Выбор Флетча - Грегори Макдональд

– Никакого, если только один из них не баллотируется в президенты. Вот тут их отношения затрагивают и нас. Вы слышали, как она разговаривает с добровольцем? С пилотом зафрахтованного самолета? С репортером, сыном, самим Кэкстоном?

Флетч промолчал.

– Иначе, как сукой ее не назовешь. Дорис Уилер – всем сукам сука. Иногда мне казалось, что она просто выжила из ума. Если кто может подвести Кэкстона, так это его жена, а он не хочет этого признавать.

– Должно быть...

– Не хочет признавать, – повторил Джеймс. – Всегда покрывает ее. Тысячу раз я просил его приструнить эту суку. Даже развестись, избавиться от нее. Он меня не слушал. И она становится все хуже, по мере того, как нарастает напряжение кампании. Я больше не мог выводить ее из-под удара, просто не мог, Ай-эм. Вы меня понимаете?

– Да.

– Пошли разговоры, что она помыкает губернатором, его командой, всеми. Или все делается, как она, хочет, или жди скандала. Это, мол, ее кампания. Ею руководит она. И остальным лучше пристроиться ей в затылок, или жизни не будет.

– Тот визит в ожоговый центр...

– Один из подобных случаев. Она знала, что делает. Уолш просил ее поехать к детям. Ее личный секретарь, Салли, просила о том же. Барри и Уилли договорились с подругами, что она поиграет с ними в другое время. А она взяла и поехала играть.

– Почему?

– Да потому, что она уверена, что умнее всех.

– Да, но почему? Поступок-то глупый, учитывая обстоятельства...

– Во-первых, она не сомневается, что ей все сойдет с рук. Что бы не случилось, вина ляжет на кого-то еще. Во-вторых, тщеславие. Плохо ли заявиться к подругам и поиграть с ними в теннис в ранге жены кандидата в президенты?

– Я обычно просто играю в теннис.

– Слушайте дальше.

– Подождите. Разве она не собирала пожертвования, играя в теннис? Кампания нуждается в средствах.

– Я же сказал: мы договорились, что она поиграет в теннис двумя днями позже. Она даже не отменила визит в ожоговый центр. Села в машину и уехала к подругам. Представляете себе? Медицинские сестры выкатили детей на креслах в большой зал. Собрались фотографы, репортеры. А эта сука не явилась. Какую боль причинила она детям? Зато наигралась в теннис.

– Но почему губернатор обвинил во всем вас?

– Он не может обвинить жену. Он никогда ее не винит. Раньше я всегда выкручивался. Договаривался с фотографами, репортерами. «Если вы об этом не напишете, я не останусь в долгу. Организую вам эксклюзивное интервью или устрою так, чтобы вы сфотографировали губернатора в душе, голым и с сигарой. Такое тянет на Пулицеровскую премию, знаете ли». На этот раз я не смог, Ай-эм. Не смог.

– Но...

– Мое терпение лопнуло. Губернатор все эти годы не слушал меня. Ситуация осложнилась до предела. Дорис Уилер перешла все границы. Его шансы стать президентом росли день ото дня, а она грозила все погубить. А потому я рассказал репортерам все, как есть. Я надеялся, что Кэкстон увидит, как воспринимает подобные выходки пресса, и приструнит эту суку.

– А он сможет?

– Должен. Потому что мужа сумасшедшей никогда не изберут президентом Соединенных Штатов.

– Они прошли вместе долгий путь, Джеймс.

– Тем стремительней будет падение.

– Если она такая мегера, почему он живет с ней? Развод придумали не вчера.

– Если хотите, я назову вам три причины, по которым он не разводится с ней.

– Разумеется, хочу.

– Во-первых, избиратели не одобряют развода. Хотя и простили его президенту Рональду Рейгану. Общее мнение таково – если мужчина не может навести порядок в доме, можно ли ожидать, что он справится с целой страной?

– Это одна причина.

– Во-вторых, у нее есть деньги. И много. Ее папочка преуспел в нефтяном бизнесе. Жизнь у политика рискованная, требующая больших расходов. А нефть, как известно, отличная смазка.

– Это вторая.

– В-третьих, я полагаю, что Кэкстон любит эту суку. Можете вы в это поверить? Не спрашивайте меня, как и почему. По мне, лучше любить змею. Но в жизни увидишь всякое. Есть у меня знакомые, которые слова сказать не могут без дозволения жены. И все они в один голос твердят: «Что бы я делал без моего солнышка?» Любовь, Ай-эм, слепа, как Фемида. Возможно, вы это заметили.

– И также переменчива.

– Господи, как я рад, что моя жена сбежала пятнадцать лет тому назад с психоаналитиком. Вот уж кому следовало навести порядок в голове.

– Возможно и так. Но что делать мне?

– Нести свой крест, что же еще. Я лишь хотел, чтобы вы знали, благодаря кому я ушел от Кэкстона.

– Его жене.

– Я его люблю. Восхищаюсь им. Я хочу видеть его президентом Соединенных Штатов. Ради этого я отдал бы все. Все, что угодно. Так что, если возникнет необходимость, звоните в любое время.

– Ловлю вас на слове.

– Они вышвырнули меня, но это неважно. Для Кэкстона я готов на все.

Флетч скоро понял, что достаточно опустить трубку на рычаг, чтобы телефон зазвонил вновь.

И едва он переговорил с выпускающим редактором «Ньюсуика», как в трубке раздался голос. его давнего армейского приятеля Олстона Чамберса.

– Рад тебя слышать, – выразил свои чувства Флетч.

– Что происходит, Флетч?

– Если бы я знал.

– Только что услышал по радио, что ты стал пресс-секретарем Кэкстона Уилсра, баллотирующегося в президенты. Твою физиономию показали по телевидению.

– Да, теперь я пресс-секретарь.

– Почему ты это сделал? Что-то на тебя непохоже.

– Уолш позвонил позавчера вечером. Сказал, что отчаянно нуждается в помощи. Убедил меня, что так оно и есть.

– Это же надо, президентская кампания! И на что это похоже, Флетч?

– Ирреальный мир, Олстон. Абсолютно ирреальный.

– Я тебе верил. По телевизору тебя показали в костюме и при галстуке.

– Олстон, прибавь еще пару убийств.

– Что значит, убийств? Настоящих убийств?

– Двух женщин забили до смерти. Одну задушили. Они не участвовали в предвыборной кампании, но я чувствую, что кто-то из команды кандидата, добровольцев или сопровождающих лиц имеет самое непосредственное отношение к этим убийствам.

– Ты шутишь.

– К сожалению, нет.

– Кэкстон Уилер – Джек Потрошитель. С твоей легкой руки термин «президентский убийца» приобретает новое значение.

– Это не смешно.

– В новостях об этом ничего не говорилось.

– Мы стараемся не афишировать эти сведения. По крайней мере, все убеждают меня, что не стоит бросать прессе такой кусок.

– Я достаточно долго знаком с тобой, Флетч. Что-либо скрывать – не твое амплуа. Особенно, если речь идет об убийстве.

– Ты не представляешь себе, Олстон, что тут творится. Словно мчится скорый поезд, люди вываливаются из вагонов, но никому и в голову не приходит дернуть за стоп-кран.

– Ты прав. Такое мне недоступно.

– Я и говорю, ирреальный мир. Слишком много власти. Престижа. Все меняется с калейдоскопической быстротой. Копы и те зачарованы кандидатом и его командой.

– Да, но убийство – это убийство.

– Слушай, Олстон, вчера вечером женщину сбросили с крыши мотеля, аккурат над спальней кандидата. Через полчаса в мотель заявляется мэр и говорит одному из руководителей избирательной кампании: «Послушайте, если мои полицейские будут беспокоить вас, гоните их прочь». А пресса услышала от него следующее: «Пожалуйста, не марайте грязью образ моего города. Не раздувайте в национальную сенсацию обычный несчастный случай, который мог бы произойти в любом другом маленьком городе».

– А Уилер? Что говорит об этом кандидат?

– Пожимает плечами. «Полицейские сирены сопровождают меня всю жизнь».

– А Уолш?

– »Местная проблема. Мы же завтра отбываем».

– Увозя с собой убийцу. Таково твое мнение?

– Я пытался убедить губернатора начать расследование. Но он убежден, что такое расследование поставит крест на его избирательной кампании, лишит его шанса стать президентом.

– Поэтому старина Флетч, мастер журналистского расследования, пусть и отошедший от дел, решил сам разобраться, что к чему.

– У меня связаны руки. Я не могу задавать вопросы. После первого же меня отправят домой.

– Но ты пытаешься, так?

– Да, обходными путями. Я же здесь никого не знаю, за исключением нескольких человек. Уолта, Фредерики Эрбатнот, Роя Филби...

– Тебе бы поспешить. Два убийства кряду обычно означают и третье, и четвертое...

– Я стараюсь изо всех сил, господин прокурор. Ощущение такое, будто я гашу пожар в цирке, знаешь ли. Потому что никто не хочет признать, что цирк горит.

– Я позвонил тебе лишь для того, чтобы поздравить с новой работой. И спросить: «Как случилось, что босоногий репортер <Флетч по натуре бунтарь, не признающий светских манер. В частности, в редакцию он предпочитал приходить босиком (подробнее в романе „Флетч“, опубликованном па русском языке).> превратился в добропорядочного гражданина?»

– Мне нравится Кэкстон Уилер. И я хочу решить этот ребус.

– А почему он вообще включился в президентскую гонку. Будь у меня деньги его жены, я бы просто купил себе целую страну.