Метазоа. Зарождение разума в животном мире - Питер Годфри-Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одно не вытекает из другого автоматически. Выбрав жизнь на суше, насекомые отправились по иному эволюционному пути. Но, когда эта мысль меня посетила, я испытал своего рода шок. Раз уж мы не отказываем в субъективном опыте ракообразным, нам стоит всерьез задуматься о такой вероятности и в отношении насекомых. Конечно, они мельче ракообразных и обычно не делают ничего особенно примечательного. Но мозг насекомых нисколько не проще мозга ракообразных, более того, у многих видов он заметно сложнее. Раки наглядно и доступно демонстрируют нам, на что способны такие животные и что может происходить у них в голове.
Другой путь
Мы стремимся понять способ бытия животных, который отличает их от всех других живых существ. Этот способ бытия появился благодаря особому строению тела животного – он возник в результате эволюции действия наряду с сопровождавшим и подталкивавшим его развитием новых видов ощущения. Но, несмотря на то что здесь просматривается определенная схема, довольствоваться таким упрощенным представлением нельзя. Наряду с теми этапами эволюции животных, которые мы изучали в двух предыдущих главах, существует и другой путь – путь, которым шла прежде всего эволюция растений, но и некоторых видов животных тоже{89}.
Представьте себе простое животное, которое может выиграть – в эволюционном смысле – от того, что станет больше. Добиться этого можно двумя способами. Первый: сохраняя привычную форму, попытаться вырастить такое же тело, но большего размера. Этот подход порождает новые требования к обмену веществ и координации. Но есть и иной способ: раз за разом дублировать имеющееся тело, снабжая его близнецами, остающимися в тесной связи друг с другом. Такое строение организмов биологи называют модулярным.
Так появляется тесно связанная колония, мозаика, состоящая из одинаковых, повторяющихся элементов. Это несколько напоминает жизненный цикл клеток, которые многократно делятся, формируя тело, подобное нашему, но теперь повторяющиеся элементы – это отдельные животные (или другие похожие единицы). Так заведено у кораллов и в значительной степени у растений.
При взгляде на модулярные организмы непонятно, что считать отдельной особью – то ли ветвящийся коралл целиком, то ли отдельные полипы, из которых он состоит. Составные элементы модулярного организма, как правило, пользуются значительной автономией. Зачастую они даже способны самостоятельно размножаться, хотя и не способны существовать в отрыве от целого.
Модулярные организмы нередко принимают ветвящийся вид, свойственный деревьям{90}. Образ жизни, а точнее, поведение существ, ступивших на этот путь, дальше обычно не усложняется, а зачастую становится еще проще. Кораллы, которые только и умеют, что расширяться и сжиматься, – типичный пример. Но есть существа, в некотором смысле дошедшие до крайности.
В предыдущей главе мы познакомились со мшанками – кустообразными созданиями, в чьих веточках находят себе приют голожаберные моллюски{91}. Так вот, мшанки, которые долго шли по тому же эволюционному пути, что и муравьи, осьминоги и другие животные, в итоге свернули в сторону формы, свойственной растениям. На самом деле мшанки (даже их название происходит от слова «мох») – близкие родственники моллюсков. Мшанки – билатерии, у них есть правая и левая сторона и даже нервная система. Однако в какой-то момент они дружно шагнули к иному образу жизни. Многие виды мшанок образуют колонии, которые выглядят точь-в-точь как подводные мхи или кустарники.
Какой будет окончательная форма тела у таких организмов, в особенности у ветвящихся, можно предсказать лишь отчасти. Дуб всегда принимает форму дуба, но число веток у деревьев разное – в отличие от людей, у которых, за редким исключением, по две руки и по две ноги на каждого.
Человек, как и креветка, и осьминог, – унитарный организм. У нас есть конкретная форма, повторяющаяся из поколения в поколение; органы, из которых мы состоим, не самодостаточны. Унитарное строение важно для овладения действием: предсказуемая форма тела создала условия для постепенной его эволюции. Нервная система получила шанс поколение за поколением оттачивать одни и те же координированные движения.
Модулярные же организмы, как правило, неподвижны. Очень немногие умеют плавать – скорее дрейфовать. Но если какие-то из модулярных морских животных начинают овладевать движением, они обычно приобретают унитарный вид. Актиния, которая неплохо плавает, – это один большой полип. Модулярные организмы не способны производить сложные действия как единое целое, и в этом отношении они напоминают растения.
Растения, как мы узнаем далее, далеко не инертны. Они ощущают и реагируют. Однако они применяют эти свои способности не так, как животные. Растения используют их для формирования тела. В форме тела растения отражена история его ощущений – с какой стороны светило солнце, и так далее. Если тело менее интегрировано, его форма может варьировать, свободно приспосабливаясь к обстоятельствам.
Однажды я рассматривал под водой колонию мшанок. Том Дэвис – дайвер, который снимал на видео мягкие кораллы, – сопровождал меня в этом погружении; он и показал мне ее. На ножках мшанок жили крохотные голожаберные, каждый не больше пары миллиметров в длину. Этот вид мшанок – клубок полупрозрачных нитей, по виду неотличимый от стеклянной лапши, – называют мшанкой-спагетти. Она совершенно не похожа ни на животное, ни на колонию животных и действительно напоминает слипшуюся в комок лапшу.
Стараясь поймать в объектив животное, на которое указывал Том, я нащелкал уйму фотографий. Позже, просматривая их на экране компьютера, я заметил в переплетении нитей крошечных моллюсков и подивился, насколько же мшанка, со всеми ее стебельками и веточками, похожа на куст. Но все эти стебельки, повторюсь, есть крохотные животные, обладающие собственной нервной системой, навечно связанные со своими соседями. Хотел бы я знать, что происходит в их внутреннем мире. Неожиданно я заметил тонкий красный штришок. Приблизив картинку, я понял, что это клешня, крохотная, как коготок. Коготок торчал на конце того, что я сначала принял за стебелек мшанки, но этот «стебелек» цеплялся за соседний чем-то явно инородным – крохотным крючочком. Глядя на клешню, уцепившуюся за стебелек, я понял, что смотрю не на элемент колонии мшанок, но на членистоногое.
Сегментированное тельце и ножки животного были такими тоненькими, что с первого взгляда его трудно было отличить от ниточек мшанки. Приглядевшись, я смог различить головку и само тельце. Оно было хрупким, почти прозрачным, с острыми, как иголочки, клешнями. Потом я заметил еще одного такого же, а за ним и третьего. Когда я пролистал остальные фото, то понял, что эти создания пребывали в постоянном движении. Это были капреллиды, или креветки-скелеты[9]. Среди веточек мшанки сновала стайка хрупких зловещих скелетиков. И бледные неподвижные стебельки, и ползающие по ним скелетики – животные, обладающие мышечной и нервной системами, просто они эволюционировали разными путями.
Через пару недель я вернулся в то же место, теперь уже специально, чтобы увидеть капреллид. «Увидеть» их оказалось не так-то просто: они практически невидимы. Часто мне удавалось разглядеть их только на фотографиях, и тогда я понимал, что они были буквально повсюду. Сгибаясь, свешиваясь вниз головой, касаясь друг друга своими крошечными коготками, они наводняли кадр; еле различимые, креветки постоянно присутствовали на заднем плане. Теперь, рассматривая сделанные при погружениях фотографии, я часто замечаю маленькие стада морских козочек. Они словно крошечные призраки ушедших в небытие поколений, населяющие свой участок моря.
Декоратор
Мы с вами уже существенно продвинулись вперед по дороге, которой шла эволюция животных. Все началось, когда несколько клеток-эукариотов, почти ничем не отличавшихся от других таких же, ступили на путь, который позже привел к слиянию воедино несметного числа клеток и к возникновению нового вида живых существ. Когда у первых животных появились нервная система и мускулатура, появилось и действие на многоклеточном уровне. Затем возникли первые билатерии и стартовала серия
