Прошу, убей меня. - Легс Макнил

И все потому, что им достался контракт.

Дэннис Томпсон: После подписания контракта нам досталось по штуке на брата. И мы все на пары с родителями купили по машине.

У Уэйна Крамера появился «Ягуар ХКЕ», у Майка Дэвиса — «Бьюик Ривьера», Фред Смит приобрел «Фастбэк Корвет ’66» на 327, а Роб Тайнер купил универсал, ха-ха-ха.

Мне достался самый крутой из всех — «’67 Корвет», с шестью задними фарами, 427, 390 лошадок, пурпурный жесткий верх. Это был просто зверь. Мы говорим о четырех сотнях лошадей. У меня за восемь месяцев пробили в правах 36 дырок. Три или четыре раза я терял права, и меня посадили за решетку за вождение с приостановленными правами.

Уэйн Крамер: Нас исключили из «Белых пантер» за контрреволюционные идеи, потому что мы вместе со своими родителями купили по спортивной машине. У меня был «Ягуар ХКЕ». Знаешь, это самое крутое, что дал мне рок-н-ролл. До сих пор вижу эту машину во сне. Ой, какая была милашка. Фред Смит купил подержанный «Корвет». Дэннис купил «Корвет Стингрей», 427-сильную машину. Майкл Дэвис купил «Ривьеру».

А Роб Тайнер купил многоместный универсал.

Мы вели себя отвратно. В скором времени Роб вышел из супермаркета с полными сумками, а машины уже не было. За нее не делали выплат, так что ее отобрали назад.

Дэннис Томпсон: Мы все выросли на дрэг-рейсинге. Но мощные тачки и пиво плохо сочетаются с неочищенным рисом и дзеном. Они друг с другом конфликтуют. И конфликт этот — не политический, а культурный.

Вовсе мы не забыли про Синклера, просто мы ничего не могли сделать.

Как и остатки чокнутых хиппи по всей стране, Джон Синклер всерьез верил, что революция может победить. Извини, но у Никсона хватало нацистских солдат, и ничего бы не получилось, ребятки.

Рон Эштон: В конце концов Five устали делиться со всеми. Они всегда узнавали, что у Stooges появился хороший хэш, приходили в Веселый Дом и говорили: «Можно у вас раскуриться и зависнуть? У нас дома полная фигня, сплошной коммунизм».

Дэнни Филдс: Когда Джона посадили, я потратил кучу времени на разъезды между Нью-Йорком и Анн-Арбором. Мы с Джоном Ландау вместе управляли МС5. По очереди нянчились с ними.

Джон Ландау сосватал и меня, и группу в «Атлантик Рекордз». Нола Векслер был президентом «Атлантик», и ему нравились молодые, умные, хиповые люди.

Так что мы с Лизой Робинсон и Ленни Каем отвисали у него дома и принимали кислоту.

Я помню свои кислотные приходы лучше, чем события того времени. Помню, как летел через вселенную, говорил с Богом — стоя на коленях, наблюдал, что произойдет в будущем. На одном приходе я решил, что у меня ай-кью 3000. При этом я спокойно мог представить существование с ай-кью в 300000…

Мне не хотелось бы отъехать дальше ЛСД.

Глава 8

Веселый дом[23]

Скотт Эштон: После первого альбома на нас не навалилась популярность и признание, и продажи шли не ахти как, но с нами подписали контракт на три альбома, и «Электра» решила, что мы будем делать второй альбом на их лос-анджелесской студии, так что мы писались там.

В «Fun House», нашем втором альбоме, мы попытались воспроизвести тот звук, который был у нас до первого альбома. Больше свободы форм, много импровизации, плюс мы пригласили Стива Маккея сыграть на саксофоне. Получилось живое выступление на студии.

Мир и любовь занимали там немного места. Мы как-то не собирались обеспечивать кому-то мир в душе. Нас больше интересовало, что происходит вокруг, насколько тоскливо все это дерьмо, и как тебя перерабатывают.

«Dirt»[24] — замечательный пример нашего поведения. Ну, представь: «Поебать на все говно, мы отбросы, нам все похуй».

Игги Поп: В апреле или мае 1970 года, когда мы вернулись в Детройт с записи альбома в Калифорнии, все изменилось. Из-за безработицы многие уезжали из города. Атмосфера здорово изменилась, и мы начали съезжать на тяжелые наркотики.

Кэти Эштон: Однажды вечером, когда я зашла в дом, там сидел совершенно незнакомый парень. Он, так сказать, просто ворвался в Веселый Дом и тусовался там в ожидании Stooges. Я решила, что это один из фанатов — он знал кучу всего о группе, очевидно, знал, где они живут, и вбил себе в голову, что они его возьмут к себе.

Оглядываясь назад, скажу, что Джеймс Уильямсон обрушился на нашу голову, как облако тьмы.

Рон Эштон: Мы встретились с Джеймсом Уильямсоном, когда играли в одной группе на концерте в институте. Его отец был бывшим военным, полковником. Ему очень хотелось вырвать Джеймса из рок-н-ролльной жизни, так что он послал сына в Нью-Йорк в школу для трудных подростков. Полковник ненавидел длинные волосы, так что нас не пускали в его дом. Но мы могли постоять на крыльце.

В следующий раз мы встретились с Джеймсом в отеле «Челси», когда писали наш первый альбом. Мы потусовались вместе несколько дней, а потом он исчез.

Когда Дэйва Александера уволили из группы, нашим басистом стал Билл Читэм, наш дорожный менеджер, который вообще не умел играть. Я показал ему пару примитивных аккордов. Он сыграл шесть концертов, а потом взмолился: «Можно я опять стану просто дорожным менеджером?»

Тогда мы начали прослушивать людей, и каким-то образом на прослушивании появился Джеймс Уильямсон. Я играл мощную, энергичную музыку, а он был куда более мелодичен, он продвинулся дальше моей манеры игры в стиле Stooge.[25] Получилось здорово — кто-то, кого я и так знаю, и кто умеет хорошо играть на гитаре.

Когда я сказал, что мы берем его в группу, первым делом он продал свой усилок за семьсот пятьдесят долларов. Он сказал, что поделится деньгами со всеми, чтобы у нас было на что есть. И когда он раздал каждому его долю, я подумал: «Отлично, у меня появилось немножко денег».

Потом ко мне приперся Игги и заявил: «Все сдают мне деньги на покупку героина и у меня есть кое-что сверх того на продажу, так что я верну тебе в два раза больше денег, если ты отдашь их мне сейчас».

Я ответил: «Не пойдет».

Но он продолжал клянчить и так меня достал, что я сказал: «Забери эти ебаные деньги, только отстань от меня!»

Скотт Эштон: Мы дружили с одним парнем, работавшим с МС5, и как-то пошли с ним на бесплатный концерт, где играли Parliament и Funkadelic. Мы тусовались за кулисами и спросили одного из членов группы, не хочет ли он покурить с нами хэша.

Мы забрались в кабину грузовика с оборудованием Parliament, и этот парень достал пакетики с белым порошком.

Я спросил: «Это кокс?»

Он ответил: «Неа, это герыч».

На моем счету тогда было немало дорожек кокса, но про герыч я ничего не знал.

Он спросил: «Хочешь попробовать?»

«Естественно».

Следующее, что я помню: я стою среди деревьев под проливным дождем. Я пытался отлить, ничего не получалось, но ощущения были классные.

Джон Адамс был чист, как стеклышко — он был строгим вегетарианцем, не пил, не курил и не употреблял наркотики. Но для нас он был и оставался старшим парнем с плохим прошлым. Когда-то он был джанки. Вел он себя, как бандит, и ему уже было двадцать семь, так что он казался нам старым.

Я вернулся домой, послушал истории про прошлое Джона Адамса, потом пошел к нему и рассказал, что со мной случилось. Похоже, я разбудил в нем червячка, которого надо было срочно заморить, типа того, потому что он заволновался и решил сходить и тоже принять. И Брат Иг тоже решил сходить принять.

Так все и началось.

Рон Эштон: Джон Адамс, наш дорожный менеджер, был бывшим джанки, он опять развязал и одновременно втянул Скотти и Игги.

Однажды я остался в Веселом Доме вместе с Джоном, и он позвал меня: «Спустись-ка на минутку!»

Я спустился в его комнату в подвале. На столе лежала кучка белого порошка размером с кулак ребенка.

Я спросил: «Класс, это кокс?»

Он склонил лицо прямо к куче, я тоже наклонился и стал смотреть на нее. Мы оба втыкали на нее, и он сказал: «Ни разу».

Я сказал: «Это героин?»

Он сказал: «Да».

Я начал: «О нет, чувак, ты же не можешь!»

Я здорово разозлился, но Джону было все равно, потому что другие ребята пошли у него на поводу, и в тот вечер они впервые нюхали героин. Я отказался. Я не подсел на это дело.

Они начали понемножку, сначала просто занюхнули, а в конце концов «Коллега», как мы называли Джона Адамса, познакомил их с ширянием. Все делалось в тайне, за моей спиной, потому что я их не одобрял. В результате я оказался изгоем.

Кэти Эштон: Первый раз, когда героин коснулся лично меня — это когда Игги позвонил мне из стремного отеля в Ромулусе, веселом квартале Детройта, и попросил принести травы. Он собирался поменять ее на героин. Игги дал мне адрес, но только когда я добралась на место, я поняла, что иду в очень стремное место.