Хаски и его учитель белый кот. Том III - Жоубао Бучи Жоу

— Так и есть, должно быть он именно это и задумал, ведь не зря говорят, был бы лес, а дрова найдутся. С его-то силой и талантом для достижения великой цели можно на время отбросить духовное ядро, а потом найти какой-нибудь кривой путь, чтобы впоследствии его восстановить. Похоже нам и правда очень повезло, ведь если бы не настойчивость главы Цитадели Тяньинь, мы могли бы по ошибке и отпустить эту коварную тварь!

На открытом помосте стояли огромные весы, по которым струился золотистый свет… это было то самое непревзойденное божественное орудие Цитадели Тяньинь. Весящие сотни тонн весы стояли здесь тысячи лет с самого основания Цитадели Тяньинь и передавались из поколение в поколение.

Говорили, что оставленные в этом мире богами, эти весы могут справедливо оценить все людские грехи и вынести самое беспристрастное и честное решение.

Не успел Мо Жань и рот открыть, чтобы признаться в первом грехе, как Му Яньли приказала адепту опустить на чашу весов гирю, что образовалась из сгустившейся золотистой духовной силы. Упав на чашу весов, эта искусно созданная гиря тут же увеличилась в размере, склоняя противовес в сторону соответствующего преступлению наказания.

Когда он поведал о своем первом преступлении, весы уже указывали на «вырезание духовного ядра».

После того, как он закончил говорить о Вэйци Чжэньлун, весы указали на самое суровое наказание…

— Раздробление всех трех душ.

Лицо сидевшего на трибуне Сюэ Мэна мгновенно стало бескровным.

Он пробормотал:

— Раздробление всех трех душ?..

После этого на земле и на небе больше не будет Мо Вэйюя, больше не будет Мо Жаня. Его старшего брата, и уже не важно настоящего или поддельного.

И даже войдя в бесконечный цикл перерождений, он больше никогда не сможет увидеть его.

Разум Сюэ Мэна опустел, а руки онемели.

В этот момент со своего места поднялся Сюэ Чжэнъюн и с почтением обратился к Му Яньли:

— С момента основания Цитадели Тяньинь никто и никогда не подвергался наказанию в виде раздробления всех трех душ. Глава Цитадели Му, боюсь, вы потеряли беспристрастность в суде.

Глава 271. Цитадель Тяньинь. Финальный допрос

Услышав сказанное Сюэ Чжэнъюном, люди из разных школ в гневе повскакивали со своих мест:

— Может Пик Сышэн, наконец, закроет свой рот?! Это ваш ученик практиковал запретную технику Вэйци Чжэньлун, нарушив величайший запрет мира совершенствования. По логике вещей всю вашу школу надо распустить и выгнать вас отсюда взашей, а вы еще смеете тратить наше время на препирания?! Однако, может, пора и честь знать?!

— Сюэ Чжэнъюн! Вы еще смеете заступаться за него? А может, вы вообще с ним заодно!

Люди вокруг кричали и галдели.

Будь то орден или семья, часто именно так и бывает. Стоит одному вознестись, подобно божеству, и все разношерстное подворье возносится следом за ним[271.1]. Однако если один виновен в вопиющем преступлении, вся его семья и орден будет считаться логовом коварных демонов.

— Это только мера греха, а не окончательный приговор, — наконец, холодно обронила Му Яньли. Ограничившись констатацией факта, она всем видом продемонстрировала, что не хотела бы обсуждать что-то с Пиком Сышэн. — Глава Сюэ, не спешите, после меры грехов будет и мера для заслуг. Заслуги компенсируют ошибки, и по итогу взвешивания выносится окончательный приговор.

Закончив с пояснением, она снова повернулась к Мо Жаню и все тем же лишенным эмоций тоном приказала:

— Продолжай каяться в грехах.

— Я… когда-то… оскорбил наставника… опорочил память… предков…

— Оскорбил наставника и опорочил память предков[271.2]?

Эти его слова порядком озадачили зрителей, Мо Жань же чувствовал себя так, словно у него горит сердце.

«Оскорбил наставника и опорочил память предков» — это преступление из его прошлой жизни… Вода Оправдания смогла вырвать из его глотки признание в тягчайшем грехе его прошлой жизни!

Но он не желал говорить это… Он не хотел говорить! Неужели под алчущими взглядами бесчисленных глаз он должен будет рассказывать, как именно он оскорблял Чу Ваньнина?

Пленил его, чтобы сделать «лучшим блюдом», предназначенным лишь для императорского стола, а потом женился на нем, сделав своей наложницей. Опозорил и растоптал его достоинство, и в итоге еще и со свету сжил.

Он не хотел говорить.

Он чувствовал, что ему не жить, однако у Чу Ваньнина впереди еще очень много зим и лет.

Чу Ваньнин — дух священного дерева, от рождения наделенный чистейшим духовным началом и непревзойденным талантом. Мо Жань искренне надеялся, что после всего этого Чу Ваньнин сможет продолжить свой духовный путь, чтобы в итоге вознестись на Небеса. Если он сможет стать небожителем, ему не придется вновь входить в круг перерождений и страдать от горечи бытия и мук любви.

Его наставник такой хороший и чистый сердцем человек.

Он хотел защитить его…

Поэтому никак нельзя допустить, чтобы эта толпа почувствовала, что у них есть некая особая близость.

Никак нельзя допустить, чтобы эти люди узнали, что Чу Ваньнин был запятнан, что Тасянь-Цзюнь испачкал его тело грехом сладострастия.

Он хотел защитить его.

Защитить его…

Все нутро горело огнем, казалось, еще немного и сердце разорвется от ужасной боли. Он смутно слышал холодный голос Му Яньли, которая повторила свой вопрос:

— Что значит «оскорбил наставника и опорочил память предков»?

Он не скажет, не скажет.

Кончики его пальцев стерлись в кровь о грубый гравий площадки для допросов, уткнувшийся в камень лоб побагровел. Сгорбившись в три погибели, он тяжело дышал, словно выброшенная на речную отмель рыба…

Он не скажет.

Сопротивляться Воде Оправдания все равно, что противиться допросу Тяньвэнь: если стиснуть зубы и стоять на смерть, в конце концов, все-таки можно выстоять.

На глазах враждебно взирающей на него толпы он выл словно загнанный зверь, из последних сил сопротивляясь допросу Цитадели Тяньинь. Эта пытка в сотни, а то и тысячи раз страшнее, чем допрос Тяньвэнь, была слишком мучительной и совершенно невыносимой для обычного человека.

Ему казалось, что невидимая рука сжимает, тянет и скручивает его кишки и внутренности, в огромные язвы на его плоти засыпают соль, сверло пронзает его кости.

Звук голоса Му Яньли, казалось, долетал до него, миновав горы и океаны:

— Упомянутое ранее «оскорбил наставника и опорочил память предков», в конце концов, что же это?!

Он не ответил. Прокусил язык и губы, так что кровь заполнила его рот, но не