Труды - Антоний Блум

После Павла на протяжении всей церковной истории тысячи и тысячи людей встречали воскресшего Христа. С самого начала есть рассказы в житиях очень многих святых о том, как Христос им являлся, как Он их учил, как Он их спасал, как Он их наставлял. Поэтому есть в течение всей истории из века в век живые свидетели о том, что они знают опытно, лично, что Христос воскрес, люди, которые могут сказать: я Его встретил лицом к лицу, я достоверно знаю, что Иисус из Назарета, Который был распят на Голгофской горе, Который умер, Который был погребен, на самом деле, как и Евангелие говорит, как и Его ранние свидетели провозглашают, – воскрес и жив.

И мы можем верить этим свидетелям, но на каком основании? И почему нам люди так трудно верят? Мне кажется, что ответ на это мы можем найти отчасти в рассказе о Фоме, отчасти глядя на то, каковы были святые. В рассказе о Фоме – я вам говорил о том, что Фома не мог поверить слову апостолов, потому что в них он видел только ликование, но не видел перемены. Таково и наше положение.

Мы верим в Воскресение Христово, некоторые из нас даже знают о воскресшем Христе, но могут ли люди, глядя на нас, сказать: это люди, которые оказались в какой-то момент жизни лицом к лицу с живым, воскресшим Христом и которые так переменились благодаря этой встрече, что мы видим, что они – люди иного рода, что они – не такие, как все другие, что, употребляя слово английского писателя Льюиса, если мы можем рассматривать всех людей как изваяния, как статуи, эти люди – статуи ожившие. Разница между верующим и неверующим, говорит Льюис, именно такова: человек неверующий подобен изваянию, человек верующий – это изваяние, которое стало живым.

И вот перед нами стоит вопрос: каковы мы? Рассказываем ли мы только с чужих слов о Воскресении Христа? Радуемся ли мы действительно полным сердцем о том, что мы в этом убеждены только потому, что другие люди это знают и мы им можем верить, – или же с нами эта весть нечто сотворила, и, зная опытно, что Христос воскрес, мы уже не можем быть теми людьми, какими были раньше?

Мы это можем знать опытно различным образом. Мы можем это знать в молитве, прикосновением краю ризы Христовой (Мк 6:56), мы можем Его познать в какие-то моменты, когда вдруг чуем, что невидимо, но реально Он перед нами живой стоит: хотя я Его не вижу, не слышу, не воспринимаю своими чувствами – но Он тут. Мы можем это воспринять тоже, каким-то непостижимым образом, в причащении Святых Тайн, мы можем видеть в других или сами переживать, как причащение Святых Тайн, исповедь, миропомазание, помазание святым елеем, различные церковные действия могут менять человека изнутри, и если только он задумается над собой, он не может не поверить в то, что это совершается силой Божественной, которая дается через Христа распятого и воскресшего.

Теперь я хочу перейти к другому вопросу. О чем же нам говорит Воскресение Христово помимо этого? О Боге! Воскресение Христово вместе со Страстной седмицей нам говорит о том, как нас любит Господь. Вы наверно помните место Евангелия, где говорится, что ни в ком нет такой великой любви, как в том, кто свою жизнь готов положить за друзей своих (Ин 15:13). И апостол Павел говорит: за друзей мало кто жизнь свою положит, но Христос положил жизнь за нас, когда мы были еще врагами Его, противниками, чуждыми Ему (Рим 5:6-8). Воскресение Христово – это победа любви: оно нам говорит о том, что любовь, которая принимает смерть, тем самым делается бессмертной, делается сильнее смерти. Ветхий Завет нам говорит: крепка, как смерть, любовь (Песн 8:6): любовь – единственная сила, которая может сразиться со смертью и не быть побежденной. Тогда это говорилось несколько о другом: говорилось о том, что, когда человек умирает, оставшиеся на земле продолжают его любить той же любовью во веки вечные, пока они живы и пока они сами не перешли в вечность.

Но здесь речь идет об ином: о том, что любовь Божественная сразилась со смертью, приняла смерть; смерть как бы раскрылась для того, чтобы поглотить Божественную любовь, и была этой любовью преображена. Образно – это рассказ о сошествии Христа во ад, как Он душой Своей человеческой сошел во ад, туда, куда всякая человеческая душа сходила с тех пор, как человек пал и как ад широко раскрылся, чтобы уловить человека, – и оказался лицом к лицу с Богом, с душой человеческой, пронизанной Божеством, сияющей Божеством, и мрака не осталось в нем, и победа была одержана, и, как говорит Иоанн Златоуст в своем Пасхальном слове, мертвый ни един во гробе{234}. В этом смысле – это победа любви, это торжество любви, но это тоже говорит нам о разных других вещах. В Священном Писании говорится о том, что Бог воскресил Христа (Кол 2:12). И это очень важное слово, мне кажется, потому что Господь Иисус Христос Свою жизнь отдал, Свою смерть принял для нашего спасения, но это было сделано – простите за такое выражение – «всерьез», это не было нечто кажущееся. Он принял смерть со всеми ее последствиями, и у Него Самого как бы не было власти Себя воскресить: Он отдал Себя на смерть для нашего спасения, и Бог в ответ на Его крестную любовь Его вызвал обратно к жизни, соединил душу Христову с телом Христовым и явил Его миру воскресшим Христом.

Но это говорит нам нечто и о человеке. Чаще говорится о вере в Бога, но Евангелие все пронизано верой в человека.

Это очень нам важно помнить, потому что если мы не верим в человека, то мы ничего на земле построить не можем. Если человек для нас – мразь, если человек для нас – преходящее явление, если человек для нас – только падшее существо, безнадежно падшее, то строить из града человеческого Град Божий нельзя. Жизнь, воплощение Христово нам говорит вот о чем: человек, даже в его падшем состоянии, настолько глубок, настолько потенциально свят, что он может вместить в себя присутствие Божие, что он может быть местом боговселения. Как говорит апостол, вся полнота Божества обитала во Христе телесно (Кол 2:9). Это значит, что каждый из нас призван и способен вместить в себя Бога, причем не как сосуд, который остается чуждым тому, что он содержит, как чаша, которая не делается причастной той влаге, которую в нее вливают, – нет, мы можем быть пронизаны так, что – неслиянно, несмешенно, но реально – мы соединены с Божеством.

И это очень важно в наш век помнить. Потому что человек – единственная точка соприкосновения между верующим и неверующим, между одним человеком и другим, какова бы ни была его вера, каково бы ни было его неверие. Человек – это та реальность, которая составляет тему жизни всякого человека. Да, наше представление о человеке может быть очень разное: безбожник видит в человеке только наиболее совершенное животное; для нас, верующих, человек в полном смысле слова – это человек, приближающийся к тому, каким человеком явил Себя Христос. Иоанн Златоустый в одном из своих писаний говорит: если хочешь узнать, что такое человек, не обращай взор к палатам царским, а подними глаза к Престолу Божию – и ты увидишь человека, сидящего одесную Бога и Отца.

Вот о чем нам говорит Воскресение: без Воскресения Христос телом лежал бы во гробе, душой был бы пленником ада. Воскресением Он воссел одесную Бога и Отца, и туда Он призывает нас поднять взор для того, чтобы видеть, что такое человек, каково наше величие, к чему мы призваны. Вот о чем, в конечном итоге, нам говорит воплощение, жизнь, Страстная неделя, крест, живоносный гроб, сошествие во ад и Воскресение Христово: о человеке, о том, что человек значит для Бога и как потенциально велик человек. Это нас призывает к тому, чтобы вырасти трудом, подвигом или, вернее, открытостью Богу в такую меру, чтобы град человеческий постепенно вырос в меру Града Божия, то есть стал так глубок, так широк, так возвышен и так свят, что первым гражданином этого Града мог бы быть Иисус из Назарета, Сын Божий, ставший Сыном Человеческим. Вот это наше призвание, это – цель мироздания, это – надежда наша.

Эволюция образа Отца и христианская вера{235}

Один из отцов Церкви говорит, что понятие Отец больше и значительнее, чем понятие Бог: Бог означает отдаленность и различение, Отец же, напротив, – отношение, подобие, связь и даже соприсущность.

Если мы говорим о Боге как об Отце, то видим в Нем источник и причину нашего бытия. Он обладает творческой энергией и обладает как властью, так и авторитетом, силой убеждения, у Него – вся глубина бытия, и это бытие Он нам передает. В этом смысле Он одновременно источник и цель. Это важно, потому что мы привыкли думать об Отце только как об источнике, говорим ли мы о физическом, о духовном отце или о Боге Отце. Эсхатологически говоря, Он есть Альфа и Омега, начало и завершение (напр., Откр 1:8). В этом смысле Бог – это то, чем мы потенциально являемся, но чем мы, однако, только еще должны стать. Во Христе актуализованы, осуществлены бытие Отца и Его собственное бытие.