Юность командиров - Юрий Бондарев

— Кидают, а? — глухо сказал Градусов, кивнув на взмывшую ракету, а затем, всматриваясь в молодое спокойное лицо Казакова: — В кольце мы? Так, что ли, Казаков?

— В кольце, — ответил Казаков, сплюнув в сторону ракеты.

— Что ж, Казаков, — Градусов сбавил голос, — надо выходить… До рассвета надо выходить. Как думаешь? Идем-ка в землянку.

— Надо выходить, — ответил Казаков.

В землянке зажгли свечу, загородили вход плащ-палаткой, Градусов развернул карту; медлительно и расчетливо выбирал он место прорыва, навалясь широкой грудью на орудийный ящик, водя карандашом по безмятежно зеленым кружкам урочищ. Было решено через полчаса снять весь личный состав и пробиваться к своим, к стрелковому полку, орудия подорвать, прицелы унести с собой, последние снаряды израсходовать.

— Матчасть подорвать, Казаков. Оставите с собой одного командира орудия. Я вывожу людей. Место встречи — Голуштовский лес. В Ледичах. Все ясно?

Казаков ответил:

— Все ясно. — Вздохнув, отвинтил крышку фляжки, отпил несколько глотков.

— Что пьешь?

— Водка. Вчера старшина привез. Где-то теперь наш старшинка? — сказал Казаков.

Тогда Градусов взял из его рук фляжку и вышвырнул ее из землянки, металлически проговорил:

— Точка! Голову на плечах иметь трезвой! И шпоры снять! Не на параде!

Они вышли. Было тихо. Густой запах гречихи тек с охлажденных росой полей; лунный свет заливал урочище, омывая каждый листок застывших берез. И только слева, на шоссе, отдаленно урчали моторы и изредка свет фар косо озарял безмолвные вершины деревьев. Оттуда совсем рядом, оставляя шипящую нить, всплыла ракета, упала впереди орудий, догорая на земле зеленым костром.

— Подходят, — сказал Казаков и зачем-то подтянул голенища своих хромовых сапожек.

— Открыть огонь по шоссе! — Все поняв, Градусов рванулся к первому орудию и особенным, высоким и зычным голосом скомандовал: — Ба-атарея-а! По шоссе три снаряда, за-алпами-и!..

Лунное безмолвие ночи расколол грохот батареи, огненные конусы трижды вырвались из-за деревьев, разрывы потрясли урочище, осыпая листья, росу с берез. И наступила до боли в ушах тишина, даже затаились сверчки. Батарея была мертва.

— Приступать, Казаков! — хриплым голосом крикнул Градусов. — Батарея, за мной! Рассыпаться цепью!

А через сутки Градусов вывел в Голуштовский лес двенадцать человек, оставшихся от батареи, — девять он потерял при прорыве из окружения. Когда же вошли в маленькую деревушку Ледичи, битком набитую тылами и войсками, и увидели под беленькими хатами запыленные штабные машины с рациями, орудия и танки, расставленные на тесных дворах и замаскированные ветвями, верховых адъютантов с серыми от усталости лицами, когда увидели солдат, угрюмых, подавленных, сидящих в тени плетней, — Градусов вдруг почувствовал себя так, словно был обезоружен и гол; и это чувство обострилось позднее.

В Ледичах он не сразу нашел штаб полка. Майор Егоров, большой, пухлый, с глазами навыкате и непроспанным лицом, сидел за столом и, макая сухарь в чай, завтракал. Он страдал болезнью печени. Ледяным взглядом встретив на пороге Градусова, командир полка отчужденно спросил:

— Где батарея?

Градусов объяснил. Егоров отодвинул кружку так, что выплеснулся чай, ударил кулаком по столу.

— Где доказательства? Под суд, под суд отдам! Оставить батарею! Без батареи ты мне не нужен!

— Я готов идти под суд, — также заражаясь гневом, проговорил Градусов. — Разрешите повторить: лейтенант Казаков остался, чтобы подорвать орудия. Я вывел из окружения двенадцать человек.

Егоров поднялся, качнув стол.

— А если он не подорвет и не вернется?

— Он вернется, — повторил Градусов. — Я знаю этого офицера.

Лейтенант Казаков вернулся на вторые сутки — пришел без фуражки, обросший, с глубоко ввалившимися щеками, гимнастерка была порвана на локтях, он едва стоял на ногах, пьяно пошатываясь. Сержант, сопровождавший его, сначала выпил котелок воды, обтер потрескавшиеся губы, после того доложил Градусову одним выдохом:

— Вот, — и вынул из вещмешка три прицела.

— Где четвертый?

— Мы не успели… — Казаков в изнеможении лег на траву под плетень. — Танки и автоматчики вошли в урочище.

С перекошенным лицом Градусов шагнул к Казакову, трясущимися от бешенства руками рванул кобуру ТТ.

— Расстреляю сукина сына! Под суд, под суд за невыполнение приказа! Под суд!..

А Казаков, лежа под плетнем, глядел на Градусова снизу вверх усталыми и презрительными глазами.

В боях под Тернополем Градусов был ранен — маленький осколок мины застрял в двух сантиметрах от сердца. Три месяца провалялся он на госпитальной койке, а после выздоровления был направлен в запасной офицерский полк, и здесь, в тылу, в запасном полку, пришло наконец долгожданное звание «майор». И, как фронтового офицера, его послали работать в училище.

2

Дежурные и дневальные хорошо знали, когда приходил в дивизион Градусов. Ровно в девять утра в проходной будке появлялась грузная фигура майора, и тут начинались последние лихорадочные приготовления. Дежурные по батареям выглядывали в окна, взволнованно, точно певцы, откашливались, готовясь к уставному докладу; дневальные одергивали противогазы, расправляли складки у ремня и затем застывали возле тумбочек с выражением озабоченности, давно изучив все привычки командира дивизиона. Миновав проходную, он направлялся к орудиям батарей, после чего шел к училищному корпусу — осмотреть туалет и курилку. Если по дороге от орудий к корпусу Градусов срывал сиреневый прутик и на ходу угрюмо похлопывал им по голенищу, это означало: майор недоволен. При виде этого сорванного прутика напряжение предельно возрастало: красные пятна выступали на лицах дежурных, невыспавшиеся дневальные зевали от волнения.

Потом широкая парадная дверь распахивалась — и майор Градусов входил в вестибюль.

— Дивизио-он, сми-ир-но-о! — громовым голосом подавал команду дежурный, со всех ног бежал навстречу и, остановившись в трех шагах, придерживая шашку рукой, щелкнув каблуками, напрягаясь, выкрикивал: — Товарищ майор, вверенный вам дивизион находится на занятиях, за ваше отсутствие никаких происшествий не произошло! Дежурный по дивизиону сержант…

— А-атставить! — Градусов взмахивал прутиком. — Что ж вы, понимаете? Руку как коромысло к козырьку поднесли, докладываете, а в курилке грязь, окурки. Безобразие! Что делают у вас дневальные?

— Товарищ майор…

— Можете не отвечать! Следуйте за мной, дежурный! — И, пощелкивая прутиком, проходил в первую батарею.

Здесь, выслушав доклад дневального, Градусов басовито командовал:

— Отодвинуть кровати и тумбочки!

Суетясь, дневальные отодвигали кровати и тумбочки — поднималась возня во всей батарее.

— А теперь сами проверьте, как вы несете службу, — прутик Градусова скользил по выемам плинтусов. — Вы за чем следите, дежурный? Грязь! Что делают у вас дневальные?

Затем начинался осмотр тумбочек: командир дивизиона проверял, нет ли чего лишнего, не положенного по уставу в имуществе курсантов. Через несколько минут батарея, где только что все блестело, все, казалось, было прибрано и разложено по местам, напоминала склад писчебумажных принадлежностей — все койки были завалены книгами и тетрадями.

После этого дотошно, скрупулезно, педантично проверялась чистота умывальной, туалета, и майор Градусов, вытерев платком крепкую короткую шею, бросив прутик в урну, приказывал навести строжайший порядок и тогда поднимался по лестнице в канцелярию дивизиона. До самых дверей его сопровождала унылая фигура дежурного. И, только получив последнее приказание — вызвать немедленно командиров взводов, — дежурный с облегчением бежал в вестибюль к телефону, в то время как в батареях шла работа: дневальные вновь мыли полы, лазили со швабрами в самые дальние углы, до блеска протирали плинтусы.

Но бывали и счастливые дни — прутик не срывался, и тогда Градусов без единого замечания поднимался к себе. Это означало: орудия дивизиона безупречно чисты, летние курилки идеальны. В эти редкие дни было необычно спокойно в батареях, и, пораженные тишиной, дневальные переговаривались между собой: «Вроде температура спала, нормальная».

Как раз в тот жаркий, безоблачный день, когда дневалил Витя Зимин, налетела гроза; она была тем более неожиданной, что Градусов вошел без прутика. Он выслушал доклад покрасневшего от волнения Зимина и дал вводную:

— Дневальный! В батарее пожар! Ваши действия? Горит шкаф с противогазами!

— Я должен взять… огнетушитель и… погасить, — запинаясь, начал объяснять Зимин и посмотрел на огнетушитель. — По правилам противопожарной безопасности…