Кетополис: Киты и броненосцы - Грэй Грин

Отец показал.

Это звучало убедительно.

Только вот я в то время готовился к поступлению в Навигацкую школу. И кое-что уже начал понимать – и в механике, и во вранье.

Поэтому я пошел в домашнюю библиотеку и отыскал инженерный справочник.

Болт д16, что означает диаметр резьбы шестнадцать миллиметров. Шестнадцать! То есть, даже не будучи инженером, можно сообразить – уже один фрагмент механизма явно больше всей обрисованной мне фаланги пальца.

А болтов на схеме было несколько десятков.

И значит, «масляный насос высокого давления» должен оказаться размером… скажем, метра полтора-два в высоту.

Забавный автоматон – для которого нужен насос такого размера.

О-очень забавный.

Кажется, я уже произносил слово «вранье»?

В моей голове звучит музыка.

Танго.

Танец одиночества и похоти, Козмо. Одиночества и похоти…

Нитхинан. Ядвига. Девушка в розовом.

В клубящемся дыму предметы меняют свои очертания. Свет режет глаза, как прожектор. Проклятье, до чего меня качает. Ощущение такое, словно отстоял две вахты после жутчайшего недосыпа. Я добираюсь до барной стойки, с трудом находя фарватер между столами и снующими официантками. Швартуюсь.

– У вас есть кофе?

Бармен ухмыляется черной дырой рта. Двух передних зубов не хватает. Красавец.

– У нас есть ром, – говорит он. – Для тебя это сейчас самое то, приятель.

Я выпрямляюсь и смотрю на него в упор. Во мне метр девяносто роста и пара тысяч тонн прозрачного арктического льда за спиной.

– Хочешь со мной поспорить? – жду ответа. Ну давай, улыбнись еще. Мне хочется взять бутылку и расколотить ее о лицо бармена. С другого конца стойки на нас смотрят две девушки – рыжая и блондинка. Одна что-то говорит другой, та кивает.

Бармен скисает.

– Нет, господин офицер.

– Тогда заткни фонтан и налей мне коньяка. И крепкий кофе.

Рыжая тем временем поднимается и идет ко мне, фальшиво улыбаясь из-под спадающих на лицо локонов.

Я поднимаю стакан, смотрю на просвет. Коричневая коньячная жидкость – хоть с цветом не ошиблись, и то ладно. Играет граммофон, мужской гнусавый голос поет по-итальянски. Уличная песенка, но мне неожиданно нравится. Как-то все это подходит одно к другому, все складывается: сигаретный дым, витающий в полутьме, теплый гнусавый голос и запах дешевого пойла. Хорошо.

– Как тебя зовут, красавчик?

Я поворачиваю голову. Вблизи рыжая кажется симпатичней – обманщик-свет, лучший союзник продажных девушек.

Я говорю:

– Козмо.

– Ничего себе! – она отстраняется, словно в удивлении. – Это из «Левиафана», да? Я знаю эту оперу.

– Нет, из «Аиды». Мои родители были без ума от имен Радамес и Амонасро.

Она надувает розовые губки:

– Грубиян.

Я улыбаюсь:

– Шлюха.

Пауза. Я думаю, что рыжая уйдет, но она не уходит.

– Ну да, именно. – Она забирается на высокий табурет рядом со мной. – Угостишь меня?

Она протягивает руку – по-мужски. Мне сразу вспоминается мамин социалистический кружок. Белое платье…

– Нона.

Я поднимаю брови. Пожимаю тонкие сильные пальцы.

– Польщен.

– Как хорошо перестать притворяться. Хотя бы на время.

– А ты не притворяйся, – советую я.

Нона хмыкает.

– Вообще-то я имела в виду тебя… – она рассматривает меня в упор, откровенно. – А ты действительно красивый, Козмо, – ее рука касается моей щеки. – Настоящий морской офицер. Я бы с тобой даже за бесплатно согласилась.

Теперь хмыкаю я. Конечно.

– Угу. Ты всем клиентам это говоришь?

– Да, – легко соглашается Нона. – Каждому хочется верить, что он у меня особенный… Я буду ром с сахаром.

– Как прикажете, моя госпожа. Эй, хозяин!

Пока она закуривает, я делаю глоток. Коньяк проваливается внутрь, скорее обжигая, чем грея. Чертова подделка. Размешиваю сахар в кофе, начинаю пить. Ложечка делает: звяк.

Рыхлая блондинка находит себе другую цель. Я провожаю ее взглядом. Блондинка, покачивая крупными бедрами, подходит к столику, за которым скучает одинокий морской пехотинец.

Я прислушиваюсь к разговору.

– Хочешь поразвлечься? – игриво спрашивает блондинка. Морпех поднимает голову.

– Почему бы и нет.

– Так чего мы ждем?

Морпех смотрит в пустой стакан.

– Я уезжаю в Патройю. Сегодня вечером.

– Ох, бедняжка! – блондинка проводит пальцем по его щеке. – Тогда тебе срочно нужен сувенир на память.

Вместо ответа морпех оглядывает девушку с ног до головы. Не особо ласково.

– Твой триппер, что ли? – говорит он грубо. – Нет уж, спасибо.

– Кретин! Я чистая!

– А мне по хрену.

Потом я ухожу в местный гальюн, а когда возвращаюсь, вижу, как морпех поднимается наверх с той, рыженькой Ноной.

Видимо, ему был нужен какой-то совершенно определенный триппер.

Нона на ступеньках оглядывается – я салютую ей кофейной ложечкой. Она улыбается мне и подмигивает.

Я – особенный.

На столе лежит забытая морпехом фотографическая открытка. На ней – комната (бордель?), полураздетая девушка в белом корсете, поставив ножку на табурет, поправляет чулок. Фотография раскрашена от руки. В пальцах у девушки дымится сигарета.

Цветные пятна: желтое покрывало на зеркале, розовая юбка и ярко-голубая лента на подвязке.

Я беру открытку и разглядываю. За этим занятием меня и застают.

– Молодой человек?

Я поднимаю голову. Передо мной – типичный кабинетный ученый: худой, в драповом клетчатом костюме, непричесанный, в очках. Не такой уж и старый, кстати. Многие офицеры параллельно учатся в Университете, изучая кто иностранные языки, кто философию и математику… Вспомнил! Он читал лекцию в офицерском клубе. Что-то про восточную культуру. Кажется, было даже интересно.

– Профессор?

– Вообще-то я всего-навсего лиценциат. Но с правом чтения лекций, – он произносит это с гордостью. Да, точно он.

– Что вы делаете в этой дыре, профессор?

– Вы, наверное, удивитесь, молодой человек, но… я здесь работаю.

Некоторое время я пытаюсь связать обстановку и обитателей «Канатоходца» с понятием «работа». Выходит что-то странное. М-да.

Профессор смотрит на меня и говорит:

– Я вас шокировал?

– Э… ну, я как-то лучше думал о человечестве.

Он начинает смеяться. Хороший смех.

– Нет, ничего такого. Я собираю фольклор. Песни, легенды, байки, истории, даже сказки.

– Здесь? – я поднимаю брови. – В этом ээ… гнезде порока?

– В этом прекрасном гнезде порока, прошу заметить! Знаете, я пишу книгу, – продолжает он чуть смущенно. – Если хотите, я мог бы рассказать вам о своей задумке… простите, запамятовал ваше имя…

– Зовите меня Козмо, – говорю я.