Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых - Василий Звягинцев

Если отвлечься от некоторых экзотических деталей религиозного и культурологического планов, даже личности, двигавшие исторический процесс что в Китае V века до н. э., что в Киевской Руси, что среди ацтеков и каких–то всеми забытых хеттов, вполне могут быть признаны двойниками и аналогами друг друга.

Эта затянувшаяся интерлюдия[122] потребовалась здесь, чтобы отчетливее подойти к мысли, давно уже определявшей поступки и поведение Великого князя.

Суть ее заключалась в следующем. Успешная контрреволюция, осуществленная российскими генералами, оказавшимися куда более эффективными и дальновидными политиками, чем профессионалы социал–демократических партий разного толка, кадеты, октябристы и совсем уже крайне правые, отнюдь не отменила того, о чем писал основоположник так называемого «исторического материализма» Ф. Энгельс.

Классовая борьба, или борьба представителей различных страт и сословий, никуда не делась и деться не могла. Как не устранили межнациональных, межрасовых и межцивилизационных противоречий, вражды и просто биологической несовместимости все пакты, договоры и конвенции, заключенные между «великими» и не очень великими державами, основанные на итогах Мировой войны и собственных представлениях об исторической и социальной справедливости.

Олег Константинович без ложной скромности считал себя одним из самых глубоких политических мыслителей современности, и что за беда, если он не выступал в Организации Объединенных Наций с собственными планами мирового переустройства, как Вудро Вильсон или Франклин Рузвельт, не публиковал скандальных трактатов, подобно благополучно забытым Рудольфу Гессу и Альфреду Розенбергу, не предсказывал «конца истории», как японский император Хирохито.

Зато он отчетливо сознавал, что взрывной потенциал человечества, хотя бы его наиболее цивилизованной части (что понимать под цивилизованностью — разговор отдельный), не реализованный после Мировой войны, продолжает копиться. Совершенно как напряжение земной коры на границах тектонических плит, как бурлящая лава в недрах Везувия и Этны. Землю потряхивает время от времени, сквозь трещины исходят сернистые газы, вьется дымок над кратерами.

Ведь та, Великая война, начавшаяся в четырнадцатом году, не имела никаких вроде бы объективных причин и предпосылок.

Сиял ведь на исходе девятнадцатого и в начале двадцатого века истинный Полдень человечества! Расцвет техники, искусств и наук, всеобщее (в определенном, конечно, смысле, для каждого сословия свое) благоденствие.

Любая приличная валюта была абсолютно конвертируемой во всех концах света. Так, моряки Тихоокеанских эскадр на пути из Кронштадта в Порт–Артур или Калифорнию за бумажный рубль покупали ананасы и живых обезьян в немыслимых количествах. Ни у кого из белых людей не спрашивали ни паспортов, ни виз, даже и в формально недружественных странах.

Оружие, и то было одновременно высокотехнологичным и гуманным. Трехлинейная винтовка, легкая скорострельная пушка, броненосец, наконец. Аэропланы хоть и летали, но невысоко и недалеко, занимались все больше разведкой, а вражеские пилоты палили друг в друга при встрече из наганов и браунингов. Плененным бойцам платило жалованье одновременно и свое, и вражеское правительство.

Живи и радуйся.

Нет, дурацкие амбиции взяли свое. Ради никому, по сути, не нужных Босфора или Эльзаса четыре года проливали кровь, изобрели ядовитые газы, концлагеря, «Большие Берты» и прочую пакость. Разрушили великие, пусть и не очень совершенные, но культурные империи, убили десять миллионов человек, и буквально всем стало только хуже. Никому не стало лучше от той войны, никому!

А истинная причина? Не только ведь несоответствие занимаемым должностям тогдашних правителей. Нет. Это было бы слишком просто. И в девятнадцатом веке воевали, но не до такой же степени озверения!

Накопился в многомиллионных массах людей страшный разрушительный потенциал. Когда нечто подобное случается у леммингов, они просто массами кидаются с обрыва в море.

Мы же так не можем, хотя как здорово, если бы могли. Нам потребна идеология, любая: марксизм, национализм, освобождение Гроба Господня.

Ладно, повоевали, ужаснулись, десять лет отстраивали разрушенное и придумывали сами себе оправдание. Написали тысячи книг. Сначала — покаянных, вроде «На Западном фронте без перемен» или «Прощай, оружие!». Затем пообвыкли. Что ж мы, мол, так вот зря умирали? Надо бы объясниться. Объяснились, и снова пошла полоса очередной, тоже великой литературы. Но уже с обратным знаком. Что явилось первым намеком на то, что творится сейчас. Да и новые игроки начали выходить на мировую арену.

Князь, надеявшийся успокоиться, отдохнуть, помедитировать, в конце концов, встал и раздраженно ударил кулаком по перилам.

Ну вот, всегда так!

Что за жизнь, если о чем ни вздумаешь подумать, придешь к тому же самому?

А вот простые люди ей радуются, веселятся, строят термы и колизеи, совершенно не замечая, что на автостраде, по которой они носятся каждый день, то и дело попадаются дорожные указатели: «Геркуланум — 15 км налево», «Помпеи — 10 км прямо», «Содом и Гоморра — вправо по объездной».

И только он один догадывается о предстоящей участи. Нет, ну пусть не один, есть и еще теоретики, пишущие нечто подобное, а моментами даже куда более мрачные сценарии.

Но они — просто писаки, зарабатывающие на хлеб, неважно, чем именно, или — оторванные от жизни теоретики.

Местоблюститель же Российского престола — единственный, кто не только знает, но и Может!

Может вскрыть зреющий нарыв, пока он еще не отравил организм своими гнилостными ядами. И организм этот — Российская империя. О прочих подумаем позже, по мере созревания их собственных фурункулов и проблем.

Да что говорить, разве последние события на Кавказе (особенно они, потому что подобных событий с каждым днем случается все больше и больше по границам Периметра, взять хоть и недавнюю арабо–израильскую войну, но России впрямую пока не касавшихся) не извещают о том, что Армагеддон приближается с пугающей быстротой?

Одна беда — у князя до сих пор катастрофически мало сил. Против всего вздымающегося вала «Черного интернационала», а также стран и народов, пока нейтральных, но наверняка возжелающих присоединиться к тому, кто покажется им сильнее, у князя всего лишь четыре боеспособные дивизии и весьма скромные мобилизационные возможности Московского округа.

Впрочем, разве у Чингисхана или, что ближе, у генерала Корнилова поначалу было больше? Известно ведь, не в силе бог, а в Правде!

Зато у Олега Константиновича имелась четко проработанная стратегическая позиция.

А в запасе — еще и не доступная никому, кроме него, оперативная территория, «параллельный» или «боковой» мир.

Если верить в то, что было на днях доложено.

А если не верить? Самому сходить туда, что ли?

Кстати, почему и нет? В молодые годы он проехал на коне, с винтовкой за плечами и в сопровождении всего восьми верных казаков всю Маньчжурию, кишевшую хунхузами, и ничего. Проехал и привез великолепный этнографический и разведывательный материал.

Разумеется, соваться в параллельный мир страшно — не просто в военном смысле, как, например, опасливо бывает вторгнуться в страну с неизвестными ресурсами и качеством вооруженных сил.

Тут страх совсем другой, высшего, если можно сказать, порядка, иррациональный, связанный с проникновением в области, для человека запретные.

Ну, вроде вызывания нечистой силы и подписания договора с дьяволом.

Поэтому Великий князь, поручив службе Чекменева изучать и прорабатывать связанные с этим делом вопросы (как бы на всякий случай), сам занимался делами реальными и практическими. Как честный человек, он предпринял все от него зависящее, чтобы порешить дело миром. А уж если не прислушается премьер к голосу разума, тогда — аккуратно и грамотно довести господина Каверзнева до такой кондиции, чтобы вынудить его к действиям безрассудным, тщательно демонстрируя при этом собственное миролюбие и законопослушность.

А когда события окончательно выйдут из–под премьерского контроля, сокрушенно развести руками и начать действовать так, как позволяет и даже требует от Местоблюстителя Конституция. И — Народ! Который не всегда умеет сформулировать свои истинные интересы, но великолепно отличает истину от лжи в словах профессиональных радетелей за его, народное, благо.

Хотя на дворе стоял только еще сентябрь, погода вела себя не по сезону. Бабьего лета, считай, и не случилось. Как–то рановато в этом году подкрадывалась зима. Листья на деревьях пожелтели сплошь и в одночасье, по утрам чуть ли не через день ударяли заморозки, и при синем, все еще ярком небе с севера тянуло пронзительным, знобящим ветром.