Золотой капкан - Владимир Рыбин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- И я...
- Ну давайте, - помявшись, сказал Толмач, показав на раскрытую дверь вертолета.
Отдышавшись и успокоившись, Плонский вопросительно посмотрел на Толмача, не отрывавшегося от иллюминатора. Тот сразу оглянулся, будто почувствовал. Помедлив, достал из кармана небольшую фотографию. На ней у костра сидел человек в рваном камуфляжном костюме.
- Вот. Манько поймал кадр. Только вчера. Недалеко отсюда.
- И что? - Плонский не видел на снимке ничего для себя интересного.
- Знаете, кто это? Тот, третий, сбежавший. Надо взять его.
Плонский хотел сказать, что брать преступников не его, Толмача, дело. Но вдруг подумал: откуда тот знает, как выглядит сбежавший, если даже в прокуратуре есть только очень приблизительное словесное описание?
И смутное подозрение, временами беспокоившее его, в один миг обернулось убедительной версией: Толмач замешан в этой истории с кражей золота! Конечно, Толмач, кому еще под силу провернуть такую операцию!
Он долго не отрывал глаз от фотографии, боясь глянуть на Толмача. А когда все же посмотрел, то встретил немигающий холодный взгляд.
- Это не мое дело, - сказал Толмач, поняв немой вопрос зампрокурора. Это свыше.
Но Плонский уже и сам понял, что это свыше. И тот звонок из Москвы, которому он бесконечно доверял, и странный разговор со столичным гостем, и Толмач... Что же получается? Толмач давно в этой компании, а он, Плонский, пока лишь кандидат? Стало быть, не Толмач должен глядеть в рот прокурору, а как раз наоборот. И, значит, этот неожиданный полет - лишь проверка зампрокурора "на вшивость"?..
- А почему ты решил, что он тебя дожидается? - спросил Плонский только для того, чтобы скрыть свою растерянность.
- Там тоже теплый ключ. От таких мест сразу не уходят...
- Вижу дым! - внезапно крикнул пилот.
Скоро и они тоже увидели вроде как реденький туман над редколесьем распадка. Подлетев ближе, разглядели и высверки костра. Возле валялось в траве какое-то тряпье, но человека нигде не было видно.
- Да вон же он! - вдруг закричал Толмач.
Человек бежал по пологому склону сопки, направляясь к густой кустарниковой поросли, понимая, что сверху его везде углядят и одно спасение - чащоба кустов. Но он, явно не таежник, не знал, что зеленое пятно, которое было у него на пути, - это кедровый стланик. Преодолеть его, да еще с разбегу, так же трудно, как проволочное малозаметное препятствие.
Плонский хотел сказать, что нужен, мол, мегафон, крикнуть беглецу, чтобы остановился. И вдруг увидел в руках у Толмача карабин.
- Сейчас мы его придержим, - крикнул Толмач, открывая дверь вертолета.
- Он и так не уйдет.
- Ничего, попугать невредно.
Толмач, видно, был отменным стрелком. После второго выстрела человек внизу застыл в неестественной позе. Прогремели еще три выстрела, явно доставшие цель, но, по мнению Плонского, совершенно лишние.
- Садись куда-нибудь! - захлопнув дверь, крикнул Толмач пилоту. И обернулся к Плонскому, сказал, как тому почудилось, с вызовом: - Надо поглядеть, тот ли это, кто нам нужен. Убедиться.
Посадить машину удалось лишь в полукилометре. Но ничего не оставалось, как идти пешком. И они пошли, не говоря друг другу ни слова. Плонский не знал что сказать. Толмач молчал, нарочно давая возможность зампрокурору придти в себя.
Труп лежал лицом вниз с руками, запутавшимися в плотной поросли. Это был именно труп, каких Плонский за свою прокурорскую практику нагляделся.
- Я хотел только подранить, чтобы не убег, - с жутким спокойствием произнес Толмач.
Плонский посмотрел на него и ничего не сказал. Перевернув убитого, он увидел юное мальчишечье лицо. Попаданий было три - в плечо, в спину и в голову, как при контрольном выстреле. Ясно, что Толмач ставил перед собой именно эту задачу - не задержать, а убить.
- Он?
- Он самый, - сказал Толмач, приподнимая труп. - А это что у него?
Левая рука убитого, опущенная в глубину стланиковой полосли, сжимала какой-то узел. Толмач поднял этот узел и с новой восторженностью глянул на Плонского.
- Ого, тяжеловато! Глядите-ка!
В узле был круглый мягковатый на ощупь мешочек из плотной ткани, точно такой, какие были в ящичках в том вертолете.
- Золото?
Плонский растерянно пожал плечами. Толмач продолжил:
- Я думаю так: мы никого не видели, ни в кого не стреляли. А рыжевье пополам. Что об этом думает прокуратура?
- Прокуратура пока молчит, - осторожно ответил Плонский.
- Пока - это как?
- Тебе что - прокламации нужны? - разозлился Плонский.
Он уже понимал, что отговорками не отделаться. Даже опасны отговорки, позволяющие как угодно толковать сказанное. Но не умел он так круто переворачиваться. Помягче бы, помедленней.
- Верно, не прокламации нужны, а дела. Ну так что, берете рыжевье?
- Кто же отказывается от золота?
- Ну и ладненько. Куда теперь? Обратно на курорт или домой?
- Домой, пожалуй.
И они пошли к вертолету. Не торопясь пошли, не разговаривая. Да и о чем было говорить, когда все сказано...
* * *
Тихий был этот день, теплый и ласковый. Сидели у костра, ели пресную кабанятину и посмеивались, вспоминая ночное приключение.
Внезапный порыв ветра разметал костер, забросал поверхность озера листьями и ветками. Пошумев несколько минут, ветер так же внезапно стих. Только озеро все ежилось, встревоженное, ходило мелкими частыми волнами.
Сизов встал обеспокоенный, прошелся по берегу, вглядываясь в небо. Затянутое серой пеленой небо быстро темнело. Откуда-то из дальнего далека доносился утробный гул.
- Уходить надо. К горе, - сказал Сизов.
- Почему это? - подозрительно сощурился Красюк.
- Непогода идет.
- Подумаешь, дождик. Не размокнем.
- Бури бы не было. Застанет в лесу - пропадем.
Сизов подхватил мешок со своими камнями, кинул на плечо обжаренный кабаний окорок, приготовленный в дорогу, и, не оглядываясь, пошел по берегу...
Было уже далеко за полдень, когда, совсем запыхавшиеся, мокрые от пота, они добежали до горы, полезли по каменистому склону. Ветер усиливался. Временами его порывы заставляли останавливаться и приседать. Деревья скрипели, кряхтели по-стариковски, клонились к земле. Кроны елей, лиственниц, сосен трепыхались так, словно их разом трясли десятки здоровенных медведей.
Склон впереди казался зеленым и ровным. Но Сизов не пошел на этот склон, полез в сторону от него.
- Чего опять вниз? - забеспокоился Красюк.
- Кедровый стланик. Не пройдем.
Красюк не послушался, полез в низкий, по колено, кустарник и с первых же шагов застрял среди торчавших навстречу острых вершинок. Кинулся назад, заспешил, чтоб не отстать.
- Торопись, Юра! Там пещерка есть, я ее заприметил.
Сзади послышался хрип, похожий на смех. Сизов хотел выкрикнуть сердито, что "зеленый прокурор" - не обыватель с городской окраины, его блатными истериками не проймешь, что безволие во время здешней бури равносильно подписанию себе смертного приговора. Но прежде оглянулся и увидел Красюка лежавшим на каменистом выступе. Подбежал к нему и еще издали увидел темный кровоподтек у виска.
Испуганно оглядываясь на остервеневший лес, он бросил свой узел с камнями и тяжелый окорок, принялся расталкивать Красюка. Отчаявшись привести его в чувство, подхватил под руки, рывками поволок в гору.
Пещерка была небольшая, как раз для двоих, но достаточно глубокая, чтобы лежать в ней, не высовывая ни головы, ни ног. Сизов втиснул в нее ватное, непослушное тело Красюка и снова побежал вниз к угрожающе шумящему, свистящему, ревущему лесу. Пометался по опушке, надрал бересты, снова побежал в гору, подхватив по дороге свертки и мясо.
Красюк все еще не приходил в себя, лежал в той же позе, прислоненный спиной к стене. Сизов осмотрел его голову, потрогал обширный кровоподтек возле левого виска, набухший, тугой. Камень, о который, падая, ударился Красюк, по-видимому, не был острым, иначе были бы пробиты не только кожа, а, возможно, и кость.
Быстро и ловко Сизов расправил бересту на колене, вырезал квадрат, приложил его к ушибу и принялся перевязывать тряпицей. И тут Красюк пришел в себя. Оглядел пещерку и уставился на темные лохматые тучи над горой. Сказал неожиданное:
- Тебя-то гора терпит. А кто с тобой сюда лезет, должен пропасть, да?
- Глупости болтаешь, - одернул его Сизов. - Просто по горам надо уметь ходить.
- А тот умел?
- Кто?
- Ну, который с горы свалился?
- Тот - другое дело.
Красюк поднял руку, пощупал повязку на голове и затих.
- Ты можешь сидеть? - спросил Сизов.
- Могу... наверное.
- Сядем спина к спине. Иначе застынем. Непогода эта надолго.
Так они и сидели, прижавшись спинами, слушали рев ветра. Тайги уже не было видно, все скрывала вечерняя мгла.
Утром буря бушевала еще сильнее. А к полудню над сопками поднялась черная туча, скрыла дали. Впереди той тучи катился белесый вал. Молния наискось ударила в этот вал, и он завихрился, заплясал еще быстрее, словно подстегнутый. Ахнул гром, от которого задрожала гора. И снова вспыхнула долгая трепещущая молния, за ней третья, четвертая...