На руинах империи - Брайан Стейвли

Будь здесь ветер, по такой воде можно было бы идти под парусом. Целое озеро. Постояв немного, Гвенна плюнула с берега – по поверхности медленно и беззвучно разошлись круги.

– Вот, – произнес Киль.

Она обернулась. Историк указал копьем.

По окружности зала тянулась каменная дорожка – в два шага шириной, самую малость приподнятая над уровнем воды. На ней совсем близко, камнем добросить, распростерлись два трупа. Гвенна всмотрелась, и сердце глухо стукнуло в груди.

Первая туша была несомненным порождением менкидокской болезни – непомерно увеличенное насекомое с прозрачным панцирем, фасетчатыми глазами, жилковатыми крыльями и явным излишком зубов. Из разрубленной спины вытекла чернеющая жижа, застыла лужами на камне. Пробивший скорлупу меч недалеко откатился от выпустившей его руки.

Женщина была одета не по-солдатски. Вместо доспехов – простые тонкие штаны и облегающая рубаха. Так иногда одевались моряки, но Гвенна не уловила запаха моря. Короткие заложенные за уши волосы не скрывали гладкой темной кожи лица. Пустые глаза неподвижно глядели в сияющий свод. Какая рана ее свалила, Гвенна пока не видела.

Она следом за Килем подошла к телу.

Историк встал на колени, перевернул лежавшую на боку женщину на спину, помедлил, задержав руку на мертвом плече.

От него потянуло вдруг неуловимым дуновением, мягким и одновременно острым запахом. Гвенна опешила. Едва она поняла наконец, почему никогда не чуяла его эмоций, и вот… Запах был слабым, как эхо шепота, но ошибиться она не могла: сожаление.

– Вы ее знали.

– Очень давно, – кивнул Киль.

– Для вас это сколько? Сотни лет?

– Тысячи. Много тысяч. – Он помолчал. – Она была матерью моего единственного ребенка.

Гвенна моргнула:

– Ваша жена?

– Кшештрим не разделяли человеческих понятий о семье и парном браке. Для нас они так и остались непостижимыми.

– Ну все равно, сколько-то времени вы с ней прожили.

– Она была матерью моего ребенка, – повторил он, как будто этим все сказал.

– И где же ваш малыш?

Дико было назвать малышом существо, жизнь которого длилась тысячелетиями.

– Давно умер. Люди убили.

В его словах не было ни намека на горе или гнев. Если бы не та струйка жалости, она бы подумала, что найденное тело вызвало у него лишь легкое удивление. Он не закрыл мертвой глаза, не коснулся ее лица, не сделал ничего такого, что сделал бы на его месте человек, – но и не двигался с места. Так и стоял на коленях, смотрел…

– Чем она здесь занималась?

– Подозреваю, тем же, чем и мы.

– А чем, скажите на милость, занимаемся мы? – вопросила Гвенна.

– Ищем оружие.

– Причем определенное оружие, – подхватила Гвенна, которую оплеухой ударило понимание: отсюда, из этого места, кшештрим уничтожили Менкидок! – Вы ищете источник болезни. То, что ее породило.

– Здесь имелось и оружие других видов, – ответил, не поднимая глаз, историк. – Многих видов.

Он наконец принялся обыскивать тело, тщательно, перебирая пальцами, ощупал ткань.

– Видите ниши в стенах?

Гвенна повернулась. Занятая телами, она сперва не заметила выбитых в стене узких углублений. Те располагались через каждые несколько шагов, высотой превышали ее рост, а глубиной были в локоть. В большинстве она увидела пустые подставки, в нескольких – оружие, а кое-где – странные предметы непонятного предназначения.

– Здесь была оружейная, – пояснил Киль. – Хранилище самого разнообразного оружия. Иногда выкованного личами. Иногда весьма опасного.

– Оружейная?

На Островах оружейные были низкими складскими постройками, сплошь заставленными снаряжением.

– Больше похоже на храм.

– Вы уловили, можно сказать, святость причинения смерти и сохранения жизни.

– Святость не святость, а от него мало что осталось.

– Очевидно.

– Стало быть, сюда кто-то зашел, нагреб охапку смертоносной дряни и скрылся.

– В самом деле.

Гвенна вновь повернулась к телу кшештрим. На загривке шевелились тонкие волоски.

– Она?

– Возможно.

– Как она вошла? Двери были закрыты.

– Она пришла не снизу.

– Избавьте меня от загадок.

Киль наконец выпрямился. Руки его были пусты. Чего бы он ни искал в ее одежде, не нашел.

– Вы что-нибудь слышали о кента? – спросил он.

– Какие-то личские ворота кшештрим, – медленно кивнула Гвенна. – Нам попались такие несколько лет назад в северо-восточном Вашше.

– Здесь есть такие же. – Киль кивнул в сторону лестницы. – Наверху.

Однако он не сделал шага к выходу, а повернулся к середине зала, скользнул взглядом по неподвижной воде к каменному столу.

«Нет, не к столу», – сообразила Гвенна, проследив его взгляд.

Больше похоже на постамент в склепе или на погребальный помост. И опять, не успела она сложить в голове вопрос, Киль двинулся по дорожке вокруг зала. Примерно на четверти пути он снова повернулся лицом к центру и зашагал по воде, как по камню.

Отставшая на два шага Гвенна остолбенела, вперившись в водную гладь. Из черной воды на нее смотрело отражение. Отощала с тех пор, как видела себя в последний раз, губы обтянуло, щеки провалились. Не более, чем следовало ожидать после трудного перехода на скудном пайке, но худоба оказалась не единственной переменой. Глаза ее отражали слабый неземной блеск воды. Зрачки почти вытеснили радужку. И зубы, когда она растянула рот, показались зубами плотоядного создания. Гвенна не взялась бы сказать, в самом деле они стали длиннее и острее или с ней играло злую шутку воображение.

Она усилием воли оторвала взгляд от глади озера. Киль уже покрыл полпути до середины. Теперь Гвенна разглядела, что ступал он вовсе не по воде, а по каменной дорожке – отполированной до черного блеска и выложенной вровень с водной поверхностью. Ее можно было разглядеть только под углом – свет от камня отражался иначе.

– Идемте, – позвал Киль, не дав себе труда оглянуться.

И она шагнула, словно в ночное небо.

Островок на середине поднимался на ладонь выше дорожки. Большую часть его занимал алтарь. Он чем-то напоминал лабораторные столы внизу, только те были чистыми, выверенными, отполированными, а алтарный камень – грубым, тяжелым, основательным, какой установили бы для своих обрядов и люди. И, в отличие от тех столов, не пустовал.

По выщербленной поверхности были раскиданы кости: бедренные, тазовые, разрозненные ребра, выстроенные, как детские кубики, позвонки. И череп. Мясо вместе со связками и жилами давно сгнило, но здесь, где не было животных, чтобы потревожить кости, где их не коснулись ветер и вода, скелет сохранился почти нетронутым, словно кто-то заново сложил его нынче утром. Руки согнуты в локтях, мелкие косточки кисти провалились в грудную клетку, словно усопший перед смертью скрестил руки на груди. Мирная смерть, если такая бывает.

– Тоже неббарим? – спросила Гвенна.

– Нет, она принадлежала моему роду, – покачал головой Киль.

– Что она делала… здесь? – Гвенна указала на каменный постамент.

– Ей было