Самки - Сергей Анохин

Аборт…

Он снова посмотрел на Лесю. Пять лет коту под хвост! Пять лет она лечилась от бесплодия, сколько врачей обошла, сколько перенесла, так хотела… для него. И неужели все напрасно? Что же теперь с ней будет? Тридцать три. Не начнешь все сначала…

Только увидев через дверь холла накрытый в столовой стол, Михаил понял, как голоден. Он быстро пересек гостиную, краем глаза оглядывая новый интерьер.

Еще недавно здесь царил хай-тек, а теперь… Его взору предстал вычурнейший ампир. Позолота, состаренная бронза и мельхиор на фоне синих узорчатых ковров и абажуров. Огромный овальный стол на резных ножках. Такие же изогнутые ножки стульев, буфета. Нежно-золотистые шторы и молочно-белый тюль. Горки с хрусталем, фарфором, гравюры и картины с аппетитными гастрономическими сюжетами. Яркая люстра с семью плафонами. Большую часть противоположной стены занял большой шкаф с томами книг. Ну ясно: родовое дворянское гнездо.

Ох уж эта Настя, подумал Михаил. Все неймется ей, все стремится превзойти кого-то…

Он плюхнулся на первый попавшийся стул и, не дожидаясь, когда усядутся остальные, придвинул к себе ближайшее блюдо. Не особенно разбирая, что хватает, начал перекладывать на тарелку куски мяса, каких-то овощей, ломти то ли индейки, то ли утки. Поискал глазами бутылку. Что тут? Шабли? Пойдет…

– Может, все же расскажешь, что произошло, а жрать потом будешь? – как всегда прямолинейно, поинтересовалась Настя. – Это ведь нас тоже касается.

Она грациозно присела за стол, царственным движением откинула огненно-рыжий локон с плеча, поправила сползшую растянутую майку.

Знаем мы эти майки, зло подумал Михаил, заталкивая в рот ломоть сыра. Их для тебя специально какой-нибудь Армани растягивает. Или Валентино. Или хрен его знает, кто у них сейчас там самый дорогой. Потому так живо и интересуешься моими делами, что боишься, как бы прибылей не лишиться. Только в заводе твоих акций нет, дорогуша.

Он молча прожевал сыр, потянулся за салатом.

Игорь, будто догадавшись, о чем он думает, провел рукой по жидким, прикрывающим раннюю плешку волосам – этот характерный жест Михаил помнил еще с первой встречи, – потер гладко выбритый круглый подбородок и произнес:

– Пойми, Стерхов, мы тебе люди не чужие, а мои возможности ты знаешь. Конечно, Антон – голова, приедет завтра, поможет. Да и ты не пальцем деланный. Но я могу уже сейчас позвонить кое-кому, и дело закрутится. Чем быстрее начнем, тем лучше.

Он откинулся назад и стал покачиваться на стуле, блуждая взглядом по потолку. Будто изрек нечто гениальное и историческое, что необходимо осознать и переварить всем присутствующими. В этом был весь Игорь. Всегда с уверенным видом произносит банальности, ни секунды не сомневаясь в собственной значимости. Убедительно, многие на это ведутся.

Михаил на мгновение перестал жевать, поднял глаза от тарелки, с интересом посмотрел на Игоря. Самодовольный дурак? Нет, дураком Игорь не был. Это издержки происхождения. Специально выведенная горбачевско-примаковская генерация вундеркиндов, понимающих себя исключительными хозяевами этой страны. Соль земли, блин! С детства въевшееся в плоть и кровь представление о безграничных возможностях телефонного права, положенного по статусу рождения. Впитанное с молоком матери сознание принадлежности к элите. И неизбывная обида на ельцинско-гайдаровскую революцию за то, чего лишили: причастности и приближенности. Потому и стал вернопутинцем, что нынешний президент по виду напрочь перечеркнул завоевания девяностых. На смену таким, как Стерхов, – самостоятельно, без поддержки сверху поднявшемуся быдлу, – пришли сторонники клановой иерархии, адепты традиционной российской системы поддержки «своих»…

Нет, Игорь, неплохой ты, в общем-то, человек. Наверно, искренне хочешь помочь. Но только обращусь я к тебе в последнюю очередь. Когда совсем вилы. А теперь…

– Спасибо, друг, – примирительно сказал он. – Только давай завтра. Сегодня уже совсем сил нет. Лесе поспать надо.

– Ты женой-то не прикрывайся, – рубанула правду-матку Настя. – Тебе помощь реальную предлагают, а ты кочевряжишься. Если о себе не думаешь, хоть ее пожалей.

Так и не проглотив ни кусочка, Леся выскользнула из-за стола:

– Не надо, Настя, я правда лечь хочу.

Анастасия пожала плечами, фыркнула. Пробормотала что-то вроде: «Вот ведь овца…» – и поднялась:

– Комнату наверху сами найдете. Там уже все готово. Только пешком на третий этаж придется, утром лифт сломался, а монтер только завтра придет.

– Ничего, – усмехнулся Михаил, – мы уж как-нибудь…

Он быстро поднялся, обогнул стол, подхватил Лесю под колени, закинул на плечо и бодро потопал наверх. Вслед ему несся голос Насти:

– Когда курить будете, окна не открывайте!

20 августа 2007 года

Леся Стерхова

Окно все же открыли, поскольку кондиционер явно не был рассчитан на два беспрерывно дымящих паровоза.

Вообще, эта спальня в сиренево-красно-золотых тонах не располагала к серьезным разговорам. Эта атмосфера роскоши обволакивала, словно призывая сбросить с себя дневные заботы и отдаться во власть безмятежного отдыха. Просторная кровать, приглушенный свет прикроватных ламп с сиреневыми абажурами как будто звали предаться изысканным плотским утехам, оставив за дверью все заботы и тревоги.

И все же они проговорили почти всю ночь.

Только под утро Леся наконец рассказала о том, что произошло. Бесцветным, каким-то чужим голосом, как бусины нанизывая одна на другую короткие фразы, она перечислила по минутам события вчерашнего дня. Как позвонила Анастасии, вышла из офиса, перешла на другую сторону. …Навстречу мимо припаркованного «Форд-Фокуса» пьяными зигзагами двигались два силуэта. Дальше кадры мелькали, как в замедленной киносъемке. Очкарик за рулем спустил тонированное стекло, щелкнув ручкой, приоткрыл дверь и беспокойно высунулся наружу. Она поравнялась с машиной, пьяная парочка осталась за спиной. Задняя дверь «Фокуса» резко распахнулась. Водитель вздрогнул, напрягся и покосился назад, поправил дужку на переносье и чуть заметно кивнул, пробормотал что-то похожее на: «Спокойно, Ахмед, спокойно».

– Ну, мля, коза… – услышала она за спиной громкий голос и непроизвольно оглянулась.

Именно в этот момент третий торпедным рывком выскочил из машины. Что-то мелодично звякнуло, и Леся почувствовала, как на лицо ей упала мокрая тряпка, нестерпимо воняющая бензином. Задыхаясь от кашля, уже почти теряя сознание, она услышала над ухом хриплое шипение:

– Все, погнали! Заводи!

Обе задние двери уже распахнулись. Запрыгнувший первым втянул ее внутрь. Правой рукой пережимая горло, левой он крепко ткнул водителя в затылок:

– Пошел!

Второй уже вскочил в машину, мгновенно вытащил из-под сиденья омоновский «демократизатор» и небрежным движением прикоснулся к затылку.

– Отдохни, овечка, – флегматично выговорил он.

Дальше наступила темнота…

– А очнулась уже на столе. На кухонном, – устало закончила Леся.

– Как на кухонном? – не понял Михаил. – Ты ж в больнице…

– Нет, милый, ни в какой не в больнице, а в самых настоящих антисанитарных условиях, может, там же, где ты договор подписывал. В соседней комнате.

– Ничего не понимаю. Как же так? Это ведь операция.

Тяжело вздохнув, Леся объяснила:

– Это такая операция, которую можно и дома сделать, если умеешь. Раньше, когда аборты сначала были запрещены, а потом считались постыдными, так многие поступали. Были такие специалисты, которые дома у себя скоблили тех, кто в абортарий идти не хотел или не мог.

– Я найду этого гада…

– Ну, во-первых, это женщина была, очень пожилая, кажется, а во-вторых, она, думаю, ничего толком не знала. Сказали ей, наверно, что я наркоманка, – поверить несложно, видок у меня еще тот был… типа, нанюхалась или еще что. Она, можно сказать, благое дело совершала… И знаешь, Миша, давай не будем больше об этом. Честное слово, есть поважней дела. Надо найти тех, кто это задумал. Вот они пусть за все ответят.

Леся перевернулась на бок, свернулась калачиком и привычно ткнулась носом ему в грудь.

– Давай спать, Миша.

Михаил нежно прижал к себе хрупкое тело. «Спи, девочка, у меня завтра трудный день», – с кривой ухмылкой припомнил он известную фразу из знаменитого советского фильма о наших героических разведчиках и ихних подлых шпионах.

Он проснулся на удивление бодрым, хотя снилась всякая муть, видно, после вчерашних воспоминаний о героическом прошлом – погони на Садовом кольце, разборки в лесу, а под конец Беседа под колесами его собственного «Мазерати».

Бред какой-то! Беседа под машиной. Он уж давно в Питере, да и с чего?.. Хотя нет, именно что под колесами Джону бывать приходилось. И не раз. Даже, если хорошенько поискать, фильм об этом можно найти. И не художественный, а самый что ни на есть документальный.