Дневники. 1946-1947 - Михаил Михайлович Пришвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раскольничье чувство (эсхатологическое) возбуждается вмешательством новых людей (Рузвельта или Петра I) в переустройство нашей материальной жизни, задевающее и разрушающее привычный уставной молитвенный чин. Им хочется быть, как было, они против движения. Но люди множатся, а это значит движутся и материально выходят из чина, как змея выползает, оставляя позади себя форму. Так и раскольники остались стражей покинутых форм. Так и эти остаются назади и через них-то и можно теперь, наверно, понять сущность раскола.
75
Сейчас у этих новейших раскольников нет борьбы за форму, как у прежних. Значит, там тоже не в шкуре было дело, и мертвая шкура им лишь осталась за какой-то грех. Рабочие делают, веря, что ученые знают, а те сами ничего не знают и, делая нечто ужасное, молятся Богу и просят, чтобы творимое ими пошло на добро. Вот так и всем нам, вынужденным делать социализм, надо делать и молиться, чтобы творимое всеми пошло на добро. И точка. Общий с нынешними раскольниками грех этот был в использовании молитвы для заграждения движению жизни: их молитва (двуперстие и пр.) обратилась в мертвую форму за то, что сопротивляясь необходимому движению, люди этой молитвой хотели сцепиться с прошлым. А там, назади, был пожар Ниневии. И жена Лота превратилась в соляной столп.
Так и сейчас сзади нас великий пожар: там все горит, и должны быть счастливы тем, что с одной котомкой и посохом можем идти вперед. Кто вздохнет о прошлом, кто оглянется назад, обращается непременно в соляной столб.
Ученый молится, включая автомат на первоначальный взрыв атомной бомбы, молится, потому что и за себя страшно. А летчик, которому приходится эту бомбу бросить на Японию - ему за себя не страшно и он уже, наверно, не молится, разве только молится по привычке, чтобы бомба попала в цель.
А палач, который должен в упор стрелять в человека или топором рубить ему голову? Или тот старик-немец: вчера выпивал с крестьянами, плясал с девушками, играл на губной гармонике, угощал девушек шоколадом, а сегодня поджигает дома и плачущим женщинам повторяет: приказ, приказ! т. е. что не сам он это делает, а кто-то другой. Может быть, и этот немец молится тоже, чтобы дело его пошло на добро.
Но нет, оказалось, что из этого дела вышло зло, и он, молясь о добре, в деле своем подчинялся злой воле. Он должен был разобраться в себе и не подчиняться приказу? Скорее всего да: если его обманули -он не виновен,
76
умный отвечает за глупых. Но если попало в голову сомнение в начальнике своем, то как же тут стать на коленки, сливая волю Божью с волей начальника, у немцев так оно и было: в массе они были глупы.
9 Марта. Вчера и «Красная звезда» пригласила меня, предлагая какие угодно деньги. Так что в этот сезон заметно шансы мои поднялись много выше. Этому, конечно, способствовал я сам только отчасти. А скорее всего время в отношении литературы переменяется.
Поза без позы. Иона Пантелеевич Брехничов, исчезнувший из памяти, появился, прислал стихи на «Лесную капель». Стихи плохие, с претензией на изысканность. Через них понял я, как трудно написать «Лесную капель»: для этого нужно быть самим собой. Писать такое похоже на позирование фотографу: нужно сделать позу без позы (т. е. надо владеть своей позой).
Завтра отправляемся в «Поречье» (под Звенигородом), дом отдыха Академии наук.
10 Марта. Утром перед отъездом, завет художнику:
- Стремись делать царство Божие на земле, как на небе.
- Стремись направлять всю земную материю к делу любви, как отцы церкви управляли телом своим.
- Пойми, что дело твоей личности есть единственный мост к делу общему и Божьему. Без этого дела вера твоя мертва и все слова твои пусты.
- Материализм есть дело связи твоего отношения ко всему делу человечества, как к своему собственному.
Вчера был у меня еврей-предприниматель под маркой ЦК, представитель делячества, такой же как N. представитель администрирования.
В 9 у. выехали из Москвы и в 11 у. приехали в Поречье, и через час устроились так хорошо, как и не мечтали. Тихий, теплый и крупный снег падает весь день. Вечером
77
прошлись в Дунино, где 16 лет назад Ляля провела свой первый год замужества и где узнала о смерти Олега.
11 Марта. Тепло и валит валом крупный снег. После двухчасовой прогулки в лесу все спать хочется и не спится: голова ватная. Надо привыкать к воздуху.
Люся рассказывала о любовном конвейере в доме отдыха: все основано на том, что по любовным законам нельзя оказывать внимание тому, кто нравится, а другому.
12 Марта. С утра хороший мороз и солнце. Вышел человек, строитель царства на земле, как на небе, и приступил к своей работе великой...
Эта работа состояла в борьбе сил добрых и злых, светлых и темных, красивых и безобразных и всего того, что в мире говорит «да» и что - «нет».
Весна света - это чаяние Жениха (см. Фета). В будущую повесть о «Женихе» (московская весна) надо взять и этот план. А земля ранней весной, как невеста вся в белом со звездами и в голубых поясах.
13 Марта. Читал речь Черчилля в Фултоне. Очень был похож Черчилль на прежнего доброго нашего барина (вспомнить Варгунина!), который все свое благодушное наличие относил к народу и противопоставлял его большевикам. Этим людям казалось невозможным, чтобы в Божьем мире абсолютное зло могло преодолеть добро. Мало-помалу мы перешли через черту этого круга, ограничивающего добро нажитым уютом, свойственным нашему русскому народу.
И вот теперь в Англии начинается продолжение тех же домашних чаяний, Черчилль говорит даже прямо об английском «очаге», и так же, как немцы об арийцах, - о народах, говорящих на английском языке.
Дал почитать Ляле, и первые слова ее после прочтения были: -Не следует нам с тобой покупать дачу: будет война. А мама, прочитав, теперь, наверно, и чемоданы укладывает.
78
Все зависит пока от США, но не пойдет же Америка на войну с СССР из-за Англии, и мы не полезем на бомбу. Пока [неясно], что там будет в дальнейшем, сейчас все ограничивается дуэлью Черчилля с каким-нибудь Тарле и последующим
