Камень. Книга 10 - Станислав Николаевич Минин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кое-как отстроившись от навязчивого морока, Соня сосредоточилась на поиске дирижера всего этого действа и без особого удивления обнаружила, что это Алексей. Молодой человек хоть и был напряжен, внимание девушки заметил и ответил ей, послав вполне ощутимую эмоцию нежности, после которой у Сони по всему телу разлилось тепло. Она как-то сразу расслабилась, успокоилась, не забывая при этом отстраиваться от такого приятного воздействия, и даже не обратила особого внимания на того страшного колдуна из свиты Алексея, светящегося примерно в паре лож от нее, и принялась с огромным интересом наблюдать за тем, чем же закончатся ментальные эксперименты молодого человека…
* * *
Практически весь второй акт Кузьмин просидел как на иголках — царевич, чтоб ему пусто было, решил устроить очередную тренировку в условиях, приближенных к боевым! И ладно, если бы он упражнялся на рядовых европейских гражданах — этих было не жалко от слова совсем… Пусть даже на аристократах — их в Европах как собак нерезаных! Но тренироваться на членах огромного числа правящих родов мира!!! Это ж какой отморозью надо быть!!!
Еще и эта принцесса норвежская все заметила! Слава богу, что девчушка не запаниковала и не устроила истерику! А если она родичам своим все расскажет?..
Но царевич справился — экзальтированная публика была у его ног! Вернее, у ног не менее экзальтированных царевичем солистов Большого театра, казалось, выкладывавшихся на сцене на все двести процентов. Не обошлось и без отдельных эксцессов, и речь шла не о долгих и продолжительных аплодисментах, переходящих в бурные овации после исполнения каждой арии, постоянных выкриках «Браво!» и «Бис!», а о том, что особенно восторженные почитатели классической оперы откровенно брезговали класть цветы на краешек сцены, выражая таким образом свои эмоции, а просто ломились на эту самую сцену с цветами и лезли обниматься и целоваться с солистами Большого театра! Что самое характерное, эти выходки воспринимались остальной высокородной публикой как нечто само собой разумеющееся! Короче, все превратилось в такое милое сердцу Кузьмина подобие обычной пьянки в рядовом московском кабаке, только без употребления крепких алкогольных напитков в немереных количествах, кровавых драк и поножовщины.
Этот немудренный вывод подтвердил и сидящий рядом с Ваней Прохор, далекий от мира классической музыки:
— Это несомненный успех, Олегыч! — заявил воспитатель великого князя, на лице которого по окончании концерта читался нескрываемый восторг. — Даже я под впечатлением!
— А я-то под каким… — хмыкнул Кузьмин. — Смотри, Петрович, если ты после сегодняшнего заделаешься поклонником оперы, я с тобой здороваться перестану.
— Да ну тебя! — отмахнулся Белобородов. — Ничего ты не понимаешь в высоком искусстве!
— Ага, ты у нас знаток… Именно поэтому ты в оперу с любимым тесаком пришел… Вон, из рукава торчит…
* * *
К концу выступления наших артистов я изрядно вымотался, и мне стоило немалого труда как можно нежнее вывести собравшихся из транса. Но ничего, справился и даже остался доволен «проделанной работой».
Радовало и другое — никто из нашей ложи не заметил моих упражнений, а остальные Романовы списали такой грандиозный успех солистов Большого театра на их собственный профессионализм. Царственный дед, оценив атмосферу в театре, даже сгоряча заявил:
— Вернемся на родину — всем артистам большая премия с какой-нибудь висюлькой на грудь! И увеличение финансирования Большого!
В этом начинании его поддержали и остальные Романовы, а уж когда императору стали высказывать свои восторги Бурбоны с Гримальди, свои «пять копеек» решила вставить императрица:
— Дорогой, мне кажется, но мы просто обязаны поблагодарить артистов лично! Предлагаю прямо сейчас пойти к ним в гримерки! Где цветы?
Сказано — сделано…
А по дороге в гримерки я придержал родителя:
— Отец, а тебе не показалось странным, что некоторые аристократы во время перерывов между исполнениями арий на сцену лезли?
— Не показалось, — улыбался он. — Реально артисты своим исполнением за душу брали!
— А если хорошенько подумать и учесть факт моего присутствия на концерте?
Родитель как на стену налетел!
— Ты хочешь сказать?.. — нахмурился он.
— Именно, — хмыкнул я. — Вспомни службу Святослава в местном православном храме, там батюшка Владимир делал примерно то же самое. Можешь еще с Кузьминым переговорить, он подтвердит мое непосредственное участие в представлении.
— Твою же!.. — Родитель махнул рукой, и мы с ним ускорили шаг, чтобы догнать остальных. — Но это же… — и опять неопределенный жест рукой, — просто замечательно, сынок! Великолепно! — Лицо отца посветлело, а потом он опять нахмурился. — Почему не предупредил? А если бы все пошло не так? Особенно в присутствии царственных особ?
— Риск — благородное дело, — вздохнул я. — Зато теперь о Русских вечерах будут слагать легенды.
— Ладно, завтра поговорим, — вздохнул он в ответ. — А мне надо отца с матерью предупредить, чтобы они на наведенных тобой эмоциях слишком много нашим певунам не наобещали…
* * *
С фуршета, последовавшего за концертом, мне удалось вырваться только в половине двенадцатого ночи под предлогом неважного самочувствия. Соню еще раньше в Монако отправили ее родичи — оказалось, девушка со всеми этими вечерними и ночными мероприятиями не в первый раз пропускает сеанс видеосвязи со своей матерью.
В княжество я добирался на Ванином «гелике» с ним самим за рулем и с Прохором на заднем сиденье. Воспитатель уже успел высказать мне свое «фи» за опасную инициативу и наведенные восторги по поводу классической музыки. С колдуном разговор был более предметен — Ванюшу интересовала каждая техническая деталь произошедшего.
— Надо будет тоже как-нибудь попробовать, — в конце концов заявил он мне. — А ты, царевич, меня подстрахуешь. Договорились?
— Без проблем, — кивнул я и хмыкнул: — Вот завтра в театре и состоится твой бенефис под лозунгом «Российская культура в
