Стрелы Перуна - Пономарев Станислав Александрович

Глава седьмая

Трон Кендар-кагана

В этот полуденный час карнаи[64] голосили дольше обычного и чаще срывались на хриплые тона: наверное, от сырой погоды. Дождя не было, но воздух ощутимо насытился весенней влагой. В Итиль-келе остро пахло свежей водой, рыбой, навозом и размякшей глиной. Так терпко и сладко глина пахнет только весной, когда еще нет травы и почва наполовину промерзшая.

Зимой зрелищ у кочевников мало. Пастухи о стадах думают, чтобы волки овец не задрали, джута[65] боятся табунщики, который валит животных быстрее и вернее любых волков, страшатся ханов, ибо они безжалостнее и волков, и джута, вместе взятых...

В Итиль-келе разбросаны тысячи глинобитных юрт — зимних жилищ хазар разного сословия. У ханов юрты просторные, изнутри коврами устелены; у бедноты — убогие тесные мазанки, готовые рухнуть от хорошего порыва ветра. Ханы живут на западном берегу реки Итиля вместе с каганами, беднота — на восточном, рядом с базарами и тревогой, ибо с этой стороны столица Хазарии постоянно подвергается набегам враждебных тюрков-огузов.

Некоторые, самые богатые ханы-эльтеберы в шатрах живут. Шатры китайским или согдийским шелком покрыты, а вокруг — частокол и неусыпная стража, чтобы голодные соплеменники не лезли в гости к дастархану богатого.

Здесь же, на западном берегу, послы из других стран поселились и тарпаны — кагановы военачальники. Великий Шад-Хазар Наран-Итиль на острове посредине реки расположился. Вон его дворец с высокими белыми стенами, на которых днем и ночью воины бодрствуют. К дворцу Великого с обоих берегов мосты проложены. С западного — каменный, прочный; с восточного — деревянный, наплывной: его можно мгновенно разрушить или сжечь...

Справедливость в Итиль-келе стерегут девять судей: трое — для иудеев, трое — для мусульман, двое судят людей христианской веры и только один показывает волю Тенгри-хана язычникам. Язычников в Хазарии в три раза больше, чем всех остальных людей. Но... какие же это люди — кара-будуны? Так, навоз под ногами детей Моисея, Мухаммеда и Иисуса Христа! Но великий каган Шад-Хазар Наран-Итиль справедлив и законами всех наделил. Девять главных судий рассылают своих подчиненных по всем землям и городам огромного каганата в той же пропорции: три, три, два, один.

Все судьи по воле Великого подчинены кендар-кагану. Если Шад-Хазар Наран-Итиль — носитель и опора учения Моисея, то кендар-каган защищает сразу все веры, витающие в воображении кочевников. Иначе ему нельзя быть покровителем справедливости — народ перестанет ему верить.

Должность кендар-кагана выборная. Нынешний завоевал ее в словесном споре со многими соперниками. А среди них были мудрейшие из мудрых. Соискатели слыли знатоками обычаев и законов всех народов и племен многоликого Хазарского каганата. Азиз-хан победил всех.

Тогда на базарной площади, при огромном скоплении народа, девять судей пронесли нового кендар-кагана на руках до золотого трона. Трон этот от других отличался некоторым своеобразием. Он походил на обыкновенный квадратный столб высотой в пять локтей, спинки и подлокотников не было. Трон был так узок, что, задумавшись или заснув от скуки, с него запросто можно было свалиться и напороться на мечи, врытые перед троном остриями вверх: по три с каждой стороны. Иноземцы дивились невиданному седалищу, изумленно цокали языками. Но справедливость тем и могуча, что ставит избранников в такие условия, когда, судя других, он бы сам не дремал и постоянно помнил о бренности всего земного!

Говорят, прежний кендар-каган трижды падал с трона и жив оставался: прыгал хорошо — успевал ногой оттолкнуться. Однако это не превратилось в пагубную для народа привычку. В четвертый раз нога соскользнула, и верховный судья вмиг стал похож на муху, наколотую на острие булавки. Народ смеялся. Над неудачниками всегда смеются, и громче всех над теми, кто выше всех сидел и от которого судьба каждого так или иначе зависела...

При посвящении Азизу надели на шею, как тяжкое бремя, пудовую золотую цепь, заняли руки золотой короной и жезлом: это для того, чтобы без излишней волокиты дело исполнял и не куражился над людьми (не больно-то долго усидишь на узком троне, когда на тебе понавешано более полутора пудов, пусть даже золота и самоцветов). Девять судей образовали перед троном Высшей Справедливости живую лестницу из своих тел. Народ с любопытством наблюдал, как его избранник вознесет на трон знаки всеобщего доверия. И тут Азиз-хан доказал, что, кроме мудрости, он обладает крепким телом и отлично развитым чувством равновесия...

Летко Волчий Хвост, увидев церемонию высокого хазарского суда, изумился беззаботности базарных стражников, столь бессовестно обворовывающих своего владыку. Но искушенный в интригах русский посол сообразил, что мудрость «богу — богово, а лисе — куропатка!» родилась на хазарском базаре, а потом уж в несколько измененном виде разошлась по всему свету...

Сегодня по особому реву карнаев народ сообразил, что предстоит суд с участием самого кендар-кагана, и густо повалил на главную базарную площадь. Лавки мгновенно закрылись. Все знали: предстоит зрелище, лицезреть которое можно только раз или два в жизни, если ты не живешь постоянно в Итиль-келе. Кендар-каган Азиз по пустякам простому народу не показывался. Мудрость, которую верховный судья изрекал с высоты золотого трона, новым ослепительным лучом божественного света озаряла самого великого царя, ибо только от его имени все великое и чудесное свершалось на Хазарской земле.

Понятно, что прибегать к суду мудрейшего никто не стал бы по пустому делу: например, спорить о пропаже козы или бурдюка с вином...

В обычные дни золотой столп пустым стоял в глубине огромного шатра, изукрашенного магическими надписями и знаками иудеев, мусульман, христиан и огнепоклонников. Перед входом за длинным столом ежедневно восседали те самые девять судей. К ним мог подойти любой человек и разрешить любое дело, даже о пропаже козы. Уличенный в неправде тут же и наказывался: одного в неволю продадут для оплаты судебных издержек; другого, разложив на колоде, так отпотчуют бичами, что несчастный потом почесывается всю жизнь до гроба; третьему равнодушный палач-катила привычно ссекает голову.

Сказать, что перед судьями в драку толпились страждущие справедливости, — значит отвернуться от истины. Но толпа у шатра собиралась все-таки, и немалая. Однако эти люди жаждали не справедливости, а зрелища: за определенную мзду их впускали в шатер, и они жадно разглядывали седалище для кендар-кагана и пальцами пробовали остроту клинков...

Летко Волчий Хвост вместе с Киршей и Ставром тоже приходил сюда. Руссы дивились, а Кирша даже сказал:

— Не хотел бы яз быть на месте того хакана. Опаско все ж. Н-да-а!

— А яз бы согласился, — ответил беспечный великан Ставр. — Небось немало злата отваливают энтому кендырю?

— Попросись, мож возьмут, — пошутил Летко. — Ты у нас парень рисковый... Вот ежели бы только ума малость...

Ставр очень обиделся на своего начальника за эти слова: не разговаривал с ним и сторонился три дня...

Карнаи продолжали хрипло реветь, смущая народ. Кольцо чернобородых свирепых тургудов копьями сдерживало натиск любопытных. Судей и стола около входа в шатер сегодня не было.

Жрецы Тенгри-хана развели круг дымных костров из благовонного сандалового дерева.

— Сейчас шатер распадется, — заявил знаток из толпы: он уже десять раз за свои шестьдесят лет видел чудо судебной церемонии с участием четырех кендар-каганов. Сегодня ему предстояло увидеть пятого.

— Когда же Справедливейший приедет? — спрашивали знатока несведующие.

— Зачем приедет? Он не приедет, его боги принесут!

— О-о! Велик аллах!

— Он сын адоная!

— Тенгри-хан любит Мудрейшего!

— Спаси и вразуми его, Христос!

— Все боги Хазарии берегут нашего кендар-кагана Азиза и через него говорят устами величайшей справедливости!