Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы - Сесил Скотт Форестер

— Но у меня есть и хорошие новости, мистер Буш. В соответствии с полученным приказом я должен сообщить вам это на случай, если со мной что-нибудь случится. Но ничего из сказанного мной не должно дойти до команды.

— Конечно, сэр.

Сокровища; призовые деньги, дублоны и талеры. Испанские сокровища. Если что-нибудь и могло отвлечь мысли Буша от сбежавшего Доути, то именно такая весть.

— Ведь это будут миллионы, сэр! — воскликнул Буш.

— Да. Миллионы.

Матросы пяти кораблей разделят между собой четвертую часть призовых денег — столько же, сколько пять капитанов, — по шестьсот фунтов на человека. Лейтенанты, штурманы и капитаны морской пехоты получат одну восьмую. По грубым подсчетам, Бушу достанется около пятнадцати тысяч фунтов.

— Состояние, сэр!

Доля Хорнблауэра составит десять таких состояний.

— Помните, сэр, когда мы в последний раз захватили флотилию с сокровищами? Кажется, в девяносто третьем, сэр. Некоторые матросы, получив призовые деньги, покупали золотые часы и швырялись ими в воду с плимутской набережной — «блинчики» пускали, — просто чтобы показать, какие они богатые.

— Ну что ж, спокойной ночи, если, конечно, вы сможете заснуть после такого сообщения. Но помните, никому ни слова.

— Нет, сэр, конечно нет, сэр.

Вся затея еще может провалиться — или флотилия проскользнет в Кадис незамеченной, или повернет обратно; может, она вообще не вышла в плавание. Тогда лучше, чтобы испанские власти — и мир в целом — не узнали, что захват вообще планировался.

Эти мысли — эти цифры — должны были бы волновать и радовать, но той ночью Хорнблауэр ничего подобного не испытывал. То был плод Мертвого моря, обращающийся во рту пеплом. Хорнблауэр наорал на Бэйли и прогнал его, потом долго сидел на койке в такой тоске, что его не радовало даже мерное покачивание койки, говорившее о том, что «Отчаянный» вновь вышел в открытое море и движется к приятному и полезному приключению. Хорнблауэр сидел, уронив голову на колени. Он потерял свою чистоту, а значит — потерял самоуважение. В жизни он совершал ошибки, воспоминания о которых и сейчас заставляли его морщиться, но на сей раз он поступил куда хуже. Он нарушил долг, стал пособником — нет, организатором побега. Он отпустил дезертира, преступника. Он нарушил присягу и сделал это по причинам сугубо личным, из чистого потворства своим желаниям. Не ради блага службы, не ради безопасности страны, но потому, что он — мягкосердечный сентименталист. Хорнблауэр стыдился себя, и стыд был тем сильнее, что, анализируя себя безжалостно, он пришел к убеждению: если бы он мог заново прожить эти часы, то повторил бы все, как было.

Ничто не может его извинить. Довод, который он использовал, — что служба должна ему жизнь после всех испытаний, через которые он прошел, — просто чушь. Смягчающее обстоятельство — что дисциплина, благодаря новому захватывающему приключению, не пострадает — не имеет веса. Он — предатель, мало того — коварный предатель, осуществивший свой план с искусством прирожденного заговорщика. То первое слово, которое пришло ему в голову, было самое верное — чистота, и он ее утратил. Хорнблауэр оплакивал утраченную чистоту, как Ниобея — своих загубленных детей.

XXII

Капитан Мур так расположил эскадру, что даже Хорнблауэр вынужден был нехотя его одобрить. Пять кораблей выстраивались в цепочку, каждый в пределах видимости от предыдущего. Получалось пятнадцать миль между кораблями плюс с самого южного и самого северного из них можно было осматривать горизонт еще на пятнадцать миль, всего около девяноста миль. Днем корабли лавировали в сторону Америки, ночью возвращались к Европе, чтобы, если, по несчастью, флотилия проскочит их в темноте, ее можно было бы быстро догнать. На рассвете позиция кораблей была на меридиане мыса Сан-Висенти — 9° западной долготы, на закате — так далеко к западу, как будут требовать обстоятельства.

Ибо поиски иголки-флотилии в стоге сена — Атлантике — были не так сложны, как может показаться с первого взгляда. Во-первых, по неизменным испанским законам флотилия должна доставить свой груз в Кадис, и никуда больше; во-вторых, по направлению ветра легко можно было определить, откуда она появится. А в-третьих, испанские капитаны после долгого плавания наверняка будут сомневаться в своей долготе, широту же по секстану будут знать более или менее точно и, скорее всего, постараются пройти заключительный отрезок пути на широте Кадиса — 36° 30′, чтобы миновать с одной стороны португальское побережье, с другой — африканское.

Так что в самой середине британской колонны, на широте 36° 30′ находился коммодор на «Неустанном», а остальные четыре корабля располагались к югу и к северу от него. Флажки днем и ракета ночью должны оповестить все корабли эскадры, что флотилия приближается. Им нетрудно будет быстро подойти к кораблю, который подаст сигнал, а в ста пятидесяти милях от Кадиса хватит времени и места, чтобы настоять на своем.

1. Дозор эскадры Мура.

2. С «Отчаянного» заметили «Фелиситэ».

3. «Отчаянный» выведен из строя.

За час до рассвета Хорнблауэр вышел на палубу (он уже дважды выходил этой ночью, как и в каждую предшествующую). Ночью было ясно; сейчас тоже.

— Ветер норд-ост-тень-норд, сэр, — доложил Проуз. — Сан-Висенти примерно в пяти лигах к северу.

Ветер умеренный; можно было бы поставить все паруса вплоть до бом-брамселей, но «Отчаянный» шел в бейдевинд на левом галсе под марселями. Хорнблауэр направил подзорную трубу на юг, туда, где должна была находиться «Медуза». «Отчаянный», как наименее значительное судно, занимал позицию дальше всех к северу, там, где вероятность встретить флотилию наименьшая. Еще не рассвело, и «Медузу» было не разглядеть.

— Мистер Форман, пожалуйста, поднимитесь на мачту с сигнальной книгой.

Конечно, все офицеры и матросы ломают себе голову, для чего изо дня в день эскадра сторожит один и тот же кусочек морского пространства. Самые сообразительные, наверное, даже угадали истинную причину. Тут ничего не попишешь.

— Вот она, сэр! — сказал Проуз. — Пеленг зюйд-тень-вест. Мы немного впереди от позиции.

— Обстените крюйсель, пожалуйста.

Они мили на две впереди позиции — не так и плохо после долгой ночи. Несложно будет занять свою позицию точно к северу от «Медузы».

— Эй, на палубе! — закричал Форман с грот-марса. — «Медуза» сигналит. «Коммодор, всем кораблям».

Медуза повторяла сигналы «Неустанного».

— «Поворот через фордевинд», — кричал Форман. — «Курс вест. Марсели».

— Мистер Чизмен, будьте добры подтвердить.

Чизмен был вторым сигнальным офицером и учился заменять Формана.

— Поставьте матросов к брасам, мистер Проуз.

Мур