Те, кто любит. Окончание - Ирвинг Стоун

Главными фрондерами были республиканцы. Они воспылали решимостью избрать Томаса Джефферсона президентом, наследующим Вашингтону. В качестве уступки Джону Адамсу, Новой Англии и федералистам они были готовы сохранить Адамса на посту вице-президента. Джон писал домой Абигейл:

«Ты понимаешь последствия для меня и для тебя. Либо мы должны вступить на тропу испытаний, более тяжелых, чем когда-либо, либо удалимся в Куинси и до конца жизни останемся фермерами. По меньшей мере, я полон решимости не ходить под Джефферсоном и, как Вашингтон, не служить вообще. Я не боюсь уйти с общественной службы, но не допущу своего унижения, находясь на ней».

Известие о намерении президента Вашингтона не баллотироваться на третий срок распространилось в политических кругах. Джон получал каждый вечер приглашения на обед и на обсуждение перспективы государства. Насколько он представлял себе, федералисты не намерены были изменить свою линию наследования. Джон Адамс оставался в их святцах вторым номером. Если Вашингтон уйдет в отставку, Джон Адамс поднимется наверх.

Абигейл призналась себе самой, что ее тревожили письма Джона. Она не была настолько честолюбивой, чтобы стать «первой в Риме». Сердце подсказывало, что она не желает быть первой леди. Если бы дело зависело от ее личного мнения, она попросила бы Джона уйти в отставку.

Она откровенно писала ему:

«В такие важные моменты я не осмеливаюсь влиять на тебя. И должна молиться, что у тебя есть более высокий советник. Что касается должности вице-президента, то тут я могу высказать твердое мнение. Уходи в отставку. Я, на твоем месте, не согласилась бы стать вторым не при Вашингтоне».

Очень скоро стало ясно, что предстоит острая предвыборная борьба. Сторонники Томаса Джефферсона будут настойчивыми. Договор, заключенный Томасом Пинкни с испанцами, был настолько выгодным для Соединенных Штатов в том, что касалось плавания по Миссисипи и определения оспаривавшихся до этого границ, что Пинкни также мог стать внушительным соперником, Джон все еще продолжал восхищаться Томасом Джефферсоном. Он признался Абигейл, что если Джефферсон будет избран президентом, а Джон Джей вице-президентом или в обратном порядке, то он мог бы удалиться на свою ферму уверенный за судьбу страны.

Никто не мог рассчитывать на поддержку, какой пользовался президент Вашингтон. Абигейл имела представление о «хлыстах и скорпионах, шипах без роз», характеризовавших политическую жизнь. Она должна быть честной по отношению к мужу и поэтому написала ему, что ее расстраивает не только его роль как президента, но и собственная:

«Я тревожусь по поводу той роли, которая выпадет на меня, хватит ли у меня терпения, осторожности, сдержанности столь же безупречно выполнить обязанности, как это делает почтенная леди, ныне выполняющая этот долг. Боюсь, что у меня нет. В качестве второй по положению мне удавалось, насколько я знаю, увиливать от осуждения… Должна сказать, я так привыкла к свободе чувств, что не сумею выстроить вокруг себя необходимую защиту. Неужто нужно обдумывать каждое слово, прежде чем его произнести, и принимать обет молчания, когда хочется говорить. Здесь, в далекой деревне, я живу, окруженная любовью соседей… и, предполагаю, не нуждаюсь в государственном блеске. Мне не завидуют, и я чувствую себя легко и спокойно, слабо соприкасаясь с миром».

Спокойствие Абигейл относилось лишь к ее собственному образу жизни, ибо в 1796 году случилась катастрофа с полковником Уильямом Смитом. Поворот к худшему был столь же неожиданным, как обвал прогнившей крыши в амбаре, и ситуация продолжала осложняться. Абигейл получила грустные письма дочери с пятнами слез на конвертах. Два судна полковника были захвачены, его инвестиции обернулись сплошными потерями. Его свояк Феликс де Сент-Илер, которому полковник Смит доверил половину своего состояния, оказался жуликом. Он сбежал с распиской полковника на сумму четыре с половиной тысячи долларов, успев предъявить ее банку до своего бегства. Банк востребовал бумаги, и оказалось, что у полковника Смита не было денег на счету. Его кредиторы, у которых он бездумно занимал, обрушились на него подобно библейской саранче и поглотили все видимое: незавершенный особняк — копия Маунт-Вернона, двадцать три акра фермы Ван Зандт, земельные участки в Манхэттене и на Лонг-Айленде.

Полковник Смит и его семья лишились не только денег, но и уважения. Сокрушительным ударом для Нэб явилось не неожиданное обнищание, а публичное доказательство того, что ее муж — дутая величина, никудышный человек, короче говоря, болван.

Первого июня в Союз вошел шестнадцатый штат — Теннесси, добавивший свой электорат к предстоящим выборам. Джон же занялся постройкой нового сарая, длиною почти пятьдесят метров, о котором мечтал последние семь лет. Таким образом, Абигейл получила возможность поставить в одно стойбище свое стадо коров и расширить выгодное производство молочных продуктов. Джон Адамс как бы показывал миру, что не нуждается и даже не желает занимать президентский пост; он готов вести жизнь фермера-джентльмена в Куинси.

В середине сентября президент Вашингтон опубликовал в газете «Америкэн дейли адвартайзер» прощальное обращение к нации, уведомлявшее о том, что ей предстоят выборы нового президента. Он предупреждал народ о самой страшной опасности — разрушении единства. «Единство правительства, сделавшего вас единым народом, теперь также дорого и вам. Это именно так, ибо оно является главным столпом здания вашей подлинной независимости, опорой вашего спокойствия дома, окружающего вас мира, вашей безопасности, вашего процветания, вашей свободы, которую вы так высоко цените…»

Томас Джефферсон и Аарон Бэрр от Нью-Йорка участвовали в выборах как кандидаты от республиканской партии. Джефферсон следовал той же тактике, что и Джон Адамс, но, вместо того чтобы возводить коровник, он старался нарастить стены своего дома в Монтичелло.

Александр Гамильтон решил, что не будет гнаться за постом президента. Он хотел добиться устранения Джона Адамса из избирательной кампании и выбрать на пост президента подконтрольного ему человека. Съезд федералистов, состоявшийся летом 1796 года, думал иначе. Он выдвинул Джона Адамса кандидатом в президенты, а Томаса Пинкни кандидатом в вице-президенты. И все же избирателям предстояло продемонстрировать свое отношение к кандидатам, не предрешая распределение постов. Получившие наибольшее число голосов станут президентом и вице-президентом, даже если они принадлежат к различным партиям. План Гамильтона состоял в том, чтобы Пинкни набрал больше голосов, чем Адамс, и стал президентом. Такая стратегия могла отдать большинство голосов Джефферсону, и таким образом федералисты лишились бы власти.

Гамильтону нравились рискованные интриги.

Кампания в печати велась без каких-либо моральных или нравственных ограничений. Джефферсона обвиняли в отсутствии твердости и нравственной отваги, в том, что он дважды покидал ответственные посты: первый раз как губернатор Виргинии при наступлении британских войск, второй — как государственный секретарь. Утверждалось, что он атеист, человек без религии, а следовательно, и без Бога и поэтому не заслуживает доверия. Против Джона выдвигались обвинения, будто он хотел установить монархию в Америке и является врагом Французской революции и следовательно, врагом свободы всех народов; будто он аристократ, не верящий в равенство… его сильное центральное правительство лишит штаты остатков их суверенных прав…

По всей стране распространялись пристрастно составленные памфлеты, расхваливавшие своего кандидата на одной странице и охаивающие его соперника на другой. Абигейл, ежедневно занимавшейся рутинной работой в новом коровнике, происходившее казалось гражданской войной в прессе.

Не летели головы, не падал нож гильотины, американские тюрьмы не были переполнены политическими оппонентами, тем не менее в воздухе витала ненависть соседа к соседу. Абигейл решила, что бесполезно читать такую разрушительную по природе, неправедную полемику. Она подобна эпидемии желтой малярии в Филадельфии в 1793 году, которая не затихла, пока не наступили в ноябре холода. Когда эпидемия прошла, умершие были погребены, выздоровевшим разрешили посещать общественные места и время залечило раны. Абигейл надеялась, что так будет и на сей раз, ибо если раны не затянутся, республика падет, чего опасался Джон Адамс. Когда она высказала свои опасения Джону, тот мрачно ответил:

— Ты единственная, кто сказал, что у нас нет выхода. Если бы две партии географически разделились: все федералисты сконцентрировались на Севере, а все республиканцы — на Юге, то тогда мы могли бы расколоться и стать двумя государствами. Однако каждый штат, каждое графство, каждый город имеют республиканцев и федералистов, живущих по соседству. И после выборов они останутся соседями.