Денарий кесаря - Санин Евгений

            Григорий Иванович помолчал, задумавшись о чем-то своем, потом вспомнил о Стасе и спросил:

            - Обратно-то когда думаешь ехать?

            - Не знаю… - пожал плечами Стас и просительно взглянул на соседа: - А вы мне с билетом поможете?

            - Конечно же, помогу!

            Григорий Иванович вновь помолчал и заговорил об отце Тихоне, о паломниках, а потом – о церковных делах. Внешне он совсем не изменился, разве что сильно похудел. Стас смотрел на него и начинал понимать, что он, действительно, живет теперь совсем другим. Все его мысли были о храме. То нужно, этого не хватает, того не забыть приобрести… Собственный дом заброшен… Помидоры и огурцы покупные – своим огородом заняться некогда…

            Перед уходом он поставил на стол банки с маринованными огурцами, помидорами и кулек с сухофруктами.

            - Так что извини – все из магазина, не свойское! Компот-то себе сам сваришь?

            - Не знаю! Не пробовал… - беспомощно развел руками Стас.

            Григорий Иванович только и вздохнул на это:

            - Да, избаловали, как я гляжу, тебя родители! Надо будет сказать им, чтобы были с тобой построже.

            - Ну вот, - расстроился Стас. – А говорили, не позвоните!

            - Конечно, не позвоню, – кивнул Григорий Иванович. – Во-первых, я же ведь обещал. А, во-вторых, - снова хитро прищурился он, - даже если бы и захотел, не смогу: у меня ведь нет номера их телефона. Это я им при встрече скажу, если они сюда снова приедут. Очень хотелось бы повидаться. Хорошие они у тебя. Поверь, тебе очень повезло на них. Я тут в райцентре приют для трудных подростков курирую и на таких, с позволения сказать, «родителей» насмотрелся… А у тебя отец – кандидат наук…

            - Доктор… Уже профессор. Говорят, академиком скоро будет! – не без гордости уточнил Стас.

            - Вот видишь! И мама в тебе души не чает! Ну, ладно! Оставайся и подумай-ка о смысле жизни еще раз. С учетом того, о чем мы только что говорили. А компот тебе и Лена сварит!

            «…Долгожданный звук трубы заставил кричащих на площади людей умолкнуть на полуслове и разом податься вперед.

            Ворота медленно открылись. Взорам предстал широкий, темный проем. В нем, словно зубы акульей пасти, блестя доспехами и остриями копий, стояла центурия кесарийского гарнизона. Посередине ее, на гладком языке мрамора – четверо бунтовщиков.

            Крестов было только три.

            Глаза людей устремились на трибуна.

            Тот надменным – поверх голов – взглядом обвел площадь и, взвешивая слова, точно меняла то золотые, то медные монеты, объявил:

            - Согласно римскому обычаю, в честь вашего праздника, прокуратор милостиво дарует прощение и отпускает на свободу Иисуса… - он заглянул в услужливо поднесенный скрибой лист папируса, - вар-Авву!

            Глашатаи принялись переводить сообщение на арамейский, но толпа уже поняла, в чем дело, и подняла торжествующий рев.

            Опытный Лонгин, свесившись с коня, дал команду воинам быть начеку. Он знал, что из четырех осужденных на казнь двое носят распространенное в Палестине имя Иисус: один – мятежник, подстрекавший народ выступить против Рима и считавшийся здесь героем, вроде римского Сцеволы, и другой – поразивший его лекарь, как многие говорили – пророк. Некоторые называли его даже «Богом», о чем он не рискнул доложить трибуну.

            Услыхав свое имя, мятежник зажмурился, веря и не веря сказанному, с трудом дождался, пока тюремный кузнец собьет с него оковы, и, протягивая изуродованные пытками руки, бросился к толпе, которая тут же поглотила его.

            Легионеры, возложив кресты на спины оставшимся бунтовщикам, снова сомкнули строй.

            В этот момент на балконе дворца появился римлянин в белой тоге с красными всадническими полосками. Это был сам прокуратор Иудеи - Понтий Пилат. Его глаза оглядели площадь, не упуская, казалось, ничего.

            Толпа вновь зашумела, заволновалась, узнав ненавистного прокуратора. Трибун поискал глазами Лонгина и увидел, что тот сам поднимается к нему по ступеням, ведя за собой иудея в голубом священническом виссоне.

            - У него к тебе важное дело! – доложил он.

            - Что может быть важнее решения прокуратора, объявленного им? – нахмурился трибун. – Чего тебе нужно, жрец?

            - Ты велел вести преступников по главной улице, через весь город? – с подчеркнутой вежливостью уточнил иудей, отводя взор от богини на груди язычника.

            - Да, чтобы всем неповадно было!

            - Прошу тебя, вели гнать их кратчайшим путем и как можно быстрее!

            - Странная просьба! – вслух удивился трибун и с подозрением покосился на иудея: - Зачем это тебе?

            - Мне? Нам!

            Священник обвел рукой площадь и с горячностью зашептал:

            - Здесь собрались истинные друзья римского цезаря! Но если о приговоре узнают те, кто называет царем этого… - его тонкий, холеный палец указал на согнувшегося под тяжестью креста Иисуса. – То ни твое оружие, ни мой сан не спасут нас! Чтобы не дать совершиться непоправимому, синедрион заседал всю ночь, утро, принял все меры безопасности! – Иудей пробежал глазами по табличке, которую, ухмыляясь, обмотал вокруг горла Иисуса скриба, и ахнул: - Что это «Царь Иудейский»? Позволь сделать в этой надписи одно уточнение!.. Пусть напишут, что это Он сказал, что Он – царь иудейский!

            - Лонгин, веди центурию кратчайшим путем! – скомандовал трибун. – А что касается титулума, жрец… - Он со значением показал глазами на опустевший балкон. – Его заполнял лично прокуратор, с ним и разговаривай!

            Снова запела труба. Раздались подстегивающие окрики конвоиров. На площади хорошо было видно, как приподнялись, заколыхались кресты.

            Самих приговоренных не было видно. Их закрывали рослые легионеры первой шеренги. Они шли, не торопясь, звеня доспехами – подлаживались под нетвердые шаги несущих кресты.

            Жители Иерусалима и приплывшие, приехавшие, пришедшие со всех концов Ойкумены на праздник паломники – иудеи, финикияне, эллины – вставали на цыпочки, некоторые даже подпрыгивали. Но видели лишь красные плащи и шестигранные щиты, украшенные связками молний...»

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  Прозрение

Глава первая

  Крушение надежд

1

- Ник?! И, правда, ты! – ахнул Стас.

            В картины и голоса древней Иудеи ворвался и загулял по комнате один из самых привычных звуков начала 21-го века – сигнал мобильного телефона. Стас радостно подскочил на кровати, услышав мелодию, которая так понравилась Лене. Что Ленка – ему самому она еще никогда не была так приятна!

            - Ну наконец-то!

            Стас бросился к телефону, схватил, взглянул на цветной экранчик – и лицо его разочарованно вытянулось:

            - Ничего не понимаю…

            Это были не родители.

            Да и сам номер оказался незнакомым. Мало того, что не московским, так еще и международным. Судя по нему, очень даже международным! Звонили не меньше, чем из Англии или Америки…

            "Неужели у Ленки есть подруги в дальнем зарубежье, и они тоже решили ее поздравить? – мелькнуло в голове Стаса, и он мстительно ухмыльнулся: - Ну сейчас я им такой юный Новый год покажу - до Старого в себя приходить будут!"

            Стас нажал на кнопку принятия вызова и удивился еще больше. Вместо девического голоса он вдруг услышал юношеский басок с небольшим акцентом:

            - Алло-у! Стас?

            - Да… - растерялся Стас. - Кто это?

            - А ты угадай!

            - Что я бюро прогноза погоды? – буркнул Стас, но в трубке не унимались:

            - И все-таки попробуй с трех раз: кто я и где? Спорим, что не сумеешь? На один рубль!

            - Это я не сумею?

            Стас сдвинул брови, прикидывая, кому бы мог принадлежать этот голос. Что-то было в нем знакомое, совсем из недалекого детства, причем, он слышал его именно здесь, в Покровке… Но мешал этот басок и акцент…

            - Ну что-у, сдаешься?

            - Я?!

            Стас быстро просчитал в уме все возможные ситуации и, почти не думая, выпалил:

            - Это ты, что ли, Ник?

            - Да… - растерянно пробормотали в трубке. Но тут же опять оживились: – А – где?

            - В Америке? Нет… В Англии? Погоди, сейчас скажу точно!