Не поддавайся отчаянию, Муни, — шептала мне Лата, почти касаясь моего уха горячими губами, — Пандавы победил, достигли того, к чему стремились столько лет. Мы вышли живыми и теперь должны помочь возрождению добра и мудрости под властью Хастинапура. Может быть, теперь, с воцарением Юдхиштхиры, нам удастся воссоздать венок братства, и в наши сердца снизойдет свет Высоких полей.

И ты веришь, что это возможно? — с горечью спросил я. — Как будто Калиюга началась оттого, что в Хастинапуре правил "плохой" Дурь-одхана вместо "хорошего" Юдхиштхиры. Смена царя не изменит народ. В битве погибли последние, кто был верен долгу и оставался способным на подвиг. Кем будет править Юдхиштхира? Не восстановить порядка в огромном царстве, милуя всех отпавших от закона. Наступает время дваж-дырожденным уподобиться несчастной Шикхан-дини. Им придется принуждать ленивых, убивать злодеев, раскрывать заговоры и выбивать подати из крестьян. Я не хочу и не буду в этом участвовать. Мы с тобой уходим завтра.

Я почувствовал, как тело Латы окаменело в моих объятиях.

Мы никуда не пойдем. — сказала она. — Наша дхарма запрещает покидать повелителей по собственной воле.

Братства не существует!

Дождись хотя бы Юдхиштхиру. Царь справедливости мудр. Он поможет тебе разрешить все сомнения, — пыталась убедить меня Лата.

Да, он мудр. Но он прежде всего царь. И теперь ему придется делать то, что потребует долг перед подданными. Как ты думаешь, что он выберет — благополучие немногих оставшихся дваж-дырожденных или интересы империи?

Но разве мы можем сойти со стези долга именно сейчас, когда Пандавам так нужны преданные люди? — с отчаянием воскликнула Лата, отодвигаясь от меня.

Долг праведной жены — повиноваться мужу, — холодно ответил я, уже поняв, что проиграл спор.

Это невозможно, — с горечью сказала Лата.

Но разве ты не видишь, что, сохраняя верность Юдхиштхире, ты предаешь меня? — настаивал я. — Разве дваждырожденные вместе с брах-мой потеряли и право распоряжаться собственной жизнью? Даже Абхиманью, во всем послушный Арджуне, в конце концов сам выбрал свой путь.

Лата покачала головой. В темноте я не видел выражения ее глаз:

— Абхиманью ничего не выбирал. Он до кон ца выполнил свой долг. Просто мы с тобой, Муни, начали по-разному понимать это слово.

Ее слова прозвучали как прощание. Пронзительное чувство утраты сжало мне горло, мешая говорить. Но пойти за апсарой, как когда-то, я уже не мог. Новая сила, совсем непохожая на светлый огонь брахмы, наполняла меня упорной холодной решимостью. Теперь я намеревался стать полновластным хозяином своей случайно сохраненной жизни.

Лата лежала в холодном оцепенении обиды так близко, что я ощущал на своей шее ее влажное дыхание. Кажется, она плакала. Чуть отчужденно я вспомнил, что ее любовь раньше казалась мне единственным сокровищем, о котором может мечтать смертный. Но разве не любил я когда-то и Нанди? Верность первой любви могла закрыть мне путь в братство дваждырожденных. Что несет любовь Латы? Да, если бы она была главной целью для нас обоих, то были бы мы не здесь, а в какой-нибудь уютной деревушке у северных охотников или возделывали свой сад на опустевших землях Магадхи. Может, это и было бы самым разумным, на что мы могли решиться тогда. Сейчас — уже поздно.

Наверное, так решила и Лата. Она встала, оделась и ушла, не проронив ни слова.

В предрассветной прохладе следующего дня страшная давка произошла у северных ворот Хастинапура. Потом чараны, не жалея красок, описывали бегство сторонников Дурьодханы перед лицом надвигающихся Пандавов. "Царские советники и жены знати, разрывая свое тело ногтями и распустив волосы, покидали лагерь у Курукшет-ры и бежали в город. Простые люди, вплоть до пастухов, охваченные смятением и страхом перед Бхимасеной, бежали куда глаза глядят". Те, кто врывался в Хастинапур, стремясь найти здесь убежище от Пандавов, сталкивались с толпой разодетых и ликующих жителей, вышедших встречать победителей. Кто-то распахнул настежь ворота, кто-то поливал сандаловой водой плиты дороги, ведущей к опустевшей цитадели.

Сам царь с женой и домашним жрецом тайно покинул дворец еще ночью. С ним ушел и Санд-жая, лишившийся дара прозрения. Напоследок престарелый сута сообщил, что царь Дхритараш-тра принял обет лесного отшельничества и намерен провести остаток дней в мочальном платье, предаваясь покаянной молитве и прося смерти как освобождения.

Многие легкораненые воины из рода Куру, а также ветераны из охраны царя сняли доспехи и, облачившись в простые одежды, босиком ушли встречать победителей у южных ворот города. Они были намерены до конца пройти путь, предначертанный им жестокой кармой, чтобы, вкусив ее плоды в этом воплощении, избавиться от бремени искупления в будущем. Лишь несколько воинов, не отличавшихся такой силой духа, предпочли принять смерть по обряду прая.

Мы с Датой встретились у никем не охраняемых ворот цитадели. Вместе с нами, закрыв лица покрывалами, в скорбном молчании покидали дворец последние кауравы. Десятка два женщин, несколько детей да дюжина раненых воинов, еще недавно звавшихся моими врагами. Вот и все, что осталось от былой мощи дома Дхритараштры.

Лата спросила с усталой опустошенностью в голосе:

— Может быть, все таки останешься? Я отрицательно покачал головой:

— Ни служить, ни повелевать, ни даже при трагиваться к мечу я больше не буду. Что-то слиш ком ясно звучит в моих ушах животный вскрик Кунти, и мерещатся слезы, текущие из-под черной повязки Гандхари.

Лата быстро обняла меня прохладными руками за шею, на мгновение окутав невесомой шелковистостью длинных волос и непередаваемым ароматом своего чистого, сильного тела. Потом шепнула: "Прощай!" и пошла упругой решительной походкой в сторону западных ворот навстречу Пандавам. Я посмотрел ей вслед, но сомнение не подняло змеиной головы в моем сердце. Мне было в обратную сторону.

За два дня я стал частью этого последнего, траурного венка дваждырожденных и не мог заставить себя посмотреть в глаза Пандавам, торжествующим победу. Если бы победил Дурьодхана, эта толпа на улицах встречала бы его с неменьшим пылом.

Вдруг несколько человек, носящих праздничные венки, заметили нашу процессию, направляющуюся к южным воротам города. Кто-то закричал проклятия, кто-то схватил камни и палки, устремляясь наперерез. Трусы спешили выместить свой страх и злобу на тех, кто не способен был дать отпор. Заголосили женщины, зашлись в крике маленькие дети.