Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1 - Монах Симеон Афонский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не знаю, чем бы закончились наши отношения, если бы родители, видя, что учение мое не приносит ничего хорошего, и тревожась о моей судьбе, не стали бы настойчиво советовать мне поступить в любой техникум, чтобы до армии получить диплом и иметь специальность. Большинство подростков нашего района учились в строительном техникуме. Туда я и отнес свои документы, поступив относительно легко, сдав неплохо экзамены и совершенно не ведая, как это получилось. Школа осталась в прошлом и с ней закончилась моя школьная влюбленность.
Учеба по-прежнему нисколько не интересовала меня и упрямо хотелось независимой жизни. Больше всего душу влекли развлечения с новыми друзьями, приходившими за мной после окончания занятий. Самые близкие из них были из благополучных семей, чистые и искренние мальчики, с румянцем и юным пушком на щеках. С ними я сблизился тем отношением к жизни, которое увлекало и меня – безпрерывные развлечения, игры в футбол, а теперь еще в баскетбол и настольный теннис, а вечером песни под гитару на любимой улице Пушкинской или поиски приключений по танцплощадкам и кафе. Поддался увлечению игре на гитаре и я, но, кроме нескольких аккордов и одной песенки, дальше дело не пошло. А мой новый товарищ по всевозможным развлечениям Сергей, пользовался успехом: он любил петь и неплохо играл. Его мягкий тембр западал в душу и трогал сердца местных девчонок.
Летом нам нравилось ночное купание в Дону. После двенадцати часов ночи мы шумной компанией спешили на набережную и с громкими криками прыгали с высокого постамента в темную, подсвеченную разноцветными огнями города воду. От погружения в не имеющую видимых очертаний черную глубину захватывало дух.
Во всех этих похождениях мне хотелось быть первым, и я жадно стремился перещеголять других во всем, что бы ни предпринималось. Стипендию, которую я начал получать, родители разрешили мне тратить на свои нужды, хотя у меня их, собственно, и не было. Появилась возможность хорошо одеваться, что в те времена было непросто, иметь карманные деньги, чтобы тратить их на веселые компании и развлекаться всем, что было тогда доступно. Самым доступным удовольствием являлось застолье, и как я ни избегал этих вечеринок, вино вошло в мою жизнь, отравляя душу и сердце обманчивым «весельем», со всеми вытекающими из него последующими страданиями. В компаниях приходилось встречать и других парней, с наглым и задиристым характером, почти всегда пропитанных табачным дымом и перегаром алкоголя и цедящих сквозь губы бранные слова. Почти все они закончили алкоголизмом, воровством и тюрьмой. Моя душа инстинктивно их сторонилась, но, ведя безпутный образ жизни, не сблизиться с ними, как и с вином, было невозможно.
Каждый вечер, проведенный дома, где единственным развлечением являлся скучный телевизор, казался мне нравственной пыткой. В дождь и в снегопад я уезжал к закадычным друзьям, разделявшим со мной безрассудную любовь к новой и, как мне тогда представлялось, интересной жизни, которой мы без остатка отдавали свою юность. Даже мысль о том, чтобы один день провести дома, представлялась мне невозможной. Перебирая все развлечения (кроме блуда), сердце мое, тем не менее, не находило в них удовлетворения, а встречало во всем мертвящую скуку, усиливающуюся до отвращения. Все нехорошее и дурное, что приходилось видеть, слышать и в чем принимать участие, а этого становилось все больше, откладывалось в памяти в виде навязчивых образов, представлений и очень надоедливых мыслей и вопросов: в чем смысл моего существования? Кто я вообще? Зачем я все это делаю? Уверенность, что повседневность временна и обречена на исчезновение, не покидала меня. Когда я обращался с этими сомнениями и раздумьями к сверстникам, редко кто не поднимал на смех мои попытки найти ответ на эти вопросы. Моим друзьям для счастья было достаточно погружения в развлечения (а потом, к сожалению, в пьянство) и поиск подходящей пары для создания семейной жизни. Те же из знакомых, кто женился и выказывал до женитьбы отчаянную влюбленность, после свадьбы менялись до неузнаваемости. Помню одну пару из нашей компании, неплохих в общем-то, симпатичного парня и милую девушку. Родители девушки не разрешали юноше встречаться с их дочерью, сочтя этого влюбленного молодого человека недостойным ее руки. Бедняга бросился под машину, чтобы покончить с собой. Он чудом остался жив и после многочисленных операций был выписан из больницы. Его возлюбленная, узнав о том, что он хотел убить себя из-за неразделенной любви, выпила яд, но врачи успели спасти ее жизнь. Родители этих страдальцев, видя, что молодые люди не могут жить друг без друга, согласились поженить эту несчастную пару. После веселой и шумной свадьбы некоторое время мы не видели молодоженов, а когда они появились, то первое, что поразило всех, – это их ссоры при посторонних до полного озлобления. Вскоре они развелись. Как этот случай, так и последующие наблюдения за отношениями недавних молодоженов привели к тому, что идеал семейной жизни значительно потускнел в моих глазах и не казался таким притягательным, как раньше. Это заставило меня глубоко задуматься – как жить дальше?
К этому периоду у меня сложился определенный набор авторов, книги которых стали идеалом в моей жизни. Самым близким из писателей, глубоко потрясших меня, стал Достоевский. На ту пору мне удалось приобрести только несколько из доступных тогда романов: «Преступление и наказание», «Униженные и оскорбленные», «Подросток» и «Бедные люди», которые я перечитывал снова и снова, хотя это и было нелегко из-за трагизма в судьбах их героев. Вместе с творчеством Достоевского мне наконец-то открылось изумительное дарование Гоголя в его юношеских повестях, искрящихся добрым юмором, проникнутых тонкой наблюдательностью и населенных прекрасными, хотя и идеализированными людьми. Достоевский на этом этапе определил для меня главную цель в жизни – нравственная чистота и поиски близкой по духу чистой души, понимавшей мои стремления, а Гоголь стал тем писателем, который вытаскивал
