История Церкви. Вторая ступень. История - Андрей Николаевич Зайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для Востока Римский Папа всегда был первым среди равных, для Запада он постепенно становился главным архиереем в юридическом смысле этого слова. Не соглашаться с Папой даже в мелочах значило уйти в раскол или впасть в ересь – вот логика латинской идеи о примате (первенстве) римского понтифика.
Для католиков Римский Папа – главный и самый уважаемый епископ, чье мнение не может быть оспорено. Во второй половине XIX века это привело к принятию католиками догмата о безошибочности официальных заявлений Папы. Конечно, в истории Церкви были ситуации, когда за Рим боролись несколько Пап или когда понтификами становились люди недостойные. Во всех этих случаях католики говорили о недостоинстве человека, но не ставили под сомнение первое место римского епископа. Папа – преемник апостола Петра, «главы» всех учеников Христовых.
Для восточных православных христиан такой взгляд на одного епископа неприемлем. Все архиереи по факту своей хиротонии имеют одинаковую благодать, и Патриарх Константинопольский отличается от викарного епископа из маленького города лишь тем, что управляет большей территорией и ему принадлежит первенство чести среди всех православных архиереев. Так что для православных не существует «единого центра» принятия решений, но каждая Поместная Церковь или епархия имеет право на свои особенности, если они не противоречат православной догматике и решениям Вселенских и Поместных Соборов.
Митра Папы Римского. XIII в.
Отношения между православными и католиками были напряженными и из-за культурных различий и шаблонных представлений греков и латинян друг о друге. Еще до Крестового похода и захвата Константинополя в 1204 году византийцы считали европейцев варварами. Самая известная история, убеждавшая византийцев в справедливости этого суждения, была такова. Действие происходит в самом конце XI века, во время Первого Крестового похода. Византийский император Алексей Комнин устраивает прием в честь рыцарей, идущих на борьбу с неверными (далее цитируем Шарля Диля и его книгу «Византийские портреты». – М.: Искусство, 1994):
«Один раз во время торжественной аудиенции в присутствии всего собравшегося двора какой-то барон-латинянин пошел и нахально уселся на самый трон василевса. И когда граф Балдуин дернул его за рукав, чтобы заставить встать, заметив ему при этом, что в Византии не в обычае садиться в присутствии императора и что надлежит подчиняться обычаям чужой страны, когда в ней находишься, барон, искоса поглядывая на Алексея, стал бормотать сквозь зубы: «Что это еще за неуч – сидит, когда столько великих полководцев стоят!» (с. 227).
Рыцари-католики, в свою очередь, называли греков «лживыми и коварными». Вот одно из самых мягких описаний византийцев, которое можно найти у участника Четвертого Крестового похода Жоффруа де Виллардуэна («Завоевание Константинополя». – М.: Наука, 1993):
«Греки, которым весьма свойственна была неверность, не исторгли притворства из своих сердец. В это самое время они увидели, что франки крайне разбросаны по разным землям и что каждый действует ради своих собственных интересов: тут-то они и подумали, что сейчас самое время, когда могут их (то есть франков. – Ред.) предать» (с. 85).
Добавим к этому еще и лингвистические проблемы. На рубеже тысячелетий византийцы и жители Западной Европы говорили на разных языках. Все меньше греков знали латинский, лишь немногие носители латыни говорили по-гречески. Все чаще возникали сложности перевода с греческого на латинский и обратно, все больше внимания уделялось внешним сторонам обряда, богослужебным отличиям, которым придавалось значение догматических различий.
Святой Иероним в образе кардинала.
1498 г. Хранится в музее Тиссен- Борнемиса. Мадрид.
Противостояние между слабеющей Византией и укрепляющимся Римом обостряется на рубеже тысячелетий. Длительные разрывы евхаристического общения, когда Рим и Константинополь не поминали, не молились друг с другом за литургией и не причащались из одной Чаши, были и раньше, но у христиан с обеих сторон не было ощущения глухой стены. Например, в VI веке в Константинополе спрашивали у крестных ребенка, на каком языке они будут читать Символ веры – на греческом или латыни (вернее, сам вопрос звучал так: «На каком языке исповедует он (то есть крещаемый) Господа нашего Иисуса Христа?»)[82].
Но постепенно ситуация стала ухудшаться.
У христиан на Востоке было свое слабое место – это обряд. В сознании православного христианина обряд часто совпадал с сущностью веры, и любые изменения в ходе совершения богослужения, в использовании священных предметов на литургии, в символике службы он был склонен рассматривать как уклонение в ересь (на Руси подобная позиция приведет к старообрядческому расколу).
У Запада была другая слабость – примат Папы. И непонимание того, насколько важна для Византии возможность совершать богослужение так, а не иначе. Постепенно споры между Востоком и Западом привели к взаимной перепалке, в которой важные догматические расхождения смешивались с мелкими обрядовыми разночтениями.
Окончательный разрыв между Западом и Востоком произошел уже в начале XIII века, после Четвертого Крестового похода. Да и то, до самого падения Константинополя в мае 1453 года были попытки присоединить Восточную Церковь к Западной с помощью унии. В случае согласия на унию православным разрешали оставить византийский церковный обряд при условии признания главенства Папы над всеми христианами. Соглашаясь на это, униаты косвенно подтверждали, что Рим является единственным хранителем истинной веры, от которой Православные Церкви отпали в 1054 году. Отметим, что уния для православных – неприемлема. С точки зрения христианина Востока, современника раскола 1054 года, Папа – «первый среди равных»: он не может принимать решения единолично. С точки зрения католика XI века, римский понтифик, напротив, имеет подобную власть, и прочие епископы должны безусловно принять его решение; в противном случае они автоматически становятся схизматиками, то есть раскольниками.
Связи между Востоком и Западом, как мы и сказали, не прекратились и после Великого раскола. Об этом свидетельствует, например, древнерусский памятник «Хождение игумена Даниила», описывающий путешествие русского игумена Даниила в Иерусалим в 1104–1106 годы. Город тогда находился под властью крестоносцев. Игумен Даниил зажег неугасимую лампаду пред Гробом Господним, а позднее описал свое путешествие, не позволив себе никаких антилатинских выпадов[83].
Императорский венец с изображением Константина IX Мономаха.
XI в. Хранится в Будапеште
Так что же произошло в июле 1054 года и почему
